За Русское Дело на сербских фронтах - Борис Юрьевич Земцов

решительность, не говоря уже о навыках единоборств и элементарной физической силе, так и останутся нереализованными. Никогда не реализованными. Навсегда не реализованными.

Между прочим, артиллерия – далеко не единственное и не самое масштабное средство ведения современной войны. Возможности уничтожения людей на расстоянии в громадных количествах совершенствуются с каждым годом. Соответственно, места для фехтования, штыкового боя и прочих проявлений молодецкой удали остается всё меньше, точнее, совсем почти, не остается.

Захочется человеку «погеройствовать» – «рванет» он на ближайшую войну, попадет почти на передовую и будет ждать, концентрируясь, терзаясь и мучаясь, «своего боя», когда он раскроется и проявится. А вместо боя… прилетит снаряд, упадет бомба, шлепнется мина. И всё…

Пакостные мысли. Надо бы их гнать подальше. Или вспоминать в утешение, что для добровольца главное концентрированное выражение мужества – это сам факт принятия решения «ехать на войну». Слабое, впрочем, утешение.

* * *

Первым, кто встретил нас на лесной базе, был Андрей-Малыш. Он уже всё знал. И про внезапное наступление мусульман. И про гибель ребят. Последнее известие потрясло его. С Володей Сафоновым и Дмитрием Поповым Малыш был очень близок. Вместе в Питере они искали «югославский» канал, вместе ехали, вместе ели, спали, мерили километры горных боснийских троп. В том рубленом бункере, где смерть настигла Дмитрия и Володю, и Малыш должен был быть, и только чудом не оказался. Накануне, буквально за несколько часов до выезда на вахту на положай, у него окончательно развалились (вот оно, качество снабжения обмундированием русских добровольцев) ботинки. Попытки обратиться к Славко-каптёру результата не дали. Как обычно, тот таращил глаза и разводил руками: «Нема», «сутра».

Просить у кого-то ботинки напрокат было бесполезно. У Андрея, несмотря на юношеские восемнадцать лет, сорок пятый размер ноги. Таких ног в отряде всего несколько.

– Чего уж там, оставайся, – посоветовали ему. Он и остался. Остался… в живых.

Теперешнему его состоянию не позавидовать. Малыш чувствует за собой вину за гибель Володьки и Димы.

– Если бы я был с ними, всё бы было по-другому, лучше бы меня, чем их, – бессвязно повторяет он и размазывает слезы по щекам, к которым бритва ещё ни разу всерьёз не прикасалась.

Мы, как могли, утешали Андрея. Он ни в чём не виноват. Просто Ангел-Хранитель простер накануне над ним свои крылья. Судьба…

* * *

Сербы пересказали нам содержание новостей, переданных по сараевскому (мусульманскому) телевидению. Оказывается, среди тех, кто наступал на нас 12 апреля, был один наш соотечественник – с какой-то очень типично русской (не запомнили, к сожалению) фамилией. Какими ветрами и на каких условиях занесло его в армию мусульманской Боснии – нам неведомо. Русский стрелял в русских! За тысячи километров от границ Отечества. Сараевские политики моментально уловили всю политическую значимость подобного факта. Русского, наступающего на высоту Заглавок в составе мусульманского отряда, моментально (едва ли не в тот же день) показали по телевидению! И не просто так. А в момент вручения ему какой-то награды боснийским командиром. Что ж, дураки и сволочь – главные орудия политиков. Но не дай Бог этому пареньку попасть в наши руки.

В той же передаче крупным планом были показаны тела Володи Сафонова и Димы Попова. При них обнаружены документы, записные книжки, и что-то ещё, что с головой выдает в них русских. Разумеется, официальное Сараево брызжет по этому поводу слюной. И пытается извлечь политический навар из сопоставления фактов присутствия русских по обе стороны фронта. Нам по большому счёту на всё это плевать. Беспокоит только одно – тела наших оказались в руках врагов, на вражеской территории. Видит Бог, нашей вины в этом нет.

* * *

Опять потянуло на сравнение войны подлинной, в которой мы нынче бултыхаемся, с войной заочной, которую мы представляли по фильмам и книгам. Кажется, хорошо было поставлено военно-патриотическое воспитание в советское время, когда формировались наши характеры, наши ценности. Кажется, столько правильных книг о войне прочитано, столько честных фильмов про войну просмотрено. И всё равно война та, – «книжно-киношная», и война эта, – реальная, частью которой ты сейчас сам являешься – не просто «две большие разницы», а два космоса, две взаимоисключающие системы. В сё-таки была, видно, изрядная червоточинка в казавшейся когда-то фундаментальной и незыблемой системе советского военно-патриотического воспитания; видно, далеко оно было от совершенства, если эти две войны так не похожи, если столько нового и неожиданного открываем мы для себя каждый день. Возможно, здесь-то и спрятана одна, пусть не главная, из причин крушения исполина, который назывался Советским Союзом.

* * *

Описывая своё состояние во время боя на Заглавке, я с удивлением отметил, что страха не было. Не врал, не преувеличивал. Страха действительно не было. Тогда не было. Страх пришел позднее. Липкий, парализующий, гадкий.

А ещё навалилось какое-то оцепенение, когда не хотелось ничего делать, ни о чём думать, когда казалось, будто из сознания напрочь исключены такие потребности, как «есть» и «спать». Не выходила из головы одна-единственная картинка: Костя Богословский в новеньком, перетянутом ремнями кителе, и громадное пятно, точнее, ошметок успевшей затвердеть и потемнеть крови на этом кителе. И такая же новенькая каска, чуть сдвинутая на лоб, прикрывающая жуткую, открывающую мозг рану от осколка.

Кто высчитывал формулу, определявшую траекторию полета этого осколка? Мог ли предполагать горняк, добывавший руду, что в итоге именно из неё будет изготовлен металл, фрагмент которого принесет смерть юному русскому добровольцу в далеких боснийских горах? Эти вопросы дыбились и барахтались в сознании, но они жили своей беспокойной жизнью где-то на заднем плане, по сути, на задворках этого сознания. На первом плане прыгал, отбивая строгую дробь, комментарий-утверждение: вот это мог бы быть и ты, вот это мог бы быть и ты, вот это мог бы быть и ты…

Говорю сам себе, как говорил казаку Кишечнику, что был моим соседом в комионе, когда возвращались после боя на Заглавке: «Соберись!»

Действительно, надо собраться. И беспокоящую картинку из сознания отодвинуть и тревожный этот комментарий заглушить. Что впереди, никто не знает, и никто не даст гарантии, что сценарий 12 апреля не повторится завтра, послезавтра, через неделю… Ко всему надо быть готовым…

Хотя легко сказать: «отодвинуть», «заглушить», «надо быть готовым».

* * *

Опять на тему страха. Могу ещё раз свидетельствовать со всей ответственностью: во время боя никто не струсил, никто не испугался.

Впрочем…

Чтобы кто-то тогда испугался – такого даже представить невозможно. Как это испугаться? Бежать с позиции? Это даже технически невозможно. Побежишь вперед – попадешь под