Валютные войны - Джеймс Рикардс

После 1989 года произошло снижение темпов роста китайской экономики, частично в результате попыток обуздать инфляцию, но также отчасти из-за внешней реакции на резню на площади Тяньаньмэнь. Однако это затишье оказалось временным.

В 1990‑х годах Китай наконец разбил «железную тарелку с рисом», отказавшись от социальной политики, гарантировавшей китайскому народу еду и некоторые социальные услуги ценою медленного роста и непродуктивности. Начало появляться что-то похожее на рыночную экономику, что означало, что у китайских работников появилась возможность самим сделать что-то для себя, но никто не гарантировал им поддержку, если им это не удавалось. Ключом к этому новому общественному договору являлось стабильное создание миллионов рабочих мест для новых соискателей. Пока память о Тяньаньмэнь еще была свежа, как и историческая память о вековом хаосе, руководство знало, что жизнь Коммунистической партии и продолжение политической стабильности зависели от создания рабочих мест; все остальное в политике Китая подчинялось этой цели. Самым верным путем к быстрому, массовому созданию рабочих мест было стать крупнейшим экспортером. Валютная привязка виделась средством достижения этой цели. Для Коммунистической партии Китая привязка «доллар – юань» была экономическим оплотом против еще одного бунта на Тяньаньмэнь.

К 1992 году реакционные элементы в Китае, противостоящие реформам, снова начали добиваться отмены особых экономических зон и других программ Дэн Сяопина. В ответ на это заметно ослабший и уже официально удалившийся от дел Дэн Сяопин провел свой знаменитый новогодний тур по Югу – личный визит в крупные промышленные города, включая Шанхай. Этот визит вызвал поддержку дальнейшего экономического развития и политически обезоружил реакционеров. Тур по Югу 1992 года ознаменовал вторую стадию подъема китайской экономики увеличением ВВП более чем вдвое с 1992 по 2000 год.

˜

˜

Тем не менее результат этого потрясающего роста в 1990‑х годах в отношениях между США и Китаем был приглушен продолжающимся негодованием США по поводу резни на площади, которое выражалось в том числе в экономических санкциях и общем уменьшении прямых инвестиций американских фирм в Китае. Ряд ошибок и недочетов, включая удар крылатой ракеты НАТО по китайскому посольству в Белграде в 1999 году, увеличили напряженность в отношениях. Состояние враждебности в экономических взаимоотношениях поддерживалось еще и из-за столкновения китайского реактивного истребителя с американским самолетом-разведчиком в апреле 2001 года, в котором китайский пилот погиб, а американский самолет был вынужден совершить посадку на территории Китая, и весь экипаж был временно заключен в тюрьму.

По иронии судьбы, атаки Аль-Каиды в сентябре 2001 года и последующая твердая со стороны Китая поддержка США в ведении войны против глобального террора наконец устранили натянутость и помогли возобновлению американо-китайских экономических отношений. Так что почти четверть века наблюдался значительный экономический прогресс Китая, начавшийся в 1976 году, но лишь в 2002 году взаимная торговля США и Китая и инвестиционная взаимозависимость стали набирать обороты.

Кстати, этот, 2002‑й, год ознаменовал также начало эксперимента председателя Федерального резерва Алана Гринспена по устойчивым сверхнизким процентным ставкам. Гринспен начал снижать ставки летом 2000 года – после краха технологического пузыря. Последующий спад более чем на 4,75 % в ставках федеральных фондов с июля 2000 по июль 2002 года мог рассматриваться как нормальное циклическое послабление, созданное, чтобы помочь экономике выйти из колеи[28]. То, что произошло дальше, стало выдающимся периодом в еще два года, в течение которых действующие ставки федеральных фондов не вырастали больше 1,8 % и не падали ниже 1 % в декабре 2003 года. Лишь в конце октября 2004 года действующие ставки федеральных фондов составляли 1,76 % – почти на той же отметке, на которой они были в 2002 году.

Политика низких ставок была изначально оправдана, как реакция на проблемы краха технологического пузыря 2000 года, экономического спада 2001 года, атаки 11 сентября и опасений Гринспена по поводу дефляции. Однако именно опасения по поводу дефляции в первую очередь заставили Гринспена сохранять ставки низкими на более долгий срок, чем это обычно позволяет умеренная инфляция. Китай теперь экспортировал свою дефляцию всему миру, частично благодаря стабильной поставке дешевой рабочей силы. Политика низких процентов Гринспена, которая отчасти предназначена для заглаживания последствий китайской дефляции в Соединенных Штатах, посеяла семена полномасштабной валютной войны, которая возникла чуть позже в этом десятилетии.

Низкие проценты Гринспена стали не только политическим ответом на потенциальную дефляцию; они также были чем-то вроде внутривенного наркотика для Уолл-стрит. Комитет по операциям на открытом рынке США (орган, который устанавливает пороговую доходность федеральных фондов) теперь действовал как лаборатория по производству метамфетамина для гиперактивных наркоманов, подсевших на сделки на Уолл-стрит. Более низкий процент означал, что все сомнительные или рискованные сделки могут выглядеть привлекательнее, поскольку маргинальные заемщики, по всей видимости, могли бы себе позволить затраты на финансирование. Низкие проценты ведут также к поиску дохода от финансовых инвесторов, которые хотят получить за свои деньги более высокую прибыль, нежели им предлагали свободные от риска государственные ценные бумаги или высоко оцениваемые облигации. Из-за политики низких процентов Гринспена рынок недвижимости – жилищной ипотеки и коммерческой недвижимости – был подорван в плане выдачи кредита, потока инвестиционных предложений, секьюритизации и цен базисных активов. Огромный ценовой пузырь на рынке недвижимости надувался полным ходом с 2002 по 2007 год.

В сентябре 2002 года, как только политика низких процентов пустила корни, у Гринспена появился союзник, Бен Бернанке, назначенный новым членом Совета управляющих ФРС. Глубоко укоренившийся страх Бернанке по поводу дефляции был даже сильнее, чем у Гринспена. Бернанке быстро обосновал свои полномочия по борьбе с дефляцией, произнеся речь перед Клубом государственных экономистов в Вашингтоне уже через два месяца после принесения присяги в качестве управляющего ФРС. Его речь, названная «Дефляция: как убедиться в том, чтобы этого не случилось здесь», была широко известна в то время[29]. Уж больно сочной оказалась его отсылка к идее Милтона Фридмана о сбрасывании свеженапечатанных денег из вертолетов, чтобы предотвратить дефляцию, если в этом есть необходимость. Она заработала Бернанке прозвище «Бен-вертолет».