Синие стрекозы Вавилона - Елена Хаецкая

Пастырь пожал плечами.

И вдруг обоих охватил страх.

— Что это? — шепнула Мирра. — Что с нами?

К ним неспешно и все же довольно скорым шагом приближался офицер полиции. Он внимательно оглядывал каждого, мимо кого проходил, но никого не останавливал.

— Вон офицер, — сказал пастырь. — Давайте спросим его.

Офицер тем временем приблизился, прищурился.

— Представьтесь, пожалуйста, — сказал он Мирре.

— Я... Мирра.

Он осмотрел ее с ног до головы. Круглое лицо, темные волосы, бледная кожа, рядом с которой можно представить только шелк.

— Кто твой ангел-хранитель? — резко спросил он.

Мирра растерялась. Офицер не дал ей опомниться. Тем же отрывистым тоном пояснил:

— Самолет разбился, вы все погибли. По-ашшурски читаешь?

— Да...

— На, полюбуйся.

Он сунул ей газету. Мирра машинально прочла: «Heute, um Kuhstunde...»

И выронила лист.

Дрожащими руками пастырь поднял газету, поднес к глазам, зашевелил губами. Мирра услышала его бормотание:

— Mein Gott, mein Gott, warum hast du mich verlassen?..

Офицер неприязненно покосился на пастыря:

— А этот что, поп? Из Ашшура?

— Вроде... — осторожно ответила Мирра, боясь навредить пастырю.

— Он с тобой?

Мирра пожала плечами.

— Мы попутчики.

— Терпеть не могу святош, да еще из Ашшура, — проворчал офицер. — Следуй за мной.

— А... он?

— Так он все-таки твой родственник?

— Нет.

— Тогда что ты о нем печешься? Я не опекаю духовных лиц.

Мирра почти побежала, чтобы не отстать от офицера.

— Вы кто, господин? — вежливо спросила она его в спину.

— Ангел-хранитель, — бросил офицер.

Мирра споткнулась и упала. Пока она барахталась на облаке, офицер успел уйти довольно далеко, так что ей пришлось догонять его бегом.

— Мой ангел? — спросила она, задыхаясь.

Офицер остановился, поглядел на нее сверху вниз, насмешливо кривя губы. Мирра тяжело дышала.

— Пока ты была жива, я тебя не опекал, — сказал ангел прямо. — Первый раз тебя вижу, признаться. А куда ты дела свою душу?

— Она сбежала, — призналась Мирра.

Ангел вытащил из кармана засаленный блокнот, черкнул карандашом и снова сунул блокнот в карман.

— Найдем, — пообещал он. — И не таких отыскивали.

— А почему вы забрали меня? — спросила Мирра. — Может быть, стоило подождать моего ангела?

— А ты уверена, что тебе понравился бы твой ангел?

Мирра подняла брови, подумав о том, что ЭТОТ ангел, ей, во всяком случае, не слишком нравится. Но промолчала.

— Смотри, с пастырем не связывайся, — предупредил ее ангел. — Духовные из Ашшура — они только с толку сбивают. В полемику с небесными силами лезут, дерзят, плодят всевозможные ереси...

— Mein Gott, des Tages rufe ich, doch antwortest du nicht... — услышала Мирра голос пастыря, который вскоре заглушило, как ватой, густыми облаками.

— Принимайте, — сказал Хозяин. — Подобрал на месте аварии.

Мирра остановилась посреди светлой комнаты.

Несколько человек, сидевших на полу, смотрели на нее с интересом. Все они показались ей странно красивыми и спокойными. Умиротворенными. Ни одно из лиц в самолете не имело такого выражения.

Потом женщина с младенцем на руках встала, подошла к Мирре, тронула ее за плечо.

— Как ты умерла? — спросила она дружески.

Мирра покачала головой.

— Не помню, — сказала она.

Они сидели кружком на земле — сухой, серой, сожженной. Трава не росла на ней. Вокруг сидящих людей колебался туман, скрывая гигантский скелет сломанного экскаватора с распахнутой зубастой пастью ковша. Над ними стоял столб света.

Сияние исходило из невидимого источника высоко наверху. Если бы кто-нибудь из сидящих поднял голову, он увидел бы огромную крылатую фигуру, окутанную золотисто-зеленым опереньем сложенных крыл. Ангел стоял, вытянув правую руку высоко над головами сидящих, и свет изливался из его ладони.

Но никому даже на ум не пришло поднять голову.

Они были одеты в светлые одежды, мягче пыли, серебристые, как крылья моли. Суровое, прекрасное лицо ангела склонялось над ними с заботой и грустью, но никто не видел его.

Они разговаривали.

На коленях Пиф лежала черная книга. Обгоревшая мертвая книга, которая не пачкала светлые одежды сажей.

— Она мертва, как и мы, — сказала Пиф и вспомнила о доме, где были собраны мертвые вещи. — Нет, — сказала она, подумав, — мы мертвы как-то иначе, чем другие люди.

— Глупости! — отрезал Голос Комедианта, колыхнув туман.

— Ты хочешь сказать, что, например, Мэтр мертв по-другому?

Пиф кивнула.

— А Пастырь — иначе, чем Мэтр.

— Мэтр ищет Бога. И Пастырь ищет Бога.

— Не хочешь же ты сказать, что они ищут разных богов?

— Возможно.

— Бог один, но они ищут Его по-разному, — сказала Мирра, и все посмотрели на нее.

Из тумана донеслось хриплое механическое пение:

Поет моя шарманка

По городским дворам

Три песенки старинных

И нежный вальс для дам...

— Карусельщик идет, — сказал Беренгарий и придвинулся ближе к Мирре, освобождая место. — Эй, Карусельщик! Иди, дело есть.

— Чего? — спросил Карусельщик с подозрением, но из тумана все же показался.

А шарманка не унималась, распевая во всю мощь своей механической души:

Вот сядет с папироской

Девчонка у окна

И стряхивает пепел

На улицу она...

— Цыц, окаянная! — рявкнул Карусельщик и хватил кулаком по расписному деревянному боку своей подруги.

— Падам, падам, па... — просипела шарманка и замолчала.

Карусельщик пристроился между Пиф и Беренгарием. Пиф передала ему книгу, которую тот недоверчиво принял в руки.

— А что с ней делать-то? Головешка и головешка. — И хотел выбросить книгу вон.

Пиф перехватила его руку.

— Попробуй прочитать.

Карусельщик повертел книгу так и эдак. Понюхал, потрогал пальцем хрупкие страницы.

— Да как ее прочтешь-то, — сокрушенно проговорил он, все еще подозревая подвох. — Испорчена вещь, как ни взгляни.

Издалека донеслись крики, прерывая негромкий разговор собеседников. Невидимый за завесой тумана, Мэтр прокричал срывающимся голосом:

— Я хочу говорить с Создателем! Я хочу говорить с Создателем! Кто отвечает за этот бардак? Я хочу видеть Творца!

Из мрака ответил раскатистый бас:

— Нос не дорос!

Мэтр, отчаянно:

— Боже, ты меня слышишь?!

Бас:

— В гордыню впадаешь, смерд?

— Господи! Куда я попал?

— На тот свет! — рявкнули.

— Это ад, ад?.. — пискнул Мэтр.

В тумане вкусно хохотнули, зашумели крыльями.

— А ты как думаешь, холуй?

— Ад! — завизжал Мэтр.

— Ты сказал, червь! — удовлетворенно прогудел бас.

— Сатана! Изыди, изыди!

— Червь!

— Я не червь! — надрывался Мэтр. — Я член пар... и союза писателей!

— Хуй ты, а не член! — сказал ангел.

— Господи, за что караешь?

— За гордыню тебя карают, жирный ты пиздюк. За глупость тебя...

— Ты не Господь, — неуверенно сказал Мэтр.

— Я ангел Его, — загремело из тумана.

Потом стало очень тихо. И только через несколько минут Мэтр простонал — еле слышно:

— Ой, мама, мамочка... куда же я попал?

Пиф посмотрела на Мирру.

— И сколько же лет он так...

Брови Мирры сошлись в дугу.

— Его удел — не понимать, бродить впотьмах и страдать. Твой удел — жалеть его.

— ...летит напев печальный!.. — вдруг лязгнула шарманка и тут же испуганно притихла.

Карусельщик осторожно перелистывал страницы. Все были совершенно черны. Свесив голову, печалился возле него Беренгарий.

— Все, все было напрасно, — бубнил он, — нам никогда не прочитать ее...

Ему никто не ответил.

А потом в тумане появилась сияющая точка. Она приближалась, и мгла расступалась перед ней, точно светом сжигало туман.

— Аглая идет, — беззвучно проговорил Комедиант.

К собеседникам вышла девочка лет семи. Крепкий загорелый ребенок с двумя толстенькими косичками. Она склонила голову набок и улыбнулась, озарив собравшихся золотистым светом.

— Вот ты где, мама, — важно промолвила она, обращаясь к Пиф.

Женщина и девочка шли, держась за руки, по цветущему саду.

— С тех пор, как я здесь, впервые вижу цветущие деревья, — говорила Пиф, касаясь рукой то одной ветки, то другой. — Прошло столько лет. Впервые они зацвели. Я уже забыла названия.

Аглая обернула к ней смеющееся лицо.

— Да нет же, мама. Ты помнишь.

И они пошли дальше, и их длинные платья были влажны от росы.

— Это что?

— Жасмин.

— А это?

— Шиповник.

— А это?

— Ирисы. Как их много!

— Все ирисы? Такие разные?

— Да.

— А это что за куст?

— Жасмин.

— А это кто стоит?

Пиф споткнулась и остановилась. Посреди цветущего жасмина ждал ее рослый мужчина в армейских штанах, высоких ботинках и новенькой тельняшке, еще пахнущей военторгом.