Выход силой - Андрей Ерпылев

— Сухарь будешь?

— Буду. — Игорь взял с протянутой ладони Ельцина су­харик размером с фалангу большого пальца.

Заключенных постоянно перебрасывали с одного участ­ка Красной линии на другой, и легких работ просто не бы­ло. Сегодня они разбирали завал, перегородивший один из туннелей, завтра им предстояло вгрызаться в неподатливый грунт, по миллиметру продвигаясь вперед, чтобы еще больше углубить ход, неизвестно куда ведущий. Послезавтра — вычерпывали воду, залившую катакомбы...

На станции зэков выводили только «по ночам», после от­боя, когда мирные обыватели уже спали в своих бараках, — счастливые граждане Красной линии не должны были встречаться с заключенными. А самим зэкам перед входом на станции завязывали глаза, чтобы не шпионили.

Вот Игорь и посмотрел Большое Метро: туннели, тунне­ли, ходки, ходки, вода, вода, грязь, грязь. Побои. Чудовища.

Работа для смертников находилась всегда, и трудно было понять, что легче — выковыривать из-под завала почернев­шие трупы или долбил, киркой перегородивший туннель камень, с отчаянием видя, что все твои усилия пропадают втуне.

Свободными узники становились только во сне. Втис­нувшись между боками соседей, жавшихся друг к другу чтобы сохранить хоть толику тепла, Игорь проваливался в омут кошмара.

Во сне снова и снова оказывался на той проклятой улице, рядом с тем проклятым броневиком, но не бросался на по­мощь стремящимся в черный зев людям, а спокойно стоял и ждал, когда их поглотит темнота. А потом поворачивался и уходил. Уходил куда хотел. Здоровый, свободный, бога­тый... И просыпался от яростных пинков конвойных, с тос­кой понимая, что только что виденное было всего лишь сном.

Как оказалось, выжить можно и в аду.

Раны, пусть медленно, пусть не сразу, но зажили, кое-как срослись сломанные ребра и поврежденная рука. Выздороветь в таких концлагерных условиях, при скудной кормежке казалось немыслимым, но на Игоре заживало как на собаке. Зарубцевались и шрамы на душе. Покрылись толстой коркой, мозолями. Игорь становился другим. Молодость кончилась в несколько месяцев... Хотя кто знает, сколько времени прошло на самом деле?

— Завтра на Охотный ряд повезут, — будто невзначай обронил Ельцин, отворачиваясь к стене. — Рухнуло там чего-то.

— И что с того? — Названия станций теперь много что го­ворили старшине.

— Валить отсюда надо, — буркнул другой мужичок, при­строившийся с левого бока Игоря.

— Как?

— Каком кверху... — Ельцин говорил тихо, но внятно. — Там, на зеленой ветке, фашики окопались. Они-то пи за что нас красным не выдадут. У них своих тараканов хватает, но все же не здесь гнить заживо.

— Как с вал им-то?

— Очень просто, — вступил второй заговорщик по клич­ке Хирург. — Там все ходами да порами изрыто, будто крот копал. А конвой усиливать не будут, чтобы зря не рисковать своими людьми.

Игорь задумался. Бежать отсюда хотелось отчаянно, но предложение, сделанное так просто, в лоб, за версту отдавало провокацией. А за попытку бегства тут все по накатанной схеме: короткое заседание «тройки», слепой туннель и пуля в затылок. Зато сдавшему потенциального беглеца полага­лась усиленная пайка.

— А почему с этим ко мне? — спросил Игорь, когда по­следняя крошка сухаря растворилась во рту, оставив про­тивный привкус плесени.

— Ха, — невесело хмыкнул Ельцин. — А то не знаешь, что про тебя говорят.

Договорить не получилось — вывели на работы, раз­лучили.

Игорь знал, что о нем болтают.

Фантастические, неизвестно откуда взявшиеся слухи превратили его не то в могучего колдуна, способного по­велевать самыми опасными тварями, не то в мутанта, ма­ло чем от тварей этих отличавшегося. Оттого и сторони­лись его остальные каторжники, но не пытались изба­виться: всем было известно, что там, где находится Непо­мнящий, можно не опасаться визита незваных гостей из тьмы.

Узники давно заметили, что мутанты ни за что не решат­ся напасть на группу заключенных, если в ее составе работа­ет Непомнящий. Сверкнут в темноте глазами, посмотрят и исчезнут без следа. А ведь в других местах редкая ночь об­ходилась без нападения и стрельбы конвоя. Слухи об этом удивительном даре Игоря сделали его местной достоприме­чательностью. Сам он объяснял свое чудесное превращение встречами с чернильным чудовищем. В тот момент перед гибелью Меченого он словно умер и родился заново.

Ночью давешний разговор продолжился.

— Там, в катакомбах, тварей этих — ужас, — зашептал Хирург. — Потому и конвой не увеличат, что мало желаю­щих на верную смерть идти. А с тобой мы тихонько-ти­хонько...

— А если врут про меня?

— Тогда нам — амба, — сказал Ельцин.

— Я подумаю, — пообещал Князев.

И именно тут лязгнул засов железной двери, и голос ка­зенно каркнул:

— Заключенный номер шестьсот тридцать девять, с веща­ми на выход!

Число «639» значилось на прямоугольной тряпице, на­шитой на телогрейку Игоря. Он привстал на локте, беспо­мощно оглядевшись. Все-таки провокация? И вдруг в его шею уперлось острое.

— Тихо! — шепнул ему на ухо зэк. — Дернешься — при­шью! Сдал, сука?

Игорь боялся шевельнуться: острие заточки давило на кожу рядом с сонной артерией. В голосе заговорщика скользило безумие. Игорь смог бы доказать, что никому ни­чего не говорил, но времени на это у него не было.

Одно движение и...

Не спавший Ельцин повернулся, перехватил кисть с ост­рой железкой и отвел в сторону. Спас,

— Сдурел, Хирург? — громким шепотом сказал он. — Он все время со мной был! Крыша едет?!

— Едет... — захихикал Хирург, пряча заточку. — Но ты помни, сука, не говорили мы тебе ничего. Понял?!

А к ним, шагая прямо по ворчавшим спросонья заклю­ченным и светя фонариками в щурящиеся глаза, приближа­лись двое караульных.

-    Заключенный номер шестьсот тридцать девять!

-   Я это, — громко сказал Игорь, когда до него оставалось несколько метров: таиться не имело смысла.

-   Чего молчишь, шестьсот тридцать девятый? Думал, не найдем?

—Ничего я не думал, — хмуро буркнул Игорь, чувствуя, что ногу ниже колена ощутимо кольнуло что-то острое. — Спал я...

—Крепкий сон, — хохотнул караульный, светя прямо Князеву в лицо. — Чистая совесть.

—Убери фару, начальник, — проворчал снизу Ельцин. — Дай поспать.

—А ну, заткнулся, диссидент! — огрызнулся караульный, но фонарик все же притушил. - На выход, шестьсот трид­цать девятый. С вещами.

Через десять минут Игорь со скованными наручниками руками уже трясся на дощатом помосте мотодрезины. Справа и слева от пего сидели двое караульных с автомата­ми. Мотодрезина шустро неслась по скудно освещенным туннелям мимо провожающих их десятками бледных лиц станций.

В неизвестность...

Вот уж кого не чаял Игорь встретить еще раз, так это то­варища Пинскера. По носившимся среди заключенных слу­хам, красные не слишком жаловали проштрафившихся соратников. Князеву даже показывали опустившегося вконец доходягу, занимавшего когда-то весьма высокую должность в партийной иерархии, но не сумевшего удержать планку. Поэтому мстительное воображение не раз рисовало ему «вождя», тюкающего кайлом в стену или даже валяющегося в тупиковом ходу с дыркой в затылке, брошенного на пожи­ву крысам и прочим мелким тварям-падалыцикам. Но вот живого, здорового и процветающего — никак.

А выглядел товарищ Пинскер, в общем, неплохо. Немно­го осунулся, в смоляных кудрях добавилось седины, шикар­ную комиссарскую кожанку заменил какой-то невразуми­тельный пиджачок... Но в целом это был прежний Пин­скер — вертлявый, напористый, болтливый.

И подозрительно радушный.

Чаем вот угостил.

— Пейте, пейте чаек, товарищ Гладиатор, пейте... Хотите еще?

Игорь допил остро пахнущий грибами темный горячий напиток и отставил кружку: после голодухи в подземелье чай с печеньем казался даром богов. Он даже хотел собрать со стола крошки, но постеснялся.

— Спасибо, — после некоторой внутренней борьбы отка­зался Князев. — Я сыт. У вас ко мне какое-то дело?

Странно, но, прежде чем ввести заключенного номер шестьсот тридцать девять в хорошо освещенную комнату и усадить на не привинченный (!) к иолу стул, с него сняли наручники. Запястья, стянутые стальными обручами не­сколько часов подряд — караульный, сволочь, защелкнул браслеты от души, — все еще пыли, но тысячи иголок, немилосердно коловших пальцы, уже исчезли. Прихлебывая об­жигающий напиток, Игорь представлял себе, как он допьет чай и одним движением свернет идейному борцу с буржуа­зией его цыплячью шейку. И удерживало его от этого шага только банальное любопытство: ведь не стали бы его тащить по пустякам через всю Красную ветку. Да еще выделив для этого мотодрезину, несколько литров остродефицитного топлива да двух вертухаев с автоматами. Что же стряслось?