Хождение во власть - Анатолий Александрович Собчак

Гдлян с Ивановым оказались политиками одной темы: вся их активная и шумная политическая деятельность вращается вокруг дела следственной группы, вокруг разоблачений высших политических и государственных деятелей. Какого-либо реального вклада в решение других политических вопросов эти депутаты не внесли. И когда появился очередной герой сенсационных разоблачений, но вышедший из недр другой правоохранительной организации — куда более интригующей широкую публику, чем Прокуратура СССР, следователи Гдлян и Иванов естественным образом отошли на периферию народного интереса: бывший генерал-майор КГБ Олег Калугин затмил их в считанные дни.

Кстати, Николай Иванов — член Комитета по законодательству Верховного Совета СССР, но вряд ли кто из членов комитета может хоть что-то рассказать о его вкладе в общую нашу работу. О чем рассказывать, если в комитете Иванов появлялся от случая к случаю? Он предпочитал митинги и встречи с избирателями, и, как говорится, Бог ему судья!

Работа парламентской комиссии по „делу Гдляна и Иванова“ разворачивалась у нас на глазах: происходившие там конфликты и расколы были грозным предупреждением и для нашей тбилисской комиссии.

Мы прекрасно понимали: стоит делу пойти так, как у наших коллег, остановить склоку и разобраться в сути проблемы не будет уже никакой возможности! Думаю, не случайно дилетантизм в работу „гдляно-ивановской“ парламентской комиссии был заложен с самого начала: председателем ее был избрал депутат Рой Медведев — не юрист, а историк. Первый же кризис в работе комиссии окончился введением сопредседательства: теперь уже делом руководили трое депутатов: Вениамин Ярин, Николай Струков и тот же Рой Медведев. Ко II Съезду народных депутатов СССР были готовы лишь некие предварительные выводы. Депутат Ярин — тогда еще не член Президентского совета — выступил на Съезде с информационным сообщением. Оно оказалось удручающе аморфным: мол, следственная группа проделала в Узбекистане большую работу по разоблачению коррупции, но в ходе работы парламентская комиссия зафиксировала определенные нарушения законности, совершенные следственной группой.

Что ж, информация так информация. Ее приняли к сведению и поручили Верховному Совету заслушать окончательное заключение комиссии.

И на третьей сессии Верховного Совета разыгрались главные страсти по этому делу.

Слушание несколько раз назначалось и переносилось, но вот наконец оно должно состояться: зал полон, как никогда, кроме членов Верховного Совета сюда пришли и многие народные депутаты, не являющиеся членами Верховного Совета, присутствует коллегия Прокуратуры СССР в полном составе, многие члены Политбюро и правительства. И полна ложа для прессы.

Не было только депутатов Гдляна и Иванова.

В обращении Прокуратуры СССР поставлен вопрос о привлечении их к уголовной ответственности, снятии депутатской неприкосновенности и возможном аресте. Герои-следователи, кажется, решили не рисковать и благополучно отбыли накануне в Армению. Эта ретирада, похожая на бегство, разумеется, воспринята была как капитуляция. Даже поклонникам Гдляна и Иванова, уверенным в правоте их кумиров, было не по себе. Сомнений не оставалось: добавить следователям нечего. А все якобы хранящиеся в надежных местах документы — тактическая игра, проще — блеф.

Впрочем, скорый отъезд в Армению, вероятно, все-таки оказался благом для депутатской судьбы обоих. Кто знает, как бы повел себя Верховный Совет, когда бы вновь был вынужден выслушивать митинговую демагогию, пустые по сути фразы?

Конечно, и в этот раз особенно резко были настроены депутаты от Среднеазиатских республик: один за другим они вставали и говорили о „геноциде против узбекского народа“, предпринятом столичными следователями. Можно по-разному относиться к столь „сильным“ заявлениям, однако считаться с тем, что обвинения в нарушениях законности превратились в политические обвинения, Верховному Совету волей-неволей приходилось.

Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. Против Иванова и Гдляна их оппоненты действовали теми же методами политического шантажа, которые с таким громким успехом применяли и сами следователи. Противодействие, равное действию, казалось, неминуемо должно было вывести из игры эти противоречивые (не разобрать уже: трагичные или фарсовые) фигуры.

Понимая, что политические истерики в парламенте чреваты непредсказуемыми последствиями, я готовился к тому заседанию загодя. И, выступая, защищал отсутствовавших виновников этого собрания.

В конечном итоге сессия отказала Прокуратуре СССР в снятии депутатской неприкосновенности с депутатов Гдляна и Иванова, осудила действия самой Прокуратуры и дала согласие на увольнение оппозиционных следователей из Прокуратуры, признав, что более числиться следователями они не могут. А они и впрямь последние месяцы оставались следователями лишь номинально, на службу не выходили, от новых поручений отказывались (здесь, впрочем, их можно понять) и требовали возможности заниматься Узбекистаном, „хлопковым“ делом и делом о коррупции в высшем партийном руководстве.

Противоборство следователей и Прокуратуры Верховный Совет разрешил, так сказать, вничью. Более в той ситуации ничего и нельзя было сделать.

Гдлян и Иванов оказались безработными. Впрочем, им была предложена работа в Комитете по законодательству Верховного Совета, которая полностью компенсировала бы (материально, во всяком случае) потерю рабочих мест. Но они предпочли иную стезю. Будучи народными депутатами СССР, Гдлян и Иванов со всей страстью ринулись в новую политическую кампанию и скоро преуспели в ней, став еще и депутатами армянского парламента. Дополнительные депутатские мандаты гарантировали им депутатскую неприкосновенность в случае, если бы Верховный Совет СССР все же выдал их бедовые головы Генеральному прокурору.

Так наши герои из следователей окончательно превратились в профессиональных политиков. Причем в политиков, продолжающих доказывать то, что им не удалось доказать на своей прежней, следственной работе. Сумеют ли бывшие следователи Гдлян и Иванов выйти из узких рамок своего следственного прошлого и своего „дела“, покажет время. Но, слушая их пространные выступления в различных аудиториях, я каждый раз с горечью убеждался, что до сих пор взамен двух следователей по особо важным делам двух новых политиков мы не получили.

Но страсти вокруг Гдляна и Иванова после третьей сессии Верховного Совета поутихли. „Дело“ их само сошло на нет. И, пожалуй, последней вспышкой интереса к нему был так называемый „захват“ Ленинградского телевидения депутатами Ленсовета весной 1990 года.

Конечно, никакого захвата на самом деле не было. Просто сессия нового Ленсовета приняла решение предоставить народному депутату СССР Николаю Иванову время в прямом эфире, а телевизионное начальство, поверившее в припрятанные в мифических тайниках документы, перепугалось, что придется отвечать перед Москвой. И, хотя депутация Ленсовета, сопровождавшая Иванова на студию, не выкручивала начальству рук и вообще вела себя сравнительно мирно, миф о захвате телевидения был подхвачен средствами массовой информации.