Блудная дочь - Лиза Джексон

Трехдневная щетина колола и царапала ей щеки. Грубые руки блуждали по телу. Из пасти, полной гнилых зубов, обдавая Шелби вонью перегара, вырывалось неровное дыхание. И, уже теряя сознание, она слышала:

– Знаешь, лапочка, я ведь всю свою распроклятую жизнь этого ждал!

Жизнь кончилась; начался кошмар.

Ужасные картины той ночи вновь и вновь прокручивались в мозгу, ни днем, ни ночью не давая ей покоя. Днем Шелби ходила как в тумане; ночью, стоило забыться тяжелым сном, просыпалась с криком, преследуемая все теми же видениями. По многу часов проводила она в ванной, мылась, терлась и скреблась до одури – и все равно чувствовала себя грязной. Запах Маккаллума въелся в кожу, тошнотворный вкус крепко держался на губах. Люди сделались чуждыми и опасными; словно невидимая стена выросла вокруг Шелби и отделила от близких и друзей. Она перестала ездить в город, при любой возможности пропускала школу под предлогом «головной боли», а по ночам, когда никого не было рядом, рыдала в подушку, свернувшись клубком и кусая губы, чтобы удержать рвущийся из груди крик.

Лидия беспокоилась о ней и проявляла тревогу привычным ей способом – старалась накормить Шелби до отвала, хотя той кусок не лез в горло. Судья, когда ему говорили, что с дочерью что-то неладно, просто отмахивался.

Все с нашей малышкой в порядке, – говорил он встревоженной экономке. —

Обычная лихорадка перед экзаменами. Сама знаешь, в этом году она кончает школу – как тут не волноваться!

Но...

– Послушай, Лидия, незачем поднимать шум из-за пустяков. Говорю тебе, с ней все в порядке. Ценю твою заботу, ты же знаешь, я всегда был тебе благодарен за то, что ты возишься с Шелби, но не надо ее слишком опекать и баловать. Вот увидишь, все будет хорошо. Подожди немного.

На этом, разумеется, все споры кончались – хотя в темных глазах Лидии и не рассеивалась тревога.

Несколько раз звонил Нейв. Шелби не подходила к телефону и не перезванивала ему – сама мысль о том, чтобы увидеть его или услышать его голос, была для нее невыносима. Бывая в городе, она старательно избегала мест, где могла с ним столкнуться. Однако встретиться все-таки пришлось – несколько недель спустя.

Она ехала домой из школы; в памяти вновь и вновь прокручивалась та грозовая ночь. Нейв догнал ее на служебной машине и посигналил, приказывая остановиться.

Шелби припарковалась у обочины; Нейв – стройный, красивый, в ладно сидящей форме – распахнул дверцу ее «Порше» и задал вопрос, на который у Шелби не было ответа:

– Что случилось?

Господи, что же сказать? Как объяснить? Шелби молча смотрела на него, не в силах найти слова.

Нейв протянул руку и вытащил ее из машины. Под безжалостные лучи солнца. Под такой же безжалостный, пронизывающий взгляд. На миг Шелби показалось, что сейчас она лишится сознания.

Медленно, едва ли не по слогам, словно имел дело со слабоумной, он повторил:

– Шелби, что случилось?

– Ничего, – выдавила из себя она.

– Черта с два!

– Оставь меня в покое!

Господи, как хотела она рассказать ему все! Но нет, нельзя. Он не поймет. Никто не должен знать о ее позоре. Ни одна душа.

– Ты обещала позвонить той ночью. Я с ума сходил от беспокойства!

– Я забыла, – каким-то чужим, сиплым голосом ответила Шелби.

– Забыла?! Знаешь, Шелби, на допросах часто приходится слушать сказки, так что, когда мне врут, я распознаю вранье с первого взгляда.

– Ты, кажется, хотел меня оштрафовать? – Все силы потребовались ей, чтобы произнести эти слова ровным, даже безразличным тоном. – Так оштрафуй и отпусти. А если у тебя нет ко мне дел, не вижу, почему бы каждому из нас не поехать своей дорогой.

– Черт побери, не затыкай мне рот!

Шелби молча смотрела на дорогу. Мимо под грохот и дребезг «тяжелого металла» проехал автомобиль, под завязку набитый подростками. Все они, разумеется, знали Шелби в лицо; парни хихикали и подталкивали друг друга локтями, полагая, что наблюдают на редкость прикольную сцену: дочку судьи Коула штрафуют за нарушение правил!

– Я тебе звонил.

– А я была очень занята. – Сама она прекрасно понимала, какой смехотворной нелепостью звучит эта отговорка.

– Это из-за твоего отца? Шелби молчала.

Сильные руки легли ей на плечи.

Если все кончено, так тому и быть, – проговорил Нейв, и ей захотелось провалиться сквозь горячий асфальт. – Но по крайней мере ты обязана объясниться.

– Я тебе ничем не обязана, – ответила она, изо всех сил стараясь сдержать дрожь в голосе.

Прикосновение Нейва пробило ее броню; впервые за эти страшные недели она смогла ощутить что-то, кроме тупой боли и отвращения ко всему на свете. Омертвевшие чувства ее пробудились и робко потянулись навстречу прежней страсти. Нейв плотно сжал губы.

– Тогда что все это значило – то, что случилось между нами у ручья полтора месяца тому назад?

– А почему это должно что-то значить?

Сглотнув, она уставилась в землю. На земле валялась смятая жестяная банка из-под пепси-колы; Шелби разглядывала ее так пристально, словно от этой банки зависела ее жизнь.

– Шелби!

Господи, что за новая нота звучит в его голосе – неужели отчаяние? Как хотелось ей с рыданием броситься ему на грудь, попросить прощения за свою глупость, рассказать обо всем, что случилось в ту страшную ночь! Разумом Шелби понимала: глупо так стыдиться того, в чем она не виновата. Но сердце, измученное стыдом и омерзением, кричало: нельзя допустить, чтобы Нейв узнал правду! Ни за что! Никогда!

– Интересные вопросы ты задаешь, Шелби. Да, знаешь ли, для меня это значило очень много. А для тебя, выходит, нет?

– Я... я не могу тебе объяснить.

– А ты попробуй. – Нейв быстро овладел собой: теперь в голосе не слышалось боли – только холодный гнев.

Шелби глубоко вздохнула. Открыла рот – и снова закрыла, не в силах подобрать нужные слова. Над головой ее черная ворона, устало хлопая крыльями, села на телефонный провод, и тот провис под ее тяжестью.

– Шелби, посмотри на меня!

Собрав все силы, она подняла глаза и встретилась с его вопросительным взглядом.

– Шелби, я обидел тебя той ночью? Сделал тебе больно? Ей хотелось умереть. Правда стучала в ушах кузнечным молотом, но стыд не давал ей вырваться из груди.

– Нет.

– В чем же тогда дело?

Что она могла ответить? Ничего. Вот и молчала. Губы Нейва сжались в тонкую суровую линию, серые глаза потемнели грозовыми тучами.

– Послушай, это все неправда, – заговорил он. Каким-то чудом его словам удалось пробиться сквозь окутавшую Шелби пелену отчаяния.

– Что неправда? – непонимающе переспросила она.

– Что я опять начал встречаться с Вианкой.