Модельный дом - Фридрих Незнанский

«Валентина Ивановна, не надо со мной торговаться. Информация более чем ценная, тем более, что речь идет о документах, которые не сегодня-завтра лягут на стол следователя».

«Фокин?»

«Да».

«Господи, когда же о нем забудут?»

«Не знаю. Но если материал, собранный Фокиным, попадет в руки настоящего следователя, а именно к этому, насколько я догадываюсь, все и идет, забудут о нем не скоро. Сначала уголовное дело, которое не будет сходить со страниц прессы, а затем суд, который также будет освещаться телевидением и всеми российскими газетами. Так что посоветуйтесь с вашим Серапионом и думайте. Но предупреждаю еще раз, времени у вас в обрез».

«Хорошо, будь по-твоему. Назначай время и место».

«Сегодня в восемь. Деньги должны быть в конверте и без обмана, все равно пересчитаю на месте. Ресторан «Сфинкс», там же, что и в прошлый раз».

«Хорошо. Конверт привезет Оксана, ты ее уже видела. А теперь к делу… Что за информация?»

«Сегодня опять нашего ответсека посетила эта дамочка из «Глории», Турецкая, и убедила нашего придурка передать ей всю папку с материалами Фокина, которую Новиков, оказывается, все это время держал у себя в сейфе».

«Материалы по…»

«Да, да! Это тот самый материал по вашему модельному агентству, которое Фокин называет своим настоящим именем, и по вашим особо ценным клиентам, которые перекочевали из «Зоси» в «Приму». Причем со всеми фамилиями, именами и явками, как говорит наш незабвенный премьер-министр».

«И… и что?»

«В общем-то, ничего, если хотите услышать нечто успокаивающее. Однако разговор шел о передаче этого материала в городскую прокуратуру, которая уже начала копать по факту насильственной смерти Фокина».

«Но… но ведь ваш ответсек мог передать Турецкой всего лишь копии того, что было собрано Фокиным».

«Исключено!»

«Почему?»

«Фокин никогда не делал по своим материалам копий, и в сейфе Новикова хранилась папочка с оригиналами».

«И теперь эта папочка…»

«Да, да, да! И если вы и ваш Серапион еще на что-то надеетесь и думаете выкарабкаться из этого дерьма, не запачкавшись… Короче, ваши проблемы, вам их и решать. Но я бы посоветовала сработать на опережение и предпринять какие-то радикальные меры».

«Да, пожалуй, вы правы. И вот что еще… А эти материалы по «Приме», что накопал Фокин, они не могут быть восстановлены? Я имею в виду, по его черновикам или еще как?»

«Исключено! Правда, только в том случае, если в пакете не будет фальшивых бумажек. Я сама позабочусь об этом».

«Господи, о чем вы! Какие еще фальшивки! Оксана будет ждать вас в восемь, ресторан «Сфинкс».

Пробормотав короткое слово «С-сука!», Яковлев сдвинул листы с распечаткой телефонного разговора на край стола, покосился на Трутнева.

— Как думаешь, почему она проявила такую резвость?

— Кто, Глушко?

— Да нет же, — словно от зубной боли скривился Яковлев, — с нашей мадам и без того все понятно. Я про ее информатора спрашиваю, про Щеглову.

— Деньги!

— Не-ет, — качнул головой Яковлев, — здесь не все так однозначно, как может показаться. За свой гонорар она сработала, продав информацию о готовящейся публикации по модельному агентству «Прима». А сейчас… Деньги, конечно, тоже большой стимул, но более всего она боится сейчас за свою задницу. Ведь случись что, прокуратура возьмет за горло ту же мадам Глушко, та не задумываясь потопит эту редакционную крысу, и Щеглова не может не догадываться об этом.

Яковлев прищелкнул пальцами.

— М-да, в ясности ума Ирине не откажешь.

— Я… я не понимаю. Какой Ирине?

— Ирине Генриховне, жене Турецкого. — Он восхищенно цокнул языком. — И как только она уживается с ним?

Недовольно покосился на Трутнева, сообразил, что сболтнул лишнего, и уже голосом начальника МУРа генерала Яковлева произнес:

— А теперь вернемся к нашим баранам. Наша мадам сейчас в панике и должна звонить Чистильщику или Серафиму. И если сработает перехват, мы будем знать весь расклад. Кстати, что по Чистильщику? Удалось что-нибудь прояснить?

Словно винясь в своей нерасторопности, Трутнев развел руками.

— Есть надежда на одного информатора, но-о…

— Тянешь, майор, ох как тянешь. Все это надо было сделать еще вчера.

Трутнев и сам бы рад был встретиться «еще вчера» с Татьяной, да только все его звонки уходили в пустоту. Дозвониться смог всего лишь час назад и на его укоризненное: «Чего ж ты, прячешься, что ли, от меня?» — Татьяна, явно обрадованная его звонку, сказала, что даже мечтать не могла, что он будет ей звонить, и отключила свой мобильник. Впрочем, все эти тонкости работы с агентами были предназначены не для генеральских ушей, и Трутнев покаянно склонил голову. Мол, работаем, товарищ генерал, в поте лица работаем.

Яковлев не ошибался, предполагая, что хозяйка «Примы» должна прозвониться Чистильщику или Серафиму. Не прошло и получаса, как на его стол легла еще одна распечатка, на этот раз телефонного разговора Глушко с Кругликовым. Валентина Ивановна явно не желала брать всю ответственность на себя, да и тот гонорар, который она должны была передать Щегловой, весил весьма прилично. Сообщив Кругликову о телефонном звонке Щегловой и намекнув ему, чем все это может закончиться лично для него, если собранный Фокиным материал «Глория» передаст следователю Московской городской прокуратуры, а сыщики из «Глории» обязаны сделать это, она закончила свой монолог коротким, но емким: «Чего делать-то теперь? Ведь посадят всех к чертовой матери!»

«Не суетиться! — видимо, начальственным окриком осадил ее Кругликов. — Твое дело — дуть в свои сопелки да языком не мести».

«Значит, ты все берешь на себя?»

«Да».

«Хорошо. А что с деньгами? Я же не смогу у себя такую сумму наскрести».

«Наскребешь, не обеднеешь. Мне и без того крутиться сейчас придется».

«Но ведь…» — видимо, попыталась было канючить хозяйка «Примы», однако Кругликов все так же резко оборвал ее.

«Все! Звонить мне можешь только в крайнем случае».

Яковлев дочитал распечатку до конца и посмотрел на часы. Сейчас должен был последовать звонок Кругликова Чистильщику, но его не было. Судя по всему, ушлый Серапион Андреевич воспользовался другим мобильником.

Впрочем, как бы там ни было, надо было срочно звонить Турецкому и уже вместе с ним решать, как действовать дальше. Даже ежу было понятно, что все действия Чистильщика и его головорезов будут направлены сейчас против «Глории», в частности против Ирины Турецкой, и как начальник МУРа он не мог допустить этого.

Глава 19

Майор Трутнев и сам не знал, что с ним творится — уж не приворожила ли его Татьяна, заплатив какой-нибудь ворожее двойной тариф, однако на этот раз он ехал к ней с таким чувством, будто бежал на свое первое свидание, забыв про школу, про спортивную секцию и невыученные уроки. Даже цветы купил сдуру, заплатив за три белоснежные розы пятьсот колов. И когда она, сияющая от счастья, распахнула перед ним входную дверь…

В общем-то, еще не страдающий склерозом, Сергей не мог бы точно припомнить, что было с ним потом, и только когда с трудом великим поднялся с дивана, принял душ и прошел на кухню, где его уже ждал изысканно сервированный стол с бутылкой коньяка посредине, и он, прочищая мозги, приложился к коньячному бокалу, наконец-то вспомнив о том, что он муровский опер, и о том, что его звонка ждет генерал Яковлев, и об укоризненном «тянешь, майор, ох как тянешь, все это надо было сделать еще вчера».

Поцеловав Татьяну в обнаженную грудь, которая могла бы сравниться с грудью Венеры, и ссадив ее с колен, он прошел в прихожую, где бросил свой кейс, и вернулся на кухню. Щелкнул замочками…

Улыбающаяся Татьяна не спускала с него восхищенных глаз, видимо, надеясь увидеть нечто необыкновенное, может быть, даже простенький перстенек, но когда он достал из кейса портрет Чистильщика, нарисованный редакционным художником, она вдруг моментально преобразилась и на ее лице обозначились жесткие складки.

— Я… я думала, что ты меня… а ты…

Казалось, она задыхается от гнева, от обиды, и Трутнев, начинающий понимать, какой же он в сущности идиот и дурак, прижал ее к себе и почти засыпал поцелуями.

— Танюшка, прости! Ну, дурак! Убей меня за это. Не так надо было, но… Я же люблю тебя!

Она вздрогнула, словно по ее телу пропустили электрический заряд, и, отстранившись от Сергея на длину вытянутых рук, попыталась всмотреться в его глаза.

— Не надо так говорить. Это… это…

— Но это правда! — почти закричал он. — Правда! И я влюбился, как мальчишка, и я…

— Сережа… — почти простонала Татьяна. — Но как же тогда… — и она показала глазами на соскользнувший на пол лист ватмана с карандашным рисунком редакционного художника.

— А это, Таня, работа. Моя работа! И ничего общего наша с тобой любовь и…