ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - Фрэнсис Сондерс

Первым президентом Фонда Фарфилда, а также первым и наиболее важным человеком-вывеской от ЦРУ был Юлиус Флейшман (Юнки), миллионер, единственный наследник бизнеса по производству дрожжей и джина, проживавший в Индиан-Хилле поблизости от Цинциннати. Он помогал финансировать американский еженедельник «Нью-Йоркер» и вкладывал большие деньги в покровительство искусству: Флейшман был директором «Метрополитен-оперы», членом Королевского общества искусств в Лондоне, членом консультативного комитета Йельской драматической школы, директором Русского балета в Монте-Карло и Балетного фонда Нью-Йорка, а также спонсором многих изданий Бродвея. Майкл Джоссельсон называл его «американским меценатом мировой культуры». Состояние и желание покровительствовать в разных сферах искусства сделало его в глазах ЦРУ «добрым ангелом», который мог бы спонсировать Конгресс за свободу культуры. Впоследствии Брейден называл Юнки «одним из многих богатых людей, которые желали бы служить правительству. Это повышало их самооценку, и они чувствовали себя важными шишками, поскольку получали возможность участвовать в секретной деятельности в борьбе с коммунистами» [267]. Изначально связанный обязательствами, возлагаемыми на него в качестве члена УПК Уизнера, Юнки был завсегдатаем пыльных коридоров Вашингтон-молла и гордился своей уникальной ролью (в первую очередь как глава Фонда Флейшмана), связанной с секретной деятельностью. Но во время встряски, которая последовала за формированием Отдела международных организаций, Юнки стали помыкать. «Проблема заключалась в том, что он воспринимал всё слишком серьёзно, - говорил Брейден. - Он возомнил себя большим боссом на этом поприще. Они просто использовали его имя, а он принимал всё за чистую монету. Я помню, как он начал мне рассказывать о своих намерениях. Он говорил мне, что хотел, чтобы фонд сделал это, а не то. И именно это мне нужно было в последнюю очередь... В конце концов, мы предложили ему Фонд Фарфилда в качестве замены, хотя это вовсе не означало отдать ему бразды правления. Кто бы ни являлся президентом, на самом деле использовалось только его имя, и все парни из Нью-Йорка занимали свои посты в правлении только для того, чтобы оказать нам услугу» [268].

«Фонд Фарфилда был фондом ЦРУ, причём не единственным, - пояснял Том Брейден. - Мы использовали названия фондов для многих целей, но на самом деле они существовали только на бумаге. Нам достаточно было обратиться к какому-либо хорошо известному состоятельному человеку в Нью-Йорке, сказать ему: «Мы решили учредить фонд» и попросить соблюдать конфиденциальность. А ему надо было только сказать: «Хорошо, я сделаю это». После этого нам оставалось подготовить фирменный бланк с его фамилией - и фонд готов. Это достаточно простой приём» [269].

Как президента Фонда Фарфилда Юнки можно было представлять непосвящённым лицам частным спонсором Конгресса за свободу культуры. «Он вполне подходил на роль покровителя, - заметила Диана Джоссельсон, - и ему нравилась его роль. Однако отношения превращались в рутину и становились тягостным занятием, поскольку игры в выражение почтения к великому покровителю отвлекали Майкла от более важных вещей» [270].

Директора Фонда Фарфилда ежемесячно встречались в Нью-Йорке. На этих встречах, как правило, присутствовал «гость» из Конгресса - Набоков, Джоссельсон или Маггеридж. Они утверждали платежи, не задавая никаких вопросов, и занимались тем, что Маггеридж называл «ломать комедию» во имя патриотического долга. Также проводились ежегодные собрания совета директоров, которые Диана Джоссельсон описывала как «настоящий великий фарс. Майкл и Юнки принимали в этом непосредственное участие. Отношения в некотором смысле представляли собой фарс, потому что мы просто играли. Предстояло всего лишь выполнить ряд предварительно спланированных действий» [271].

Как генеральный секретарь Конгресса Набоков, безусловно, знал, какому правительственному агентству он обязан в связи с проявленной щедростью во время великолепного фестиваля в Париже. Однако он всегда считал «плутократа Юнки» «ненадёжным каналом». Но по официальной версии Набоков ничего не знал и вёл беседы в этом ключе (по всей видимости, не будучи достаточно искренним): «Что любопытно, вопрос денег никогда у меня не возникал. Я стал об этом задумываться, потому что трудно представить себе американские профсоюзы, финансирующие грандиозные фестивали современного искусства не только в Америке, но и в Париже и других местах... Даже в своих самых смелых предположениях я не мог ожидать, что «фестиваль моей мечты» будет спонсирован шпионским учреждением Америки. Я также не знал, что мой перелёт первым классом в Париж будет оплачивать ЦРУ через представителя европейского профсоюза, неунывающего господина Брауна. Уже очень скоро та же шпионская фабрика будет использовать «переходные» фонды для выкачивания денег для таких организаций, как наш Комитет культуры, американских колледжей, оркестров беженцев и прочих» [272].

Могли Набоков действительно не знать и не подозревать, что его вовлекли в аферу? Или, может быть, он подобно многим его современникам подражал Олдену Пайлу (Alden Pyle), герою Грэма Грина («Тихий американец»). «Он даже не слышал того, что я говорил, будучи поглощённым насущными проблемами демократии и ответственностью Запада за устройство мира; он твёрдо решил - я узнал об этом довольно скоро - делать добро и не какому-нибудь отдельному лицу, а целой стране, части света, всему миру. Что ж, в этом смысле он был в своей стихии: у его ног лежала вселенная, в которой следовало навести порядок» [273].

9. Консорциум

«Ваше величество... чем вы правите?»

«Всем», - просто ответил король.

Культурная свобода обошлась недёшево. В течение последующих 17 лет ЦРУ должно было провести через Конгресс десятки миллионов долларов на культурную свободу и связанные с ней проекты. Имея такого рода обязательства, ЦРУ, по сути, действовало как Министерство культуры Америки.

Основные усилия ЦРУ по мобилизации культуры в качестве орудия холодной войны были направлены на систематическое вовлечение в неофициальный консорциум сети «частных групп» или «друзей». Он представлял собой предприимчивое сообщество благотворительных фондов, коммерческих корпораций и других учреждений и лиц, которые работали в тесном взаимодействии с ЦРУ с целью обеспечить прикрытие и выделение средств на секретные программы в Западной Европе. Кроме того, эти «друзья» должны были бы разъяснять интересы правительства внутри страны и за её пределами, делая это якобы по собственной инициативе. Сохраняя свой «частный» статус, указанные лица и организации фактически действовали в качестве венчурных компаний холодной войны, назначенных ЦРУ.

Вдохновителем консорциума был Аллен Даллес. Он начал создавать фонды в послевоенный период, когда вместе с братом Джоном Фостером работал в адвокатской конторе «Салливан и Кромвель» (Sullivan and Cromwell). В мае 1949 года Аллен Даллес председательствовал при учреждении Национального комитета за свободную Европу, якобы по инициативе «группы американских граждан», а на самом деле - одного из самых амбициозных лидеров ЦРУ Целью учреждённого 11 мая 1949 года в Нью-Йорке Национального комитета за свободную Европу было «использование самых разнообразных знаний и умений находившихся в изгнании выходцев из Восточной Европы при разработке программ активного противодействия советскому господству» [274]. Будучи «убеждённым, что эта борьба может вестись как с помощью идеологии, так и средствами физического воздействия», Комитет должен был вскоре распространить своё влияние на все сферы культурной холодной войны. «Госдепартамент глубоко удовлетворён созданием этой группы, - заявил госсекретарь Дин Эйчесон. - Он считает, что цель организации превосходна, рад приветствовать её появление на арене и выражает своё искреннее одобрение» [275]. Целью этого публичного благословения было скрыть официальные корни Комитета и тот факт, что он действовал исключительно по усмотрению ЦРУ. На долю последнего приходилось 90% финансовой поддержки, осуществляемой через фонды, не подлежавшие учёту. За одобрением Эйчесона стояла ещё одна скрытая истина. Устав Комитета гласил, что «деятельность корпорации не должна быть связана никоим образом с ведением пропаганды», но на самом деле именно этим она и призвана была заниматься [276].

Перейдя в ЦРУ в декабре 1950 года, Аллен Даллес стал «Великим белым разведчиком» Национального комитета за свободную Европу (Great White Case Officer; прозвище Аллена Даллеса - парафраз времён колониализма Great White Father, «Великий белый отец», которое передаёт отношение расового превосходства переселенцев в Америке к местному населению и представляет колонизаторов как героев-завоевателей и спасителей «низших» народов. - Прим. ред.). Он работал с Кармелом Оффи, который курировал Комитет от имени созданного годом ранее Управления координации политики Уизнера. Теперь на Даллеса возлагалась ответственность за организацию его комитетов, распределение бюджетных средств и разработку стратегии. Будучи одним из тех, кто стоял у истоков полуавтономных неправительственных организаций, Даллес осознавал, что успех программы американской холодной войны зависел от «её способности производить впечатление независимой от правительства и выглядеть как программа, представляющая самостоятельные убеждения отдельных свободолюбивых граждан» [277]. В этом смысле Национальный комитет за свободную Европу является образцом проводившейся ЦРУ «корпоратизации» внешнеполитической системы в период холодной войны.