За Русское Дело на сербских фронтах - Борис Юрьевич Земцов

Знал ли Владимир, ползая по горным склонам на учебном полигоне, где пригодятся ему эти навыки?

* * *

Показательно, что Сашку К. мусульманская пуля достала сзади. В тот момент, когда он двигался в сторону своего места за каменным бруствером. Выходило, стреляли уже с тыла. Значит, на тот момент мы были окружены, или почти окружены. Тем не менее все последующие атаки неприятеля мы отбили, и с достоинством, только по приказу сербских командиров (могли бы и на контратаку подняться), отошли. Вывод несложный: или наступавшим что-то помешало реализовать до конца свои планы, или мы расстроили эти планы своим остервенелым сопротивлением. И, конечно, не обошлось здесь без Божьего Промысла, без Ангела-Хранителя, без участия Высшей Справедливости.

* * *

Очень по-разному вели себя наши парни в бою. Кто-то материл наступающих, демонстрируя знание всех тонкостей бранного искусства. Кто-то непрестанно курил. Кто-то насвистывал. Слева от меня лежали двое моих земляков – уроженцев земли тульской – Максим М. и Андрей X. Молодые, симпатичные, недавно отслужившие армию ребята. Они воюют без суеты, с достоинством, деловито, как будто занимались этим всю свою жизнь. При этом умудряются незло подтрунивать над соседями и над самими собой. За время боя я несколько раз слышал их заразительный смех. Такими земляками можно гордиться. За свой левый фланг в том бою я был абсолютно спокоен.

Всех удивил Сашка Ф. – склонный к полноте, флегматичный орловский парень. Первую половину боя он исправно поливал огнем причитавшийся ему сектор обстрела. Ближе к десяти внимание мусульман переключилось с правого нашего фланга, где как раз находился Сашка, на фланг левый. Сашкину позицию перестали обстреливать. Этой паузой он распорядился весьма своеобразно. Пристроил под голову подсумок с автоматными рожками и… заснул. Заснул в то время, как в считанных метрах слева от него вовсю трещали автоматы. Орловский двадцатипятилетний парень мерно похрапывал на камнях в боснийских горах в разгар боя! Хватит ли фантазии, представить на месте орловского Сашки «доблестного» янки, математически-умного немца, засушенно-вышколенного англичанина?

Меня же к середине боя разобрал жуткий аппетит. Пришлось ползком пробраться в палатку, соорудить нечто вроде бутерброда из пайкового копченого сала и хлеба. Подняв, между делом, голову, увидел: стены палатки зияют доброй дюжиной дыр – отметин мусульманских пуль19.

* * *

Моим самым близким соседом «по брустверу» в том бою был Серега-Пожарник. Сначала он, вжавшись в мшистые камни, молча обстреливал, ориентируясь на вспышки выстрелов и мелькающие силуэты, отведенный ему участок неприятельской стороны. Израсходовав пару рожков, оторвался от приклада, повернул ко мне удивленное лицо с по-детски округлившимися глазами. Тихо пояснил: «Ни хрена не вижу… Всё, что дальше мушки – плывет… Какие-то лохмотья серые…»

В этом признании не было страха, скорее какая-то удивленная виноватость, но и она моментально сменилась вполне конструктивным: «Давай, пока у меня эта ерунда не пройдет, я тебе рожки набивать буду…»

Предложение оказалось актуальным. Готовые, заряженные заранее, магазины к автомату у меня к тому времени уже заканчивались, а отвлекаться на их снаряжение значило оставить без внимания свой сектор обстрела. Понятно, теперь к своему «подшефному» участку мусульманской стороны пришлось прибавить ещё и территорию, которую до недавнего момента обстреливал Серега.

А ещё минут через пятнадцать мой сосед по брустверу поразил меня откровением, смысл которого я буду переваривать, похоже, ещё очень долго. Ни с того, ни с сего, оторвавшись от своего монотонного занятия, он выдал: «Ты знаешь, мне сейчас кажется, что у нас с тобой сегодня всё нормально будет, не ранит, не убьет… И, вообще, мы долго жить будем…»

«Правильные у тебя, Серега, ощущения…», – только и оставалось мне ободрить своего предельно откровенного соседа20.

* * *

После часа дня подошло подкрепление – все наши, кто находился в это время в казарме. Похоже, до последнего момента никто из них не представлял, что здесь творится. Наверное, с таким трудом переданный по рации сигнал был оценен то ли как шутка, то ли как следствие излишней драматизации ситуации. Введение в бой для них началось ещё на полпути, когда мусульмане обстреляли грузовик. У машины пробиты скаты, чудом остался невредим водитель-серб. Кабина прошита пулями в нескольких местах.

Вряд ли кто из приехавших готов был увидеть то, что открылось им на нашей позиции. Громадные ветки деревьев, срезанные осколками мин, масса воронок, изрешеченные пулями палатки, наконец, перенесенный за палатку, испачканный густой темной кровью бездыханный Костя Богословский.

Поразил питерский доброволец Сашка К., в гражданской профессии школьный учитель. Не обращая внимания на посвистывающие над головой пули, он снял каску (вторая после Кости Богословского каска в нашем отряде), опустился на колени, достал из-за пазухи тоненькую ветхую книжечку, начал читать молитву.

Обратил внимание, как изменились лица казаков. Раньше они несли на себе печать бравады, превосходства, надменного самодовольства. Теперь всё это как рукой снято. Я увидел хорошие русские лица. Чуть растерянные, немного удивленные…

* * *

Символично, что на протяжении всего времени боя за высоту Заглавок над этой высотой реял… российский имперский чёрно-желто-белый флаг.

Похоже, это полотнище уже застолбило своё место в вечности как будущий экспонат музея новейшей российской державной истории.

Стяг привез в Югославию Володька Бес. Тот самый одинцовский парень, успевший в свои двадцать с небольшим не только отслужить срочную службу, но и хлебнуть Приднестровья. Знаю, что этот флаг он купил на собственные деньги на одном из патриотических митингов в столице.

Чем руководствовался этот парень, когда брал его, отправляясь в Югославию? Вряд ли исходил он здесь из каких-либо стратегических и конспирологических расчетов. Тем более не мог представлять сценария событий, в которые предстоит окунуться. Скорее всего, подчинился какому-то внутреннему разумению, а, точнее, здоровому имперскому и национальному инстинкту, который присутствует в сознании каждого «правильного» русского человека, независимо от воспитания, происхождения и профессии. В обычное время этот инстинкт дремлет, а то и откровенно дрыхнет, и только в момент исторической актуальности, в «час икс» звучно заявляет о себе. Для Володьки Беса и его флага «час икс» грянул 12 апреля 1993 года на высоте Заглавок.

Между прочим, флаг этот он хранил не в своём рюкзаке, а во внутреннем кармане куртки, служившей ему доспехами всё время югославской «командировки», фактически на груди. С этим флагом ходил в разведку, стоял в караулах, ел и спал.

Во время всем нам памятного восьмидневного горного рейда Володька этот флаг потерял. Пропажи хватился ближе к вечеру. Не испугался, не поленился по следам один вернуться, отвергнув, кстати, наши предложения о помощи, к