Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918 - Ришард Болеславский

Мы вернулись в небольшой городок, в котором размещались уже в течение двух месяцев. Наступала весна.

Всех занимал единственный вопрос: будет ли новое правительство продолжать войну?

Сформировались две партии, патриотов и коммунистов, приводившие доводы за и против войны. Спустя несколько недель после отречения государя императора социалисты и коммунисты полностью прибрали все в свои руки; им был отлично знаком механизм проведения митингов и выражения мнений. В первый момент патриоты пребывали в замешательстве, но быстро пришли в себя. Это было время бесконечных споров и митингов.

Коммунисты выдвинули лозунг: «Мир! Земля! Хлеб!»

Лозунг патриотов был: «Честь России в глазах цивилизованного мира!»

Сто пятьдесят миллионов крестьян остановили свой выбор на лозунге: «Мир! Земля! Хлеб!»

Что касается чести страны, то, я уверен, они рассуждали как Фальстаф[18]: «Честь подстегивает меня идти в наступление. Да, но если при наступлении честь подталкивает меня к смерти, что тогда? Может ли честь вернуть мне ногу? Нет. Или руку? Нет. Или успокоить боль раны? Нет. Значит, честь несведуща в хирургии? Нет. Что есть честь? Слово. Что есть слово? Воздух. Следовательно, честь – это воздух. У кого она есть? У того, кто погиб в бою. Осязает он ее? Нет. Слышит он ее? Нет. Значит, она неощутима? Для мертвого нет. Быть может, она живет вместе с живыми? Нет. Почему нет? Клевета не допускает этого. Следовательно, мне она не нужна Честь – лишь надгробный камень, и на том кончается мой катехизис».

Социалисты распространили слух, что офицеры и буржуазия хотят продолжать войну, потому что вложили деньги в английские и французские предприятия. Патриоты утверждали, что Германия платит коммунистам.

Люди брали ту или иную сторону в зависимости от индивидуальных качеств оратора и с удовольствием приобрели новый опыт свободного общения. Они восторженно принимали оратора патриотов, когда он напоминал им о долге перед погибшими товарищами и ратовал за продолжение войны. Но уже через несколько минут с не меньшим восторгом рукоплескали оратору-коммунисту, заявлявшему, что «ваши товарищи призывают из могил, чтобы вы остановили эту бойню». Если людям не нравился какой-то оратор, то они с тем же энтузиазмом освистывали его.

Когда дело дошло до голосования, то выяснилось, что они далеко не так простодушны. Они уже приняли решение. На предложение поднять руки за продолжение войны в воздух взметнулись двадцать рук из ста. Противники продолжения войны мрачно оглядывались вокруг, запоминая тех, кто ратовал за продолжение войны.

Гражданская война начиналась прямо на таких вот митингах.

Патриоты чувствовали свою слабость и из инстинкта самосохранения старались держаться вместе. Шло формирование различных воинских подразделений из эсеров, кадетов, меньшевиков, заложивших основу Белой армии…

Все понимали, что весной начнется большое наступление. Наш полк испытывал радостное волнение. Большинство думало о Польше, ведь мы находились в чужой стране. Наступление приблизило бы нас к дому.

Начальник гарнизона содрогался при мысли, что наступит момент, когда ему придется отдать приказ о возвращении солдат на фронт. Но судьба избавила его от этой неприятной миссии. Прошел слух, как обычно до официального объявления, что к нам с визитом прибывает глава Временного правительства Керенский.

В начале апреля мы получили официальное сообщение, что в понедельник в восемь утра гражданин главнокомандующий Керенский[19] произведет смотр гарнизона.

Наш полк был единственным кавалерийским подразделением в гарнизоне, и охрана и эскорт Керенского были возложены на один из наших эскадронов. Я как раз служил в этом эскадроне.

Все были заняты подготовкой к смотру. Казалось, что внутренние разногласия разом забылись. Каждому хотелось, чтобы смотр прошел на самом высоком уровне. Чистили, мыли, убирали, проверяли. Даже самые белые офицеры напоминали солдатам, как они должны вести себя на параде в присутствии столь высокого официального лица.

Думаю, что все мы, и белые, и красные, почувствовали облегчение от мысли, что к нам прибудет человек, облеченный официальной властью. Сказывалась привычка к повиновению. Мы нуждались в главнокомандующем, который, по нашему представлению, знает, что следует делать. Думаю, что каждый про себя думал примерно так: «Он приедет и все нам объяснит».

Помимо прочего, всех одолевало любопытство: что за человек занял место его императорского величества?

В русской армии издавна существовало поверье, что, когда император производил смотр войск, всегда светило солнце. Любой старый русский генерал или полковник скажет вам, что не помнит случая, чтобы смотр выпадал на пасмурный день; всегда за спиной императора сияло солнце. Всю субботу и воскресенье солдаты всматривались в небо, гадая, какой будет погода в день смотра. Субботний и воскресный дни выдались как по заказу. В небе, высоком, голубом, не было ни облачка. Поле для проведения смотра было в отличном состоянии.

На поле был сооружен помост, выкрашенный в ярко-красный цвет; над помостом установили навес. А дальше столкнулись с проблемой: какой вывешивать флаг и герб вместо привычного российского флага и герба с двуглавым орлом? Для решения вопроса был организован митинг. Социалисты настаивали на красном флаге. Патриоты объясняли, что орел не имеет никакого отношения к императору. Это герб страны. Наконец было принято решение вывесить красный флаг с двуглавым орлом. Все остались довольны принятым решением и разошлись в самом прекрасном расположении духа. В знаменательный день мы встали в пять утра. Почистили лошадей, привели себя в порядок, быстро позавтракали и в половине шестого прибыли на вокзал, чтобы встретить прибытие поезда с высокими гостями и сопроводить их к месту проведения смотра.

Поезда еще не было, и полковник отправил меня узнать, когда ожидается прибытие состава. Я вошел в здание вокзала и обратил внимание, что железнодорожные служащие тоже готовятся к приезду высоких гостей. На мой вопрос о прибытии поезда начальник вокзала только пожал плечами. Он объяснил, что на железной дороге творится полная неразбериха. Означенный поезд находится в двух часах езды от города, и трудно сказать, за какое время ему удастся преодолеть этот перегон.

– Мы сможем точно сказать, когда он прибудет на станцию, – улыбаясь, сообщил начальник вокзала, – когда он появится во-он из-за того холма.

Я вернулся и доложил полковнику, что, к сожалению, не могу порадовать его полученной информацией.

– Почти четверть века назад я закончил Пажеский корпус[20]. Выпускной смотр был назначен на 7.30 утра; мы появились на плацу в 7.15, – улыбаясь глазами, начал свой рассказ полковник. – Часы на башне отбили половину. В тот же миг яркое солнце прорвало тучи, и появилась карета с императором и императрицей.