Большая книга ужасов 2012 - Эдуард Веркин

Круглов сощурился. Забор создавал зону тени, метра два, не больше, в этой тени…

Тоже никого. Даже кирпичи, из которых забор сложен, видны, и все.

– Нет никого вроде, – сказал он. – Совсем. Ты говоришь, он стоял за воротами?

– Он стоял с этой стороны! – с ужасом прошептала Аня. – С этой!

Витька шагнул назад.

– Он внутри! – продолжала Сомёнкова. – Мамочка…

– Он в дом не войдет, – сказал парень. – Нет, не войдет…

Он совсем не был в этом уверен.

– Мама, мама, мамочка… – причитала Аня под кроватью.

Круглов опустился на пол, подполз к ней.

– Вылезай, – сказал он. – Вылезай, нам надо вниз спуститься.

– Не хочу, – помотала головой девушка. – Я тут хочу…

– Вниз! – сказал настойчиво Круглов. – Вниз давай!

– Нет. – Сомёнкова задвинулась глубже, прижалась к стене. – Нет, я не вылезу!

– Говорю, пойдем отсюда, – он протянул руку. – Внизу лучше…

Топ.

Кто-то во дворе сделал шаг.

Аня прокусила губу, потекла кровь.

– Аня! Вылезай!

Но Сомёнкова растопырила локти и выставила перед собой меч, Витька понял, что просто так ее не вытащить.

Топ.

– Мама…

Девушка заплакала.

– Я не хочу… – всхлипывала она. – Зачем я сюда приехала… Зачем все это…

Круглов дотянулся до канистры с керосином, скрутил крышку.

– Сейчас я вылью его на пол, – пообещал он. – Керосин чертов. Тут два с половиной литра, между прочим. А потом подожгу, вот здесь у меня зажигалка. Как тебе это?

– Не надо…

Он капнул на пол керосина.

– Тогда вылезай.

– Я не хочу…

Витька чиркнул зажигалкой. Сомёнкова шустро вылезла из-под кровати.

– Я…

– Тсс! – Круглов приложил к губам палец. – Надо выходить и спускаться.

– Зачем нам спускаться? – хлюпая носом, спросила Аня.

– Мы должны контролировать дверь, – ответил парень.

– А с чего ты взял, что он войдет через дверь?

– Я знаю, он полезет через эту дверь.

Топ.

Уже совсем близко, почти под окном. Сомёнкова побледнела. Умудрилась побледнеть в бледном лунном свете, отметил Круглов.

– Держи, – он сунул ей канистру и лампу. – Смотри не урони!

Аня прижала канистру к груди.

– Меч отдай.

Витька попытался вывернуть рукоять, но Сомёнкова не отпускала, пальцы не разжимались, Круглов плюнул.

– Осторожнее только, он острый, – напомнил он.

И пополз к выходу из комнаты.

– Он смотрит, – сказала Аня.

– Кто?

– Ктулху.

Витька обернулся на картину. Ктулху как Ктулху, ничего и не смотрит. Хотя сама картина блестит от сырости и по краям чуть-чуть потекла, испортится, жалко… Сейчас, впрочем, не до Ктулху совсем.

– Он смотрел, – сказала Сомёнкова. – Я видела. У него глаза открывались…

– Вниз!

Парень пополз к двери, зацепился костылем за порог. Ане ползти оказалось сложней – и керосиновая лампа и меч мешали, но ни то ни другое она не выпустила.

Выбрались в коридор. Свеча, оставленная Кругловым, прогорела уже до половины.

– Ктулху смотрел, – повторила Сомёнкова. – Прямо на меня.

– Это эффект такой, – объяснил Витька. – Картина трехмерная как бы, специально так нарисована. Вроде с первого взгляда Ктулху как Ктулху, а если найти особую точку в комнате, так становится видно, как у него открываются глаза. Я целый месяц потратил, пытаясь эту точку найти, – а тебе сразу удалось. Везучая ты, Сомёнкова…

– Врешь! – Аня потрясла мечом. – Врешь, никакая она не трехмерная! Она обычная!

Свеча стрельнула воском и неожиданно оплыла до половины.

– Китайское все, к черту… Давай на первый поскорее.

Круглов достал ключ, закрыл свою комнату и стал спускаться вниз по ступеням, выставив вперед покалеченную ногу и отталкиваясь руками.

Сомёнкова пошла за ним.

Спустились на первый этаж.

Здесь пахло угаром и холодом, очень неприятное сочетание, отметил Витька, горло от него начинало болеть, и глаза слезились. И вообще, он отметил, что ощущение дома исчезло. Это больше не был его дом, какое-то постороннее строение, чужие стены, чужой запах, и за стенами, там тоже чужое. Или чужой. Бродит.

– Что делать будем? – спросила Аня.

– Ждать, – ответил Круглов.

– Чего ждать-то?

– Утра. Утром он уйдет, и мы выберемся.

– Выберемся… А я дома не сказала, куда пошла. Здесь меня искать вообще не станут…

– Вдвоем мы отсюда выберемся, – заверил Витька. – Вдвоем сможем, вот увидишь.

– А сколько сейчас времени?

– Не знаю. Все часы стоят. Мобильников не осталось.

Сомёнкова всхлипнула.

– Луна как зависла, не двигается совсем… – сказала она.

– Это так кажется. Просто время замедлилось, так всегда…

Они устроились на диване. Круглов вытянул ногу. Колено болело. Не так, как раньше, по-другому, уже боль стала более глубокой и абсолютной, если вчера он надеялся на то, что поболит и перестанет, то теперь понял, что не перестанет. Что-то неладно с коленом, как бы некроз не начался, гангрена. Слово очень ему не понравилось, он решил об этом больше не думать, достал из кармана пузырек с аскорбиновой кислотой, сжевал горсть.

– Что это у тебя? – без интереса спросила Аня.

– Аскорбинка. От воспаления.

– Дай мне.

Витька кинул пузырек, девушка высыпала в рот все остальное, стала хрустеть пилюлями.

– Теперь аллергия будет, – грустно сказала она. – Вся рожа распухнет.

– От аллергии не умирают, – успокоил Круглов.

– Это смотря на что аллергия. Может отек Квинке приключиться. Темнее вроде как стало…

– Это только кажется так, – успокоил Витька. – Кажется, что темнее…

– Нет, действительно темнее! Темнеет.

Парень пригляделся к окну. Действительно, темнеет. Причем непонятно из-за чего, туч вроде не видно. Такое впечатление, что луна стала светить слабее. Такого ведь не может быть? Или может?

– Зажигай свечи, – велел он. – Расставляй их вокруг и зажигай!

Сомёнкова наконец-то положила меч на диван и стала расставлять и зажигать.

– Свечки у тебя отсырелые какие-то, – она чиркала зажигалкой. – Совсем у тебя свечи никакие, не горят почти. И чего они не горят…

Действительно, свечи горели плохо, это и Круглов отметил. То есть совсем почти не горели, от каждой получался лишь малюсенький, с полногтя, огонек. Но ему казалось, что это не из-за отсыревания. Просто…

В окно влетел камень. Стекло треснуло и тут же разлетелось, рассыпалось в мелкие осколки, ударил ветер и погасил свечи все сразу, одним злым выдохом. Гостиная погрузилась во мрак, только лед блестел по стенам черными прожилками, Сомёнкова схватила Витьку за руку, сжала до боли.

– Спокойно, – прошептал он. – Спокойно…

Темно. Почти ничего не видно, надо снова зажигать. А как – ветер ведь.

Разлетелось второе окно. Так же с оттягом – сначала трещины, потом стеклянный взрыв.