Самая темная ночь - Дженнифер Робсон

она уже почти потеряла надежду дождаться, все четверо мужчин вынырнула из-за угла дома. Альдо сразу повел Красавчика в стойло, мальчики побежали на кухню, и Нина услышала, словно издалека, ворчание Розы, которая требовала, чтобы они немедленно переоделись, умылись и поели супа.

Нина лишь краем сознания отметила их появление; все ее внимание было сосредоточено на Нико. Он тяжело опустился на скамейку рядом с ней, откинулся затылком на кирпичную кладку стены дома и закрыл глаза.

– Мы отвезли их в холмы. Там есть пещера, вдали от дороги. Мы выкопали в самой глубине яму и похоронили в ней обоих. Будь у нас побольше времени, еще и вход завалили бы.

– Ведь немцы, наверное, будут их искать?

– Будут, конечно. Но надеюсь, их командиры решат, что парни просто-напросто дезертировали. Судя по акценту, они оба австрийцы, а до границы с Австрией здесь не так уж и далеко, при большом желании можно пешком за пару дней дойти.

– Ты правда думаешь, что их признают дезертирами?

– Нет. Но это лучшее, что я смог придумать. – Нико, не открывая глаз, протянул руку и накрыл Нинину ладонь своей. – Прости меня.

– Тебе не за что извиняться. Если бы не ты, они изнасиловали бы меня и Розу. А представляешь, что случилось бы, если бы Майер заглянул в нашу спальню? Он бы всё увидел.

– Я понимаю. Потому и сделал то, что сделал. – Теперь Нико открыл глаза и заглянул ей в лицо. – Мне нужно помочь отцу в хлеву. И помыться не помешало бы. Иди в постель. Я приду, как только освобожусь.

Нина снова принялась ждать его, дрожа от холода, чувствуя себя ужасно одинокой, и хотя Нико поднялся в спальню всего через час, казалось, что прошло очень много времени. Он разделся, как всегда, тихо и быстро, а потом подошел к окну, опустился на колени, и Нина услышала слова молитвы. Она уже засыпала, когда Нико лег рядом. Волосы у него были еще влажные и пахли самодельным мылом Розы.

– Ты в порядке? – прошептала Нина. В этот момент она готова была отдать все самое дорогое, все свои самые заветные мечты, лишь бы утолить его печаль. Она знала, что Нико – хороший человек, добрый и чуткий, и поэтому он до конца своих дней будет страдать из-за двух злодеев.

– Нет. – В его голосе прозвучало такое отчаяние, что у Нины защемило сердце. – Знаешь, в семье надо мной всегда подтрунивали из-за того, что я не могу смотреть, как забивают свиней. Я падаю в обморок при виде крови. И тем не менее… оказалось так просто убить этих солдат. Именно так, как он и говорил.

– Кто?

– Один англичанин. Военнопленный, которого я когда-то встретил. Он показал несколько боевых приемов. Научил, как можно убить человека. Не знаю, зачем. Может, ему было скучно. – Нико обнял ее, обвив длинной рукой, – теперь голова девушки лежала у него на плече, как в колыбели. – Берешь нож, подходишь сзади к человеку, которого собираешься убить, дергаешь его голову на себя, втыкаешь нож в шею, прямо под ухом, и сразу, не раздумывая, толкаешь руку вперед – перерезаешь ему горло. В точности так, как я сделал ночью.

– Не надо больше об этом думать…

– Англичанин предупредил меня, что это будет легко. До ужаса легко убить человека вот так. Но еще он сказал, что в моей жизни не будет ничего тяжелее.

– И он оказался прав?

– Да. О господи, как же он прав… Столько крови, Нина. Как мне теперь ее смыть?

Глава 15

5 января 1944 года

Нина выросла в Венеции среди христиан, а потому имела некоторое представление о традициях соседей. Но лишь некоторое, в общих чертах. Она знала о Рождестве, о Пасхе и о менее значимых церковных торжествах, но никогда не присоединялась к тем, кто праздновал, и необходимости притворяться, что она в курсе их обрядов, у нее никогда не было.

В Меццо-Чель Нина надеялась уклониться от участия в приготовлениях к Богоявлению – просто держаться подальше и таким образом избежать лишнего внимания, чтобы в глаза местных жителей не бросалась ее инакость. Но оставаться в стороне, когда дети были так взволнованы грядущим праздником, оказалось сложно – младшие Джерарди только и говорили, что о большом костре на пьяцце, о вкуснейшем пинца, который раз в год печет Роза, только на Богоявление, и о надежде получить конфеты, а может, даже игрушку в носке, который все дети оставляют для la Befana в эту ночь у дымохода. Карло был еще достаточно мал и верил в Бефану – старуху, которая некогда была слишком занята, чтобы помочь волхвам в поисках младенца Иисуса, и с тех пор в канун Богоявления каждый год приносит детям подарки. «Но только, если ты весь год вел себя хорошо», – каждому, кто готов был слушать, пояснял Карло. [34]

– А тебе она никогда не насыпала в носок угольков вместо подарка? – пристал он к Нине.

– Нет, никогда. Я ведь всегда была хорошей девочкой, – почти не слукавила та.

– А носок у тебя был большой? У нас совсем маленькие, – пожаловался Карло. – Надо бы у Нико одолжить.

Нина сделала вид, что обдумывает этот вариант.

– Ну, можно, конечно, – с сомнением протянула она в итоге. – Но что, если Бефана, увидев здоровенный носок твоего старшего брата, решит, что ты слишком жадный, и насыплет тебе туда угольков?

– У тебя в носке точно будет горсть углей, если ты сейчас же не перестанешь мне мешать, – предупредила мальчика Роза. – Как мне печь pinza della Befana, если ты под ногами вертишься? Выметайся с кухни и девчонок с собой прихвати. Чтоб до ужина я вас здесь не видела![35]

Нина знала, что похожие пироги продавались в венецианских булочных и на рыночных прилавках, но понятия не имела, как их готовят. В основе рецепта Розы оказалась готовая полента; она добавила туда пшеничную муку, сахар и щедрую порцию граппы, замесила все это, как тесто, прямо на столе, насыпала изюма, ягод смородины, семян фенхеля, сушеных яблок, кусочков инжира и размяла еще раз.

– Как ты запоминаешь, какое количество каждого ингредиента нужно добавить? – спросила Нина.

– Опыт подсказывает, наверное. Я помню, как мы замешивали тесто с мамой, когда я была младше Карло. После смерти мамы я боялась, что у меня не получится испечь этот пирог, что я забыла, как его готовить. Но я тогда просто взялась за работу, и все получилось. Даже папа сказал, что пирог вышел не хуже, чем у мамы.

За разговором Роза придала тесту круглую форму, но