ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - Фрэнсис Сондерс

Юлиус Флейшман, мультимиллионер, известный своей скупостью, чувствовал себя в своей стихии, выделяя средства ЦРУ и ставя это себе в заслугу. Его взнос, превысивший 7 тысяч долларов США, позволил перенести выставку в галерею «Тейт», в связи с чем Совет искусств Великобритании выразил свою глубокую признательность и заявил о том, что «успех был ошеломляющим. Более 25 тысяч человек посетили выставку, создавая настоящую давку».

Литературные дебаты были неоднозначными. В них приняли участие Аллен Тейт, Роже Кайлуа (Roger Caillois), Эудженио Монтале (Eugenio Моntale), Гвидо Пьовене, Джеймс Т. Фаррелл, Гленвей Весткотт, Уильям Фолкнер, У.X. Оден, Чеслав Милош, Игнацио Силоне, Дениде Ружмон, Андре Мальро, Сальвадор де Мадариага и Стивен Спендер. Реакция прессы была прохладной. Критики отметили различия между первоклассными и посредственными авторами и были утомлены многословными речами. Журналист издания Carrefour (в целом доброжелательный, либерально настроенный и разделяющий левые взгляды антисталинист) внимательно выслушал речь Стивена Спендера, однако отметил только его «кирпично-красный цвет лица» и «беспорядочную копну волос». Дени де Ружмон был признан «лучшим за сдержанность, чёткость и умение, с которыми он донёс проблему автора в обществе». Однако речь Гвидо Пьовене была достаточно скованной, как и «его тугой воротник. Его трудно понять, поэтому публика его почти не слушала... В дверях я столкнулся с итальянским журналистом, который сказал, что уходит, поскольку ему надоело... «Авторы должны писать», - сказал он. Я понял, что это была ещё одна безусловная истина» [251]. Другой критик, сожалея об отсутствии Альбера Камю и Жан-Поля Сартра, отметил, что все остальные присутствующие французские интеллектуалы - Раймонд Арон, Андре Мальро, Рене Тавернье (ReneTavernier), Жюль Моннере (Jules Monneret), Роже Нимье (Roger Nimier), Клод Мориак, Жан Амруш (Jean Amrouche) - разделяли «одинаковые политические взгляды», и слушая их речи, сторонние наблюдатели могли получить ложное представление об «эстетических и моральных концепциях».

Сартр отказался от участия в фестивале, сухо заявив, что не был антикоммунистом в той степени, в какой это представлялось. Присутствуй он там, он бы чувствовал себя как его герой в «Тошноте» (Nausea), а именно - чужим среди счастливой и здравой публики. Герои произведения тратили время на объяснения, приходя в радостное возбуждение, когда их мнения совпадали. В своём романе «Мандарины», в котором под вымышленными именами представлены реальные лица (roman a clef), Симона де Бовуар так описывает свою скуку: «Всегда одни и те же лица, одно и то же окружение, одни и те разговоры, одни и те же проблемы. Чем больше они меняются, тем больше повторяются. В конце концов, вы чувствуете, что медленно умираете, продолжая жить».

В своё время было создано произведение «Бог, обманувший надежды». Похоже, сегодня общественность выбрала бога, который не в состоянии оправдать надежды, - бога антикоммунизма. Безусловно, подход Сартра, которому был присущ эгоистичный антиколлективистский экзистенциализм, не мог ничего предложить участникам фестиваля, рисовавшим в своём воображении прогрессивную культуру, изначально имевшую консенсуальный характер и предполагавшую позитивные отношения между интеллигенцией и слоями общества, которые оказывали ей поддержку. Сартр был врагом не только в связи с его отношением к коммунизму, но и по той причине, что он проповедовал доктрину (или антидоктрину) индивидуализма, которая шла вразрез с федералистской концепцией рода человеческого, продвигавшейся в Америке через такие организации, как Конгресс за свободу культуры (кстати, в Советском Союзе экзистенциализм Сартра также считали чуждым по духу, «тошнотворным и извращённым»).

Американцы были счастливы побывать в Париже. Элизабет Хардвик и Роберт Лоуэлл, которые в то время путешествовали по Европе, «не могли устоять», чтобы не побывать на фестивале, и поведали о том, что все его участники провели «незабываемое время». Жанет Фланнер (Janet Flanner), которая творила под псевдонимом Женет для еженедельника «Нью-Йоркер» (The New Yorker), весь май 1952 года посвятила написанию «Письма из Парижа», касающегося фестиваля. По её словам, во время фестиваля было потрачено столько галлонов французских чернил на написание «придирчивых статей», пережито столько волнений в связи с франко-американскими дебатами и получено такое наслаждение для глаз и ушей, что это мероприятия можно было смело и восторженно назвать необычайно популярным фиаско [252].

Как и большинство других наблюдателей, она назвала литературную конференцию «глупой». «Фолкнер обескураженно мямлил что-то себе под нос, будучи не в состоянии придумать умные ответы на абсурдные темы, поднимаемые Комитетом Конгресса: например, «Изоляция и коммуникация» или «Восстание и коммуна». Единственным «грамотным» французом, который согласился участвовать в мероприятии, был Андре Мальро, действующий помощник генерала де Голля по политическим вопросам, который сказал, что «Америка на сегодняшний день является частью Европы» [253].

Американский праздник (cette fete americaine) стал популярной темой, горячо обсуждаемой французами за обеденным столом. Газета некоммунистической направленности с левым уклоном «Комбат» (Combat - «Бой») напечатала ряд статей, подготовленных Ги Дюмюром (Guy Dumur), который пришёл к такому заключению: «Не исключено, что эти культурные развлечения были косвенно связаны с подписанием соглашения о европейской армии и рапортом адмирала Фехтелера (ссылка на отчёт, возможно вымышленный, где адмирал должен быть сообщить Совету национальной безопасности о неизбежности войны до 1960 г.), который, независимо от того, был он правдивым или нет, мог подпитывать антиамериканский миф и вновь разжечь великий европейский страх. Эта вызывающая раздражение помесь шовинизма и комплекса неполноценности по отношению к Америке (о которой французы так мало знали)... как ни странно, но вполне объяснимо, нашла своё отражение в открытом осуждении этой выставки европейских шедевров, которым американцы несколько неуклюже хотели воздать должное» [254].

В другой статье, опубликованной в газете «Комбат», высмеивался «фестиваль НАТО» и порицались громкие презентации этих мероприятий, на которых «были забыты лучшие французские музыканты, возможно, потому что о них никогда не слышали в Алабаме или Айдахо... Но мы сможем переступить через нашу национальную гордость, если за всем этим мероприятием не будет скрываться какая-либо иная цель. Свобода и культура не зависят от воли Конгресса; их основные составляющие - свобода, отсутствие предубеждений и независимость от финансирования... В нашей газете слова «свобода» и «культура» не предполагают каких-либо компромиссов, и мы с осуждением относимся к их использованию в связи с проведением фестиваля. Ценность и интерес этого мероприятия не требует ни «вдохновения» Барнума (Barnum), ни «атлантического» флага» [255].

Первоначальное намерение Набокова скрыть информацию о ресурсах, привлечённых для пропаганды фестиваля, провалилось. Как заявила Жанет Фланнер, «со времён войны это было самое грандиозное мероприятие, которое потребовало максимальных пропагандистских усилий как на частном, так и на государственном уровне, и целью таких усилий была, бесспорно, борьба с коммунизмом». Во Франции, которая устала от предвзятости в искусстве, попытки Конгресса «заарканить» все шедевры XX века и найти им применение на политической арене, вызвали широкое возмущение. В открытом письме организаторам фестиваля известный своей несдержанностью руководитель балетной труппы Парижской оперы Серж Лифар (Serge Lifar) гневно осудил Конгресс за проведение «абсолютно бессмысленной кампании во Франции, направленной против возможного и маловероятного культурного порабощения [со стороны коммунистов]». Очевидно, забыв о вишистском периоде, Лифар заявил, что «Франция - единственная страна, в которой «духовное окультуривание» является немыслимым. Тот, кто знает о долгих годах борьбы за свободу мысли и личную независимость, едва ли сможет понять того, кто явился к нам, чтобы потолковать о свободе и покритиковать нашу интеллектуальную деятельность. Уважаемые господа, вы сделали большую ошибку: с точки зрения духовного развития, цивилизации и культуры, Франция не должна интересоваться чьим-либо мнением, она сама вправе давать советы» [256].

«Фран-Тирёр», левоцентристское ежедневное издание, ставило под сомнение право Лифара выступать борцом за интересы Франции, «поскольку он не был для этого достаточно компетентным. Служение искусству нельзя противопоставлять служению целям свободы и поддержания человеческого достоинства, в частности во времена, когда эти цели притесняют (как в период немецкой оккупации, не отбивший у Лифара охоту к бальным танцам)». Это впечатляет. Далее в статье говорилось: «Позвольте нам забыть о политике и пропаганде. Эта мрачная мистификация, направленная на то, чтобы поставить лучшие умы в сфере науки и искусства на службу государства или какого-либо босса, чужда свободному миру, дающему возможность правильно развиваться... Крылья свободы ещё не обрезаны» [257].