Трактат о вдохновенье, рождающем великие изобретения - Владимир Орлов

Пономарев пропустил через свои опыты десятки и сотни человек и каждому из них, в строжайших условиях лаборатории, предложил решить одну и ту же творческую задачу. Не следует думать, что Пономарев усадил их всех за парты и каждому дал задание изобрести паровоз. Нет, была поставлена гораздо более простенькая задачка, но задачка на чистую смекалку — головоломка под названием: «Четыре точки».

Условие головоломки таково: даны четыре точки

требуется провести через них три прямые линии, не отрывая карандаш от бумаги, так, чтобы карандаш вернулся в исходную точку.

На решение давалось десять минут. Казалось бы, для последовательного логического ума анализ этой задачки представляет плевое дело.

— Ну-с, так, — железно рассуждает последовательно-логический ум, — четыре точки можно рассмотреть как вершины воображаемого квадрата… Чтобы вернуться карандашом в исходную точку, надлежит описать замкнутую фигуру… Замкнутая фигура из трех прямых — обязательно треугольник… Решение заключается, стало быть, в том, чтобы описать около квадрата треугольник… Хм!.. Например, вот так, пожалуйста:

Но самое забавное заключается в том, что, как пишет Пономарев, для более чем 600 испытуемых задачка оказалась довольно твердым орешком. Протоколы испытаний Пономарева хранят следы бесплодных потуг ищущей мысли:

А решение лежало под носом. Надо было только вырваться за пределы участка, отгороженного точками. Но такая простая штука никому не приходила в голову — все шестьсот человек танцевали внутри участка, как заколдованные.

Десятки и сотни людей сменяли друг друга, но решение не приходило за рабочим столом.

Пономарев стал готовить испытуемых заранее, предлагая им другие дела. Но старался поставить дело таким образом, чтобы в ходе его возникла откровенно прозрачная подсказка.

Испытуемому объяснили игру в хальму, а затем по правилам игры он был должен перескочить на шахматной доске одним ходом белой фишки через три черных так, чтоб белая фишка возвратилась на свое место:

Предлагался и шахматный этюд.

Испытуемый играет черными. Он обязан тремя ответными ходами съесть три белые пешки. Первыми ходят, конечно, белые — экспериментаторы.

Игра развертывается так:

1. с7 — с8Ф Фа8: с8

2. а5 — а6 Фс8: а6

3. а7 — а8Ф Фа6: а8

Только после этих подсказок на шахматную доску накладывалась калька с четырьмя злополучными точками, расположенными в центре четырех полей доски. Испытуемому торжественно давали в руку карандаш и просили решить головоломку «четыре точки».

Казалось бы, решение должно прийти немедленно. Ведь недавно та же самая рука двигалась по верному маршруту. И вот что странно: подсказка не помогала. Когда в хальму и шахматы играли перед головоломкой, решение не приходило.

Тогда Пономарев переменил порядок игры. Предлагал вначале поломать напрасно голову над четырьмя своими точками, а затем засаживал за шахматы и за хальму. Подсказка помогала. Половина испытуемых почти мгновенно сладила с неподдающимися точками, успешно решила головоломку.

И если бы в некоем царстве, в некоем государстве, по примеру «Истории замечательных изобретений», создавалась бы «История замечательных головоломок» и в ней тоже, как водится, содержались бы и притчи и анекдоты, то одна из притч прозвучала бы примерно так:

«Не могу не поделиться с потомками тем, — сообщает в своих мемуарах Великий Головолом, — как мне удалось разрешить знаменитую проблему четырех точек.

Много дней я трудился над ней за рабочим столом, не разгибая спины, и извел рулон папируса. Как-то раз, совсем уже отказавшись от непосильной задачи, я зашел в кофейню поиграть с приятелем в шахматы. Партия складывалась неудачно. Безуспешно пытался я провести свои пешки в ферзя.

И тут нашло наитие. Как сверкнуло что-то… Я увидел головоломку решенной. Треугольник из прямых линий соединял четыре точки. С криком «эврика» я выбежал из кофейни».

Счастливец бежал по улице, крича «эврика», полагая, что в кофейне на него нахлынуло вдохновенье. А ведь это клетчатая доска прошептала ему подсказку, но он даже не заметил, кто шептал.

Подумаешь, пожалуй, что изобретения делаются так: изобретатель взглянул, увидел и изобрел.

И в самом деле, некоторые ученые пишут: первые изобретения люди сделали, созерцая происходящее вокруг.

Скажем, лежал человек на берегу реки, увидел — плывет древесный ствол. Дай, думает, прицеплюсь к стволу, поплыву вместе с ним. А тут удача — подвернулся ствол с дуплом. Пловец залег в дупло, плывет по воде сухим. А потом и сам стал долбить стволы, выжигать дупла; надоело мокнуть в воде. Так, говорят, была изобретена лодка.

Или вот порох. Теперь порохов тысячи. Но как был найден самый первый порох?

Ученые опять говорят: путем наблюдения.

Но где отыщешь порох? Пороха не лежат под землей в залежах, как железо и каменный уголь.

Полагают, дело было так. Где-то в Индии или в Китае имеется земля, очень богатая селитрой. Люди разводили на этой земле костры. Дожди вымывали из земли селитру на поверхность. Селитра смешивалась с золой и углем пепелищ. Смесь высыхала на солнце — получался взрывчатый состав, порох. Возможно, пишет ученый, люди вначале и не подозревали о военном применении пороха, а использовали эту смесь только для развлечения.

Не правда ли, занятно?

А вот еще занятнее!

В серьезном, даже академическом журнале недавно была высказана такая история изобретения мыла. В дни праздников, рассуждает историк, древние люди умащивали свои волосы благовонными маслами, а в дни скорби посыпали главу пеплом. Так как в те беспокойные времена ситуации «за здравие» довольно часто чередовались с ситуациями «за упокой», а люди не имели привычки мыться, то в первобытных шевелюрах оседали и соединялись жир и щелок — эти две необходимые составные части мыла. Прическа какой-нибудь тогдашней модницы, если верить солидному автору, представляла собой небольшой мыловаренный завод — только не зевай, соскребай мыло и фасуй в нарядные пакетики!

Тут уж, как говорится, хоть стой, хоть падай!

Но забавнее всего одна из историй изобретения способа добывания огня трением. И его, утверждает кое-кто, человек открыл, созерцая.

Человек, писал один ученый, наблюдал во время бурного ветра, что ветви деревьев так сильно терлись друг о друга, что загорались от трения. Это, мол, и надоумило человека самому потереть друг о друга кусочки дерева, чтобы получить огонь.

Мы нарочно не даем здесь имени и портрета того ученого, кто придумал эту историю. Его облик ясен без портрета. Это кабинетный ученый, не видящий дальше своего носа.

Замечали ли вы когда-нибудь, даже в самую сильную бурю, чтобы ветки на деревьях загорались? Конечно, нет. И никто не замечал. Было бы, однако, неправильным считать, что подобные анекдоты из истории техники родились по простодушию или недомыслию авторов. В них отразились пережитки аристократических взглядов на человеческий труд, сложившихся в рабовладельческую эпоху.

Еще древний ученый Плиний уверял, что изобретатель пилы нашел свой инструмент в готовом виде, прогуливаясь по пляжу на морском берегу. Там валялась большая зубастая рыбья челюсть. Плиний никак не мог допустить, что такая выдающаяся личность, как изобретатель пилы, когда-нибудь трудился. В его время физический труд считался позорным уделом рабов, а приличным занятием людей свободных считалось размышление и созерцание, и, конечно, к большим изобретениям, по Плинию, свободные люди должны были приходить умозрительным путем, не замарав руки. С отголосками таких взглядов надо считаться, когда читаешь историю изобретений.

Это ошибочные взгляды. Наблюдательность только тогда помогает делать изобретения, когда она не праздна и не бесстрастна.[7]

Люди действительно многое заимствовали, многому учились у природы, только делали это, наверное, по-иному.

Представьте, работает в древней пещере первобытный оружейник-каменотес. Он вытесывает себе из кремня каменный топор.

Тяжелый труд. Оружейник старается изо всех сил. И с таким азартом бьет камнем по камню, что искры летят кругом.

Искры!

Попадает искра в подстилку, сухую траву — дымок, огонь. Вот вам— первобытное огниво.

Или так. Сидит первобытный мастер, сверлит что-нибудь деревянное. В руках у него сверло, вроде лука со стрелкой. Стрелка захлестнута тетивой. Мастер водит луком взад и вперед, как скрипач смычком. Стрелка-сверло вертится. Пробует мастер пальцем сверло — горячо! — разогрелось от трения. Нажимает мастер — всей силой налегает на сверло. Вырастает гора опилок. Так раскалилось сверло — прикоснуться больно.