Башни Ангкора - Борис Павлович Виноградов

лавке вместе с грудным ребенком. Осколок пробил деревянную перегородку и попал в плечо. Санитары вовремя оказали первую помощь. Другая раненая — крестьянка Мек Кхон — была доставлена в тяжелом состоянии с окраины. У нее перебита нога. Дома осталось трое детей. Мужа убили полпотовцы в 1978 году. Вот еще одна женщина — по имени Чап Неанг. Ей осколок задел голову. Живет тоже на краю села. Двое детей, ведет хозяйство вместе со старшим братом. В дождливый сезон, как и все крестьяне, заняты на рисовых полях, а сейчас кормятся торговлей, разведением свиней, домашней птицы.

— Они особенно лютовали в пору уборки урожая,— говорит Чап Неанг.— Тогда обстрелы и налеты случались чуть не каждый день. Пытались запугать нас, заставить покинуть эту землю, бросить неубранный урожай. И напрасно они называют себя «борцами за свободную Кампучию». Никто не верит ни единому их слову, не боится их угроз и провокаций. Когда только они оставят нас в покое...

В палатах было жарко и душно. Воздух, пропитанный запахом йода, крови и человеческого пота, кружил голову. Хотелось пить. В сопровождении Иенг Янга мы вышли на улицу. Доктор, оставив халат в аптеке, все имущество которой умещалось на трех полках с пузырьками, банками, перевязочными пакетами, среди которых я заметил бинты со знакомой советской упаковкой, продолжал рассказывать.

Этот пункт служит в основном для приема раненых мирных граждан, которым требуется оказать срочную помощь. Тяжело больных отправляют в город, где имеется поликлиника. Кроме того, в уезде действуют передвижные медицинские пункты. Они проводят профилактику малярии и других заболеваний, способных в условиях тропического климата вызвать эпидемию.

— А раненых по-прежнему поступает много,— говорит Иенг Янг.— Порой не хватает места в палатах. Несложные операции стараюсь делать сам, многие пациенты лежат у себя дома. Сейчас надо ехать на осмотр.

Мы попрощались с больными, их врачом и отправились на встречу с воинами пограничниками. Часть стояла за околицей и располагалась в длинном бараке, обнесенном колючей проволокой. Вокруг прорыты ходы сообщений, окопы для стрельбы, с западной стороны на пригорке выпирала из земли шляпка бетонного дота. Командир части, капитан Клай, перетянутый портупеей кхмер с добрым, мужественным лицом, принял нас очень радушно.

— Если в целом страна живет мирной, спокойной жизнью,— говорил он,— то этого нельзя сказать о тех, кто охраняет ее покой. В бой приходится вступать часто. Бойцы в основном молодые, но уже обстрелянные. В первые годы, когда наша армия только создавалась, большую помощь мы получали от друзей по оружию — вьетнамских добровольцев, выполняющих в Кампучии свой интернациональный долг. Теперь по мере накопления боевого опыта и укрепления своих рядов кампучийские вооруженные силы берут на себя все большие участки фронта, обеспечивая безопасность страны.

Откуда-то издалека вдруг донеслось эхо взрыва, похожее на гром уходящей грозы. Мы поднялись на шероховатую крышу бетонированного дота, и в бинокль я разглядел вдали черное дымное облако, повисшее в воздухе. Через степь в нашу сторону мчался бронетранспортер, за ним стелился во всю длину пути густой шлейф пыли. Приближенные к нашим глазам десятикратным увеличением диоптрических стекол, по проселку бежали люди, размахивая руками, метались в беспорядке напуганные быки, но капитан Клай с большой долей уверенности сказал:

— Опять кто-то подорвался на полпотовской мине. Судя по всему, это случилось не на самой дороге. Видите, там кустарник. Дорога в соседнюю деревню проходит правее, а мина взорвалась в нескольких метрах от нее. Значит, или саперы недосмотрели, или кто-то из крестьян нарушил правила передвижения, был невнимателен к указателям.

Из подъехавшего бронетранспортера вылезли солдаты и рассказали, что один возница на двуколке, нагруженной мешками с рисом, наехал на поставленную за кустами противотанковую мину. Есть предположение, что он задремал в пути, и быки, почувствовав неуправляемость, приняли чуть в сторону пощипать травы. Саперы успели к нынешнему утру проверить только основные дороги, подъезды к селениям, мосты.

Главная работа у них впереди, когда с приходом дождей начнется пахота. Нужно будет прощупать каждый метр обрабатываемого поля, каждую бровку.

Рукою младенца

КАМЕННЫЕ головы слонов, венчавшие парадные ворота, казались спящими. Сорванные с петель металлические решетки валялись среди обломков статуй Будды, демонов с изуродованными ликами. Из этого хаотического нагромождения останков некогда прекрасных скульптур в сухой траве мелькнула вдруг грустная, одна из шестидесяти четырех загадочных улыбок Байона. Я подошел поближе, раздвинул клочья сена и встретился со взглядом, выражавшим презрение.

Босоногие ребятишки лазали по горе битых изваяний, в ветвях раскидистых деревьев пели птицы, двор, уставленный буддийскими алтарями, заливало солнечным светом. Из темного проема пагоды с остроконечным шпилем вышел человек и направился к нам, протягивая в приветствии руку. Это был Фантин Квантхин, смотритель музея древней кхмерской культуры, который только начал создаваться здесь.

— То, что вы видите,— с ходу начал экскурсию наш гид,— мы застали после ухода полпотовцев. Впрочем, в некоторых местах порядок уже наведен. Сейчас приступаем к ремонтным работам.

Мы вошли в просторный зал с прокопченными стенами, на которых еще местами можно было различить отдельные фрагменты картин. Сажа плотным слоем легла на потолок, казавшийся тяжелым черным монолитом, нависшим над нашими головами. На облупленных пьедесталах сохранились каменные и бронзовые линги[7], обезглавленные фигуры. Реставраторы надстраивали леса, а плиточный пол был завален известкой, бидонами с краской.

Этот музей, построенный в 50-х годах, считался вторым по величине и экспозиции после Пномпеньского. Здесь были представлены образцы древнего кхмерского искусства, собранные из старинных храмов северо-западной части Кампучии. В свое время он числился в туристских справочниках как одна из крупнейших достопримечательностей Баттамбанга.

— Нет, пожар здесь не бушевал,— отвечая на мой вопрос, сказал Фантин Квантхин.— В музее полпотовцы устроили нечто вроде детского приюта. Вон в том углу находилась кухня. Котел для рисовой похлебки вы видите перед собой. Мы его приспособили для раствора.

Кухня помещалась за небольшим портиком между статуями Ханумана и Раваны, вернее, тем, что осталось от храброго предводителя обезьяньего войска и мифологического злодея. Очаг был выложен из кирпичей и топился по-черному. Обгорелые стены потрескались. Мне как-то живо представилась обстановка этого зала, наполненного детьми, в углу полыхающий огонь, сотни голодных глаз, с жадностью смотрящих на котел, и одетый в посконную рубаху начальник с черпаком в руках.

— В этом приюте,— рассказывал Квантхин,— содержалось более трехсот детей. Их родители были угнаны на поля и рытье каналов, свидание почти не давалось. Детей привозили из разных уездов. Дядькой у них был полпотовский офицер,