Реквием - Александра Маринина

– Я не помню, – быстро ответила Лера. – Недорого. И потом, я его давно покупала.

Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось, и она уже готова была утверждать, что все ее имущество не стоит и трех рублей.

– Ладно, – снова покладисто откликнулся Саша, – уточним. Кошелек из кожзаменителя красного цвета…

Она открыла уже рот, чтобы поправить его, потому что кошелек был не из кожзаменителя, а из самой что ни есть натуральной кожи, причем очень дорогой, но остановилась. Незачем затягивать процедуру. Что толку устанавливать правильную цену? Вещи ей вернут, а какой там будет «объем вменения» – ей наплевать.

– Деньги в размере… раз, два, три… – он начал методично пересчитывать купюры, – в размере шестисот восьмидесяти семи тысяч пятисот рублей. Ничего себе живут современные студенты! Так, это купюры. Сейчас посчитаем монетки.

Саша щелкнул замком на том отделении кошелька, где хранились монеты, и на стол вместе с металлическими деньгами выпало кольцо.

– Ого! Кольцо в кошельке носите? Почему не на руке? – спросил он.

– Я в анатомичке занималась, там нужно перчатки надевать, а кольцо мешает, – объяснила Лера. – Оно дешевое, это стекляшка.

– В кошельке почти миллион, а на руке стекляшка, – недоверчиво покачал головой Владимир, хранивший до этого полное молчание. – Дай-ка взглянуть, Саня.

Он взял кольцо и поднес его поближе к свету.

– В первый раз вижу, чтобы на стекляшке делали огранку «эмеральд». И играет отлично. Нет, Валерия Геннадьевна, не стекляшка это, а бриллиант. А лгать нехорошо. Зачем же вы так?

– Мне надоело все это, – с вызовом заявила Лера, – вот и соврала, чтобы побыстрее закончить. Подумаешь! Можете написать в своем дурацком протоколе, что украденное имущество оценивается в сто рублей, и отпустите меня. Я ни на что не претендую.

– Мне это нравится, – внезапно подал голос третий сотрудник, который пока в разговоре не участвовал, – мадам ни на что не претендует. А на что вы, уважаемая, вообще можете в этой ситуации претендовать? Не надо делать нам одолжения, мы, между прочим, поймали вора, который вас обокрал, а могли бы и не поймать. Вам хочется побыстрее отсюда уйти, у вас дела, вы торопитесь, а представьте себе на минутку, что вор ушел с вашей сумочкой и вам пришлось бы просиживать часами и сутками под дверьми разных кабинетов, восстанавливая свои украденные документы. Вы знаете, какие очереди в паспортный стол? А со сберкнижками вы вообще намучаетесь не один месяц, банк – это не милиция.

– Тише, Витя, – успокаивающе сказал Владимир, – тормози, не наезжай на девушку. Прояви снисходительность, она действительно перенервничала. А вам, Валерия Геннадьевна, я вот что скажу. Мы, конечно, можем написать в протоколе все, что угодно, в том числе и то, что похищенное у вас имущество не стоит ломаного гроша, а в кошельке было две копейки. И поскольку то, что у вас взяли, никакой цены не имеет, вора можно отпустить за малозначительностью содеянного. Ну вот как будто бы он коробок спичек спер. И завтра этот милый человек снова выйдет на промысел. Вы, я смотрю, не очень-то испугались потери, видно, деньги в сумочке у вас не последние и без куска хлеба вы не останетесь. А что, если следующей жертвой окажется пенсионерка, у которой после кражи не останется ни рубля? Вам ее не жалко? Вы, конечно, можете мне возразить, что этот вор – не единственный во всей Москве, их по городу десятки тысяч бегает, и будете правы. Пенсионерку и без него есть кому обокрасть. Но если мы все будем так относиться к преступникам, то на улицу выйти будет невозможно. В самом деле, какой смысл вообще ловить преступников, если всех все равно не переловишь, верно? Пусть себе грабят, насилуют, убивают. Вас не смущает такая логика?

Логика Леру не смущала, ее эгоизм не был способен на обобщения, но ей все равно стало неловко, как будто ее уличили в чем-то постыдном. Владимир говорил объективно правильные вещи, и не соглашаться с ними было неприлично. Не объяснять же им, что их «объективно правильные правила» годятся для них самих, обычных и ничем не примечательных людей, но никак не подходят и не могут иметь никакого отношения к ней, Лере Немчиновой, особенной и ни на кого не похожей.

– Извините, – пробормотала она, – я действительно очень устала. Вы правы, кольцо дорогое, это золото с бриллиантом.

– Сколько оно стоит?

– Я… не знаю.

– Как это вы не знаете?

– Это подарок.

– Тогда придется спросить того, кто вам его подарил. Поймите же, стоимость должна быть установлена точно. Может быть, человек, сделавший вам подарок, сохранил чек или сертификат на кольцо. В крайнем случае он может сказать нам, где его приобрел, и мы сделаем запрос в этот ювелирный магазин и получим официальную справку о его стоимости.

Лера молчала, сцепив пальцы рук на коленях и глядя в пол. Сказать, что кольцо осталось от матери? Можно, но как быть с надписью? Конечно, кольцо мог подарить маме отец, отсюда и надпись, но тогда эти милиционеры пойдут к деду и спросят его, не сохранился ли ценник, а дед им скажет, что никакого кольца с бриллиантом у мамы не было. Нет, это не годится.

– Этого человека нельзя спросить, – наконец произнесла она.

– Почему?

– Он умер.

– Когда?

– Недавно. Пару недель назад. Его убили.

– Он был вашим женихом?

– Ну… да. А что? – с вызовом спросила она, поднимая глаза.

– Ничего, – Саша пожал плечами. – Будьте добры назвать его имя и адрес.

– Зачем?

– Мы поговорим с его родственниками, попросим их поискать в его вещах чек на кольцо…

– Его имя Барсуков Александр.

– Так, Барсуков… – повторил Саша, записывая. – Где проживал?

Лера запнулась. Адреса она не знала. Барсуков всегда приходил к ней домой, тогда как она у него не бывала ни разу, хотя он и приглашал. Но ей не хотелось идти, ей не нужны были ни родители поклонника, ни, в сущности, он сам. Ей нужен был слуга, преданный и готовый на все, а к слугам в гости не ходят.

– Я не знаю точного адреса, где-то в районе «Коломенской».

– Ну и поколение! – снова заговорил третий сотрудник, имени которого Лера не знала. – Парень считается женихом, делает такие подарки, а невеста даже адреса его не знает. Хорошо еще, хоть имя не забыла.

– Да ладно тебе. – Владимир опять попытался ее защитить, и Лера испытала к нему что-то вроде благодарности. – Ничего страшного, найдем мы адрес. Вы говорите, вашего жениха убили?

Лера молча кивнула.

– А уголовное дело возбудили?

– Да.

– Может быть, вы знаете фамилию следователя? Он же наверняка вас допрашивал.

– Его фамилия Ольшанский.

– Костя-то?! – почему-то радостно воскликнул Владимир. – Костя Ольшанский? Из городской прокуратуры?

– Да, кажется… – неуверенно ответила Лера. Она точно помнила и фамилию, и то, что прокуратура, куда ее вызывали, была именно городской, но вот насчет имени не была уверена.

– Ну тогда все просто. Позвоним Косте и узнаем адрес Барсукова. Нет проблем.

«Есть проблемы, – угрюмо думала Лера, вспоминая разговор в милиции по дороге к метро. – И еще какие проблемы. Знали бы они… Неужели ненавистный дед был прав, когда предупреждал меня, что кольцо принесет мне несчастье? Нет, не может быть, не может, дед не может быть прав никогда, потому что он подонок и убийца, а подонки и убийцы не бывают правы».

Глава 9

Настя Каменская бывала у родителей нечасто. Жили они на другом конце Москвы, а свободного времени у нее было не так уж много. Однако с того дня, как генерал Заточный дал ей задание изучать обстановку в милицейских вузах города, Настя приезжала к ним вот уже в третий раз. Ее отчим Леонид Петрович был ценнейшим кладезем информации, ибо преподавал, как известно, как раз в одном из таких вузов. Более того, он познакомил Настю со своими коллегами из других институтов, и те охотно делились с ней своими знаниями, посвящая в невидимые постороннему взгляду хитросплетения внутривузовской жизни. Проведя в таких беседах не один час, она стала куда лучше представлять себе, как можно поступить в институт, как можно получить оценку на экзамене, за что можно оказаться отчисленным и как этого избежать, что происходит во время несения службы в дневное время и особенно по ночам, как складываются отношения слушателей и офицеров в тех случаях, когда у института есть общежитие, и в тех, когда общежития нет. Откуда берутся внебюджетные средства и на что они тратятся, по каким принципам подыскиваются подрядные организации для проведения строительства и ремонта зданий и помещений. Много, в общем, любопытного она узнала. Идея собирать информацию не через слушателей, а через сотрудников института оказалась правильной. Слушатель – человек занятой, молодой и пока еще недостаточно умный, он мало посматривает по сторонам, ибо озабочен в основном своими личными проблемами и не понимает, что решить их, замыкаясь в кругу самого себя, все равно нельзя. Он не умеет обобщать и анализировать то, что видит и слышит, даже если видит и слышит очень многое. Человек же взрослый зачастую больше смотрит именно по сторонам, потому как давно уже понял, что решение практически любой проблемы сильно зависит от того, в какой среде, в каком мире он живет, по каким правилам и закономерностям этот мир существует. Взрослые люди намного лучше молодых понимают необходимость приспособления к существующему порядку, потому и изучают этот самый порядок, молодости же свойственно считать себя и свои потребности центром вселенной, вокруг которого должно вращаться все остальное.