Диалоги - Диас Назихович Валеев

в нашей концепции слабости? Не в отношении к родине, а в смысле организации… Хотя срок жизни любой подпольной группы короток. Каждый день тысячи и тысячи людей гибнут, уносимые шквалом. Прости меня, мой брат, убитый в Пиотрокуве. Тебя убили, возможно, потому, что я не поверил в тебя… Мы встретимся с тобой завтра. И поверим друг в друга. И протянем друг другу руки. Что сильнее? Слово или стена? Пробьют ли эту стену мои стихи?.. До завтра еще много времени. Достаточно, чтобы подготовиться. Сейчас, на краю жизни, я скорее склонен смотреть на себя как на лист, оторвавшийся от ветки. Он падает с дерева на землю, чтобы удобрить почву. Утешительна мысль, что качество почвы зависит от качества листьев.

Высвечивается  т р е т и й  ч е л о в е к.

Б а т т а л. Надо думать, что на этот раз дело серьезно. Унтер предложил папироску. Маленький штришок — папироса смертника. Он роздал папиросы и другим одиннадцати приговоренным. Обычно он относится к нам совсем иначе. Поэтому можно полагать, что список, который он держал в руке, говорит о многом. Что ж, пусть так. Самое время выкурить последнюю папиросу. И вспомнить все, что было.

С. Последняя папироса… Как особо важных преступников, их судил имперский военный суд. В ту последнюю перед казнью ночь поэт читал «Фауста» Гёте. История потом донесет слова одного священника, бывшего свидетелем их последней минуты: «Они умерли с улыбкой». С улыбкой, говорю я с недоумением самому себе.

Хохот и смех заглушают слова С. Смех ребенка и хохот взрослого. Маленький человечек — то сын Палача, П а л а ч о н о к — пухлый, розовый, забавляется с игрушечной гильотиной. В руках у него мышь.

П а л а ч. Вот так. Молодец. Еще.

П а л а ч о н о к. А марку?

П а л а ч. Марки я дам тебе потом. Сразу за всех.

П а л а ч о н о к. Тебе платят по тридцать марок, а ты мне даешь только по одной.

П а л а ч. Я отрезаю головы людям, а ты еще пока мышам.

П а л а ч о н о к. Я тоже хочу отрезать людские головы!

П а л а ч. Все придет, сынок. Наше дело божье. Все будет.

П а л а ч о н о к. А завтра мы кого будем казнить? Сегодня двенадцать человек казнили, а завтра?

П а л а ч. Не все ли равно. Шеи, сынок, у всех одинаковы. У всех.

П а л а ч о н о к. Почему ты морщишься? Проглотил что-нибудь?

П а л а ч (подергиваясь в нервном тике, безумно). Они мне все улыбались! Улыбались! (Безумный хохот.)

В стороне, на отшибе — л ю д и, п р о д а в ш и е  с о в е с т ь.

Я м а л у т д и н о в. Жить. Я хочу жить! Я никому не делал ничего… Я делал только то, что меня заставляли делать.

С. Ты не будешь жить. Тебя найдут все равно, хотя ты и перекрасишься десятки раз.

Х и с а м о в. Да, это он предал всех! Он! На мою долю выпало горькое счастье работать в подполье с такими людьми, как Джалиль, Баттал, и он, именно он выдал всех нас. Он!

С. Он был не один, к сожалению. Были и такие, кто, предав, потом десятилетия примазывался к чужой посмертной славе, выдавал себя за подпольщика, ходил в героях, писал воспоминания-фальшивки!

Х и с а м о в. Это ложь! Я прошел проверку.

С. У меня свое следствие… (Увидев бредущую женщину.) Свое следствие в этом мире.

В е ч н а я  ж е н щ и н а, мать всего человечества, бредет по земле. Кого она ищет уже целую вечность? Кого зовет?

В е ч н а я Д и л ь б а р.

Дильбар поет — она рубашку шьет, Серебряной иглой рубашку шьет. Куда там песня? — ветер не дойдет Туда, где милый ту рубашку ждет. Атласом оторочен воротник, И позумент на рукавах, как жар…

(Оборвав себя.) Столько дорог… Тысячи километров, тысячи тысяч… Где же ты? Куда ты ушел?

С. Спроси у этих!

Но людей, продавших совесть, уже нет.

С л е п е ц (с шапкой на коленях).

Пусть я лежу в крови, в пыли, Пусть я дышу едва. Но сила матери-земли В душе моей жива. Прошел сквозь гром, сквозь едкий дым, Сквозь чуждые края. Из этой тьмы вернет живым Меня любовь твоя!

В е ч н а я Д и л ь б а р. Кто это? Ты? Это твоя песня! Ты жив?!

С л е п е ц. Ты меня путаешь с кем-то, мать.

В е ч н а я Д и л ь б а р. А где тот, кто написал слова твоей песни?

С л е п е ц. Ее поют все. Лучше подай хлеба, и я спою тебе еще.

В е ч н а я Д и л ь б а р. У меня нет хлеба. Вот возьми рубашку. В ней ты будешь бессмертным.

С л е п е ц. Спасибо, мать. Видать, и тебя тронула война. (Поет.)

Прошел сквозь гром, сквозь едкий дым, Сквозь чуждые края…

В е ч н а я Д и л ь б а р. Ты жив, я знаю. Знаю, милый… Но как мне найти тебя? (Оглядывается.) Поля, в которых ничего не растет… (Поднимает чей-то череп.) Может, это ты? Дильбар тебя ищет. Дильбар сшила тебе волшебную рубашку.

Р а н е н ы й (рука на перевязи, костыли).