Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию - Эдвард Слингерленд

Культурный групповой отбор

Во многих работах антропологов об алкоголе внимание акцентируется на символической и политической власти, обеспечиваемой контролем над его производством и распределением, а также чрезвычайно ритуализованных способах его употребления. Безусловно, важно понимать, что спиртное – не просто психоактивное вещество, но и носитель культурного смысла. Однако очевидно, что источник культурного смысла, связанного с опьянением, находится в его физиологическом воздействии. Нельзя не заметить подозрительного отсутствия культур, основанных на кимчи или йогурте. Погребенный вместе со жрицей в Виксе бронзовый сосуд вместимостью 1350 л предназначался для спиртного, а не для овсянки; бродильные чаны и емкости в Гёбекли-Тепе были созданы не для приготовления хлеба на закваске. Охваченная экстазом знать эпохи Шан швыряла в гробницы умерших родственников винные чаши, а не миски с просом. Одурманивающие вещества приобрели колоссальное символическое значение, поскольку они нас опьяняют. Именно эффективность алкоголя как психотропного средства сделала его катализатором возникновения мощных цивилизаций. В свете этого неудивительно, что культуры всего мира быстро стали наделять алкоголь – великий фактор содействия цивилизации – символическим значением. Опьянение предшествовало цивилизации!

Эта важнейшая функция спиртного и других опьяняющих веществ медленно завоевывает признание в кругах антропологов{321}. Сторонники гипотезы «пиво раньше хлеба» справедливо подчеркивают, что возросшее внутреннее единство и масштаб культур, использующих психотропные средства, должны были дать им существенное преимущество в конкуренции с другими группами, позволив эффективнее кооперироваться в работе, производстве пищи и военных действиях{322}. Таким образом, неумолимое давление культурного группового отбора должно было стимулировать и распространять использование одурманивающих средств, что мы и наблюдаем в исторической летописи, и это совершенно не согласуется ни с одной теорией захвата или эволюционного пережитка как объяснения употребления психотропных веществ.

Исторически мы напивались по очень веской причине. Неслучайно в безжалостной конкуренции культурных групп, породившей цивилизации, вышли победителями те, кто любил выпить, покурить и закинуться. По всем вышеописанным причинам психотропные вещества, и прежде всего алкоголь, оказываются химическим инструментом, позволившим людям преодолеть пределы своей обезьяньей натуры и достичь уровня кооперации, как у коллективных насекомых. Как мы убедились, традиционные представления о функциональной пользе алкоголя подтверждаются современной наукой. Стимулируя креативность, снижая стресс, способствуя социальному контакту, упрочивая доверие и привязанность, формируя групповую идентичность и подчеркивая социальные роли и иерархию, опьяняющие вещества стали принципиальным фактором перехода людей от охоты и собирательства к «муравьиной» жизни в земледельческих деревнях, поселениях и городах. Этот процесс постепенно наращивал масштабы человеческой кооперации, в конечном счете создав современную цивилизацию, какой мы ее знаем.

Можно, однако, возразить, что все это представляет сугубо исторический интерес. Действительно, возможно, мы перестали использовать опьяняющие вещества в этих целях. Например, теперь в нашем распоряжении имеются другие способы снять стресс и улучшить настроение. В этом отношении телевидение и интернет или антидепрессанты могут действовать ничуть не хуже пары кружек пива, а возможно, и лучше. Современные банковские системы и суровая власть закона делают нас менее зависимыми от личных договоренностей и внушающего доверие внешнего вида другого человека. Крупные общественные проекты теперь можно осуществлять на деньги налогоплательщиков силами обученных трезвых профессионалов, получающих заработную плату и социальные блага. Возможно даже, что в глобализированном мире консолидация и монополизация власти национальными элитами – пережиток, с которым мы хотели бы распрощаться.

Все это веские замечания. Новые технологии, менее вредные лекарства узконаправленного действия и современные институции способны дать нам многие функциональные преимущества, которые прежде обеспечивались психотропными веществами, но без отвратительной токсичной составляющей. На мой взгляд, однако, мы не до конца переросли потребность в химическом экстазе. Алкоголь и другие опьяняющие вещества играют и будут играть определенную роль в современном мире. Более того, в некоторых отношениях сейчас мы нуждаемся в них как никогда. Можно с уверенностью утверждать, что одурманивание себя с помощью химических веществ еще не исчерпало своей функциональной роли и мы продолжим напиваться, чему есть множество причин.

Глава 4

Опьянение в современном мире

Если оставаться в рамках теорий захвата или эволюционного пережитка для объяснения нашей страсти к опьянению, будет трудно доказать, что хорошо бы нам продолжать напиваться или ловить кайф. Впрочем, когда это кого-то останавливало? Поскольку удовольствие ради удовольствия не принято считать обоснованием и публично его отстаивать, защитники употребления алкоголя, например, обычно сосредоточиваются на его предполагаемой пользе для здоровья. Вино снижает уровень холестерина! Оно полезно для сердца!

На самом деле научная литература о пользе спиртного для здоровья неоднозначна. Это отражается в современной официальной политике, которая мечется между огульным осуждением алкоголя и советами употреблять его в умеренных количествах. Например, в 1991 г. федеральные власти США в официальном руководстве по здоровому питанию заявили, что алкоголь не рекомендуется употреблять ни в каких количествах. К 1996 г. ситуация изменилась, и в Министерстве здравоохранения и социальных служб США впервые официально признали, что умеренное потребление спиртного может приносить определенную пользу здоровью.

Многие слышали о так называемом французском парадоксе, распиаренном винодельческой промышленностью. Несмотря на то что традиционная французская кухня с изобилием сливочного масла, молока и фуа-гра – сущее бедствие для сердечно-сосудистой системы человека, французы поразительно редко болеют болезнями сердца. Утверждалось, что по крайней мере отчасти это объясняется следующим: вино, в особенности красное, которое они пьют в существенных количествах, компенсирует высокое содержание насыщенных жиров в их рационе. Хотя детали французского парадокса являются предметом споров, исследователи действительно предполагают, что умеренное потребление спиртного снижает риск развития ишемической болезни сердца{323}, по всей видимости повышая уровень «хорошего» холестерина (липопротеинов высокой плотности). Имеются также некоторые данные о благотворном долгосрочном влиянии умеренного употребления алкоголя на мыслительную деятельность, в том числе улучшение таких функций, как память и семантическая беглость, а также снижение риска возникновения депрессии{324}.

Приятную картину – врачи прописывают больным два стакана вина за обедом – разбило опубликованное в 2018 г. в престижном медицинском журнале The Lancet исследование, которое я упоминал во введении. Признавая, что алкоголь в малых дозах может приносить определенную, едва заметную пользу здоровью, автор публикации отмечал, что эта польза несопоставима с огромными издержками – несчастными случаями, повреждением печени и другими причинами преждевременной смерти. В исследовании делался вывод, что самый безопасный уровень потребления алкоголя – нулевой. В июле 2020 г. появилось сообщение, что следующее переиздание «Рекомендаций по питанию для жителей США», подготовленное федеральными властями, совершит решительный разворот в сторону трезвости: людям будет предложено ограничить себя одной дозой спиртного в день, причем доза будет отмерена весьма скупо: около 0,35 л пива, 150 мл вина или 45 мл крепкого алкоголя{325}. Эта рекомендация согласуется с общемировой тенденцией сокращения рекомендуемых властями объемов потребления спиртного.

Принятие подобных советов обычно вызывает рукоплескания сторонников запрета алкоголя, а также гнев и зубовный скрежет поклонников зеленого змия. К первому лагерю относятся неопрогибиционисты, например журналистка Ольга Хазан, утверждающая, что алкоголь следует рассматривать с тех же позиций, что и другие (по большей части запрещенные) наркотики. «За исключением вкуса и вызываемых ощущений, о влиянии выпивки на здоровье нельзя сказать практически ничего хорошего, – заявляет она. – Алкоголь – единственный наркотик, почти повсеместно употребляемый на коллективных сборищах, который регулярно убивает людей»{326}. Некоторые защитники алкоголя оспаривают статистику, использованную в исследовании журнала The Lancet, или утверждают, что власти недооценивают важность здоровья сердечно-сосудистой системы и благотворное влияние спиртного на пищеварение.

В рамках данного исследования важно понять следующее: вся эта кутерьма убедительно свидетельствует, что неспособность осознать функциональную, социальную пользу алкоголя серьезно искажает общественные дебаты по данной теме. Незачем цепляться за мелочи наподобие уровня холестерина. Самое важное – что и неопрогибиционисты, и учреждения системы здравоохранения, выступая за полный отказ от спиртного, не понимают, что очевидные физиологические и психологические издержки его употребления необходимо сравнивать с его уважаемой ролью усилителя креативности, довольства и общественной солидарности. Если признать функциональную полезность опьянения – его