Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы [litres] - Филип Дик

Потеря Эдварда Принца Уэльского повергла его в уныние. Он шел, смотря себе под ноги на разбитый, поросший травой тротуар. Путь его лежал мимо груд щебня, когда-то бывших зданиями фабрик. Из норы в развалинах за ним жадно наблюдало какое-то существо, которое, мрачно предположил он, следовало бы повесить за задние ноги, предварительно содрав шкуру.

Теперь понятно, почему Хоппи решил, что его видения относятся к загробному миру. Развалины, мерцающая бледность туманного неба… голодные глаза, неотрывно следящие за Стюартом, прикидывающие, стоит ли нападать. Наклонившись, Стюарт поднял острый обломок неизвестного вещества, комок органики и неорганики, склеенный какой-то белой слизью. Обитатель развалин превратил часть щебня вокруг себя в эмульсию для каких-то своих целей. Замечательное, должно быть, животное, думал Стюарт. Но что с того? Мир вполне обошелся бы без этих замечательных неупорядоченных жизненных форм, вылезших на свет божий за последние годы.

Я тоже эволюционировал, сказал он, повернувшись в первый и последний раз лицом к неизвестному существу, опасаясь, что оно увяжется за ним. Я соображаю быстрее, чем раньше, я достойный противник — так что вали отсюда!

Видимо, неизвестное существо согласилось. Оно даже не вылезло из норы.

Да, я эволюционировал, думал он, но остался таким же сентиментальным. Потому что по-настоящему горюю о своем коне. Чтоб они сдохли, эти ветераны-преступники, сказал он себе. Наверное, набросились на Эдварда всей толпой, как только мы отплыли. Если бы я мог уехать из этого города в провинцию, где нет такой жестокости и варварства. Именно так поступил после Катастрофы психиатр доктор Стокстилл. Он сразу же уехал из Ист-Бэя, я видел его отъезд. Умный человек — он не пытался вернуться в старую колею, начать все сначала на том же месте, как я.

Я хочу сказать, думал Стюарт, что нахожусь сейчас не в лучшем положении, чем до проклятой Катастрофы. Тогда я продавал телевизоры, сейчас — электронные ловушки. Какая разница? Одно другого не лучше. Фактически я качусь под гору.

Чтобы поднять настроение, он вынул одну из оставшихся сигарет «Золотой ярлык» Эндрю Джилла и закурил.

Целый день, понял он, потрачен зря на охоту за химерами на той стороне залива. Через два часа будет темно, и он отправится спать в подвальную комнатенку, обитую кошачьими шкурками, которую мистер Харди сдавал ему за доллар серебром в месяц. Конечно, он может зажечь лампу, заправленную жиром; зажечь ее ненадолго и почитать книгу или часть книги — его библиотека состояла в основном просто из отрывков, остальные части книг погибли или были потеряны. Или он мог пойти к старикам Харди послушать вечернюю передачу с сателлита.

В конце концов, с одного из передатчиков в трущобах Западного Ричмонда ему только что удалось послать Дейнджерфильду просьбу исполнить «Танцы сегодня вечером», любимую старомодную песенку, которую он помнил с детства. Неизвестно, найдется ли она на миллионах миль магнитофонной пленки в фонотеке сателлита, поэтому, может быть, Стюарт ждал напрасно.

Он шел и напевал про себя:

Ах, что за новости я слышал:Сегодня танцы вечерком.Такие новости, ей-богу, —Танцы вечерком!Что ж, себя я парнем настоящим покажу,Я свою девочку обниму и закружу…

На его глазах выступили слезы, когда он вспомнил старомодную песенку из той, прошлой жизни. Сейчас все ушло, сказал он себе. Все, так сказать, начисто блутгельднуто… И что нам осталось взамен? Крыса, играющая на носовой флейте… да и той уже нет. У него была еще одна любимая старинная песенка: о человеке с ножом. Он попытался вспомнить, о чем в ней пелось. Что-то про акульи зубы… острые акульи зубы. Слишком смутно, никак не вспомнить… Мать Стюарта ставила для него пластинку, и человек с медовым голосом пел эту песенку — и было так прекрасно.

Держу пари, что никакой крысе так не сыграть, сказал он себе. Даже через миллион лет. Я хочу сказать, что сейчас это практически сакральная музыка. Она из нашего священного прошлого, которого не сможет разделить с нами ни одно замечательное животное и ни один мутант. Прошлое принадлежит только нам, настоящим человеческим существам. Я хотел бы (эта идея воодушевила его) обладать способностями Хоппи. Я хотел бы уметь впадать в транс, но не для того, чтобы смотреть вперед, как он, — я хочу смотреть назад.

Если Хоппи жив, может ли он по-прежнему делать так? Пытается ли? Интересно, где он, этот провидец? Да, вот кем он был — провидцем. Первый фок. Держу пари, что он спасся. Возможно, он убежал к китайцам, когда они высадили десант на севере.

Я бы вернулся, решил он, к тому первому моменту, когда встретил Джима Фергюссона, когда искал работу, а для негра все еще трудно было найти работу, связанную с обслуживанием людей. В чем Фергюссону не откажешь, так это в полном отсутствии любых предрассудков. Я помню этот день. Я продавал алюминиевые кастрюли, ходил по домам, а потом нашел другую работу, но там тоже надо было ходить из дома в дом. Боже мой, понял Стюарт, ведь моя первая настоящая работа была у Джима Фергюссона, потому что не считать же настоящей работу мелким «комми».

Думая о Джиме Фергюссоне, мертвом с того самого дня, когда упала бомба, он вышел на авеню Сан-Пабло с маленькими, понатыканными вдоль нее магазинчиками, в которых продавалось все — от вешалок для пальто до сена. Один из них, находящийся поблизости, был предприятием «Гомеостатические ловушки Харди», и Стюарт направился туда.

Когда Стюарт вошел, мистер Харди, сидевший за монтажным столом в глубине магазина под яркой дуговой лампой, оторвался от работы и взглянул на него. Все вокруг было завалено электронными деталями, которые мистер Харди насобирал в разных уголках Северной Калифорнии, в том числе в руинах Ливермора. Харди завел знакомство с некоторыми государственными служащими, и они позволяли ему копаться там, в запретной зоне.

Когда-то Дин Харди работал инженером на радиостанции в деловой части Окленда. Сухощавый пожилой человек с тихим голосом, он носил зеленый джемпер и галстук — это сейчас-то, когда любой галстук казался чудом. Своими седыми курчавыми волосами он напоминал Стюарту безбородого Санта-Клауса с притворно строгим лицом и озорным юмором. Мистер Харди был невелик и весил только 120 фунтов, но нрав у него был горячий, и Стюарт уважал его. Харди было около шестидесяти, и во многих отношениях он заменил Стюарту отца. Настоящий отец Стюарта, умерший после Катастрофы 1972 года, служил агентом страховой компании — тихий человек, также носивший галстук и джемпер, но без жесткости Харди, без его темперамента. Может, они и были, но Стюарт при них никогда не присутствовал или не помнил их.