Между никогда и навечно (ЛП) - Бенсон Брит

Шэрон протягивает руку, и Бринн дает ей пять, проходя мимо стола.

— Пять с двумя плюсами, мисс Шэрон, — радостно восклицает Бринн, а затем ухмыляется мне. — Она хорошая ученица. Ты должен следовать ее примеру.

Мои губы растягиваются в легкой улыбке, и я опускаю ладонь на макушку Бринн и взъерошиваю ей волосы. Что за чертовски умный ребенок.

— Садись в грузовик, Эйнштейн.

— До свидания, мисс Шарон! Увидимся позже!

Шэрон ждет, пока за Бринн закроется дверь, прежде чем ее улыбка сникает.

— Выплаты совершаются регулярно. Работникам, подрядчикам и всем остальным. — Она хмурится. — Дела идут лучше, Леви. Первый транш от киностудии почти полностью вывел бизнес из убытка.

От меня не ускользает ее «почти», а также уточнение финансового состояния дел.

— Ты выписала себе чек? — спрашиваю я, и она отмахивается от меня.

— Мне всего хватает.

Я вздыхаю. Начинать с ней новый спор я не собирался. Упрямство у нее в крови.

Я жду, не спросит ли она меня еще что-нибудь о киностудии или планах съемок, которые стартуют через несколько недель. Она ничего не говорит, так что я тоже не поднимаю эту тему. Мы еще немного поживем в отрицании.

— Хорошо, Шэрон, — хрипло говорю я, открывая дверь и выходя наружу. — Я пошел. Увидимся завтра.

— До завтра.

Я иду к грузовику и забираюсь на переднее сиденье. Бринн уже пристегнута ремнем безопасности к заднему. Обернувшись, я тянусь к ней, дергая ремень, чтобы убедиться, что он надежно закреплен. Она закатывает глаза и громко вздыхает, так что я щекочу ее бок, прежде чем отвернуться.

— Готова, Босс?

— Готова.

Я выруливаю с парковки на главную дорогу, которая выведет нас из города на шоссе. Киностудия находится в сорока минутах езды по побережью, и дорога спокойная. Минимальная загруженность и ясное небо.

— Думаешь, она там? — раздается позади голос Бринн, и мои плечи напрягаются.

— Вероятно, нет, — предполагаю я скорее с надеждой, чем с уверенностью. — Съемки не начнутся еще несколько дней.

Я смотрю в зеркало заднего вида и вижу, как Бринн хмуро глядит в окно, выстукивая указательным пальцем по бедру.

— Я все же встречусь с ней, да?

Я делаю паузу, прежде чем ответить, обдумывая, как лучше всего это сказать.

— Не знаю, Бринн. Она будет работать.

— Но ты можешь спросить?

Я снова смотрю на нее. Ее палец постукивает быстрее, хмурый взгляд становится более выраженным.

— Да, Босс. Я могу спросить.

Ее плечи заметно расслабляются, она перестает хмуриться, и в этот момент я снова смотрю на дорогу. Все напряжение, которое она чувствовала несколько мгновений назад, покинуло ее и вошло в меня. Я сознательно расслабляю руки на руле, затем включаю музыку. Проходит всего десять минут, прежде чем начинает играть песня «Бессердечного города», и Бринн громко подпевает с заднего сиденья. Я же пытаюсь сосредоточиться на ее голосе, а не на том, что звучит по радио.

Я — абсолютная развалина. Сон дается мне с трудом, а когда я засыпаю, мне снится Саванна. Саванна из прошлого и Саванна из настоящего.

Я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на шумиху вокруг «Бессердечного города», но новости о них буквально повсюду. На телевидении. На радио. Черт, их обсуждали даже в моем любимом подкасте.

С тех пор, как группа объявила о «перерыве», слухи только множились. Ранние заголовки называли причиной распада употребление наркотиков и бурные отношения между Сав Лавлесс и бас-гитаристом группы, Торреном Кингом. При каждом упоминании Торрена Кинга я скрежещу зубами. Наша с ним последняя встреча выдалась неудачной. Я до сих пор вижу, как он, обдолбанный, барахтается в песке после того, как я оторвал его брата от Саванны. С того случая я его не выношу.

Тем труднее переварить новые заголовки.

Группа выпустила совместное заявление, опровергающее слухи о распаде и говорящее, что отношения внутри группы крепки как никогда.

«Мы берем перерыв для работы над сольными проектами, но по-прежнему очень любим и уважаем друг друга», — говорится в заявлении.

Затем, на прошлой неделе, Сав Лавлесс была замечена в Лос-Анджелесе с гигантским изумрудным кольцом на безымянном пальце левой руки. Слухи о помолвке не подтвердили и не опровергли, но я чувствую это нутром. Мое лицемерие настолько громкое, что почти оглушает, впервые за многие годы мой безымянный палец зудит и испытывает дискомфорт. Обычно я не обращаю внимания на силиконовое обручальное кольцо. Я его почти не чувствую, и на стройке с ним безопасно. Но недавно? Оно стало ощущаться таким же тяжелым, как и в начале, когда сияло золотом и душило.

— Папа, — зовет Бринн, вырывая меня из мыслей.

По разочарованию в ее тоне я могу сказать, что она звала меня не раз. Я тянусь к радио и убавляю звук.

— Да, Босс? — Я встречаюсь с ней взглядом в зеркале заднего вида.

— После «Пенн и Пейдж» мы можем купить смузи? — Я киваю, и она улыбается. — Спасибо!

Я снова прибавляю звук, и оставшуюся часть пути мы слушаем радио. К счастью, ни одной песни «Бессердечного города» больше не прозвучало до того, как мы подъехали к воротам службы безопасности киностудии. Я опускаю стекло и беру с приборной панели пропуск. Это скорее формальность.

— Полагаю, в следующие несколько месяцев со многими из вас мы будем видеться чаще, — говорит Такер, отмечая меня в списке.

— На время съемок моя команда должна быть здесь.

Такер ухмыляется, затем переводит взгляд на заднее сиденье и машет Бринн, после чего открывает ворота и пропускает нас.

— Хорошего дня, Леви.

Я киваю и без слов заезжаю на территорию.

Пока я паркую грузовик на стоянке за пределами съемочной зоны, Бринн уже отстегивается и готова выскочить из машины. Она подбегает ко мне, осматривая стоянку в поисках… я даже не знаю чего.

— Думаешь, она приехала бы на большой шикарной машине? Вряд ли это был бы концертный автобус, — бормочет себе под нос Бринн, прыгая рядом со мной, пока мы идем к зданию. — Держу пари, ей пришлось лететь на самолете. Как думаешь, у нее есть личный самолет? Надеюсь, нет. Загрязнение воздуха вредно для окружающей среды. Слишком большой выброс углерода. Она бы не полетела частным самолетом, ведь так? Может, прилетела на обычном, а потом взяла лимузин. Но лимузина я не вижу.

Я глажу Бринн по волосам и веду ее через уже открытую дверь.

— Не думаю, что она уже здесь, Босс.

Она смотрит на меня и открывает рот, чтобы ответить, но когда замечает построенные нами декорации, ее глаза округляются.

Две съемочные площадки были объединены, чтобы создать территорию в 40 000 квадратных футов. Квартиры полностью меблированы, краска высохла, добавлены декоративные детали, и, должен признать, смотрелось все чертовски круто. А со светом, звуком и съемочной группой все казалось гораздо более живым и реальным, чем две недели назад.

— Вау, — выдыхает она, осматриваясь по сторонам. — И это все построили вы?

— Мы.

Моя грудь выпячивается от благоговения на ее лице, и когда мы проходим мимо построенных нами декораций, я пытаюсь увидеть съемочную площадку ее глазами. Мы воссоздали несколько модных нью-йоркских офисов, уютную квартиру-студию, лофт кофейни, художественную студию, тюремную камеру, несколько комнат, напоминающих итальянскую виллу, и бальный зал, который мог бы располагаться в особняке мультимиллиардера. Когда мы останавливаемся перед другим строением, у Бринн отвисает челюсть. Она поворачивает голову ко мне, затем обратно к съемочной площадке.

— Папа! Это же наша кухня!

Я наблюдаю, как ее глаза бегают по каждой детали — холодильнику, кухонному островку, двойной духовке — и следую взглядом за ней. Даже фартук такого же цвета и фактуры. На самом деле это жутковато, и я лично работал с командой декораторов и дизайнеров. Не хватает только тарелок в раковине, рисунка Бринн на холодильнике и нашего календаря для записей на стене. Все остальное почти идентично.

— Ох, божечки, не терпится рассказать об этом Кэмерон. Папа, ты такой классный.