Чужая истина. Книга вторая - Джером Моррис

зад. Убогую, в сущности, подноготную того, чем влекла раньше. И ведь он понял это почти сразу, понял, впервые по-настоящему замерзнув. Люди вокруг, должно быть, тоже понимали…

— Э-эй… воин, не молись столь усердно, — леммасиец с улыбкой принял трубку, передал дальше. Редкие лоскуты дыма плавали между людьми, цеплялись за колючие ветви кустов. — Выдыхай, как прочёл слова пару раз. Иначе на своих ногах до своих не дойти. А камень теперь твой, боги будут рядом.

Рядом смеялись, шутили о богах. Потом снова о бабах. Крысах и командирах… Резко взвыл тревожный рог. На секунду застыли, потом бросились кто куда. Нейт, на ватных ногах и с тяжёлой головой, бежать не мог, но двигался удивительно быстро. Словно верхом.

Теперь он не так хорошо помнил, что именно понял, что почувствовал, впервые колдовав с камнем. И не был уверен, что дело именно в нём. Тогда, два месяца назад, после трубного зова все кинулись к своим позициям, за стены и частокол. Пятерых карских ополченцев схватили свои же, под командой того самого молчаливого лейтенанта. Нейта же Иоргас протащил в суматохе так ловко, что никто не успел сообразить, были ли они вместе. Тех пятерых вскоре приговорили к сотне ударов стимулом, заостренный палкой для наказаний, за братания с врагом. Ни один, разумеется, не пережил и половины. Среди палачей был неутомимый лейтенант в высоких, явно дорогих сапогах. Крепкие палки хлестали спины, щелкали о головы. Кожа и мышцы рассекались, отвечая мелкими брызгами. Даже затихшие, неподвижные уже тела, получали сполна, точно и неумолимо, ровную сотню ударов.

* * *

Командный пункт редакарских наёмников рос и видоизменялся постоянно. Начавшись с затёртого шатра, он постепенно обрастал стенами из бруса, кирпича-сырца или валунов на известковом растворе, стены эти утеплялись и украшались разнообразными шкурами, кожами и гобеленами, а что прикрывало деревянную обрешётку высокой крыши — снизу уже было и не разобрать. Это причудливое строение вобрало в себя известную походную практичность и фортификационную мощь, своеобразно перемешав их и практически начисто лишившись и того, и другого.

Посреди главного зала потрескивал длинный очаг, выпуская к отверстиям в крыше несколько ровных струек дыма. Здесь, отогревая подмёрзшие было руки, ожидал Дюк Тафт, непринуждённо насвистывая себе под нос какую-то солдатскую песенку. Волею судьбы — ему так и не пришлось повоевать на стороне карсов. Когда он наконец добрался до линии укреплений, истратив всё до последней медяшки на вино и шлюх, дела уже обстояли не лучшим, для местных, образом. Быстро оценив настроение и состояние своих возможных союзников, молодой наёмник решил, что союз этот невыгоден, опасен и даже скучен — а значит и невозможен. Прошатавшись пару дней там и сям, чутко вынюхивая и высматривая возможности, Дюк перемахнул изрытые рвами холмы, ловко минуя посты и караулы обеих сторон, и, принеся с собой некоторую, относительно полезную информацию, был легко принят на службу под знамёна Редакара. И служил вот уже три месяца, постепенно пробираясь к нужному очагу.

— Я, кажется, уже говорил, что свистеть, скрипеть, пердеть и всячески шуметь здесь могу только я? — Раос, выходя из задних комнат, одевался на ходу. — И какого чёрта ты опять здесь? Мы же нарезали тебе задач дня на три.

— Командир, — Дюк Тафт поклонился вежливо, без тени смущения, — мы закончили все приготовления час назад. Я сумел верно мотивировать бойцов, ведь вовремя сказанное слово — может и…

— Может быть почти столь же ценно, как и своевременное молчание. То есть — заткнись, юноша. Пива!

На крик из разных комнат выскочили сразу две девушки, одна с кувшином, другая с уже наполненным кубком. Та, что с кубком, растерянно замешкалась и попятилась назад, стреляя испуганными глазками и закусив губу.

— Э-э-э… ладно, ладно, иди сюда. — Подобревший Раос подманил прислужницу жестом, принял кубок с усмешкой. — В этом деле перестараться не грех. И ты кувшинчик поставь, за мной нетерпеливый вояка поухаживает. Всё девоньки, свободны. — Он шлёпнул обеих по ягодицам, вроде бы без усилий, но обе с писком подскочили и поспешили вон.

Раос опрокинул кубок, выпивая пинту в три глотка, удовлетворённо вздохнул, бухнул пустою посуду о стол. Дюк тут же долил из кувшина.

— Ты сметливый парень, — пробасил командир наёмников низко, тихо, весомо, — но, что в твои годы и понятно, совершенно зелёный. И хоть сам, очевидно, мнишь себя дядькой бывалым — суетишься совсем как та девка. Но ей-то можно. А тебе нет. И ежели хочешь не только здесь разливать — излишнюю резкость попридержи. То, что лезешь без мыла… повыше, мне понятно. Простительно. Но приказы изволь исполнять точно. И в срок. Торопыги, говорят, очень весело горят… хе-хе. Ну я прям талантище. У некоторых, понимаешь, врождённый талант есть, от природы и сразу знают, как и с кем говорить надобно. Верно чувствуют это. Так вот у тебя такого таланта нет. А значит сильно старайся, и лишнего не разводи.

Дюк молча кивнул. Он вдруг осознал, ещё минуту назад, что, поспешив с подготовкой нового штурма, мог нарушить неведомые ему планы командования. Теперь же только удостоверился, что скорейшие военные успехи вовсе не были действительной целью этой кампании. Поняв всё это, он испугался, устыдился, и, разумеется, промолчал. Раос умел доходчиво объяснить и не любил повторяться.

В истоптанном, загаженном перелеске, чудом не вырубленном ещё на колья и дрова, должен был проходить своеобразный строевой смотр. Пёстрое воинство выстроилось почти ровными рядами. Первая шеренга красовалась большими круглыми щитами, в основном — свежими, недавно сработанными, и от того сырыми, тяжеловатыми и немного нелепыми. Доски, напиленные из остатков пробковой дубравы, пусть и утомляли несущую их руку, хорошо держали вражеские стрелы. Перед бойцами второй, третьей и четвертой шеренг лежали здоровые, плотно перемотанные вязанки хвороста. Выстраивались все эти бравые парни в основном для Раоса. Но он даже и не взглянул в их сторону, с пыхтением поднимаясь по склону на ближайший холм и раскидывая из-под сапог куски сухого пожухлого дёрна.

Наверху он отдышался, сплюнул, молча протянул в сторону руку. Ему тут же передали подзорную трубу.

— Нет, удумали вы славно, — проворчал он, приникнув глазом к холодному окуляру, — но кое-чего всё ж не учли. Определённо позабыли. Ты, — он ткнул пальцем в злобно щурящегося агринца, — ну ты-то как мог забыть? Такого коня потеряли, можно сказать — друга, Уголька моего ласкового…

Агринец хрипло кашлянул, что должно было