Доля Пути: Лето - Константин Пирожков

за корень дерева и я кубарем покатился по земле, усеянной прелыми листьями и опавшими ветками.

«Илья, вставай!»

Кто-то окликнул... Меня?

Значит, я Илья? А чей это был голос? Мне стало невероятно важно найти ответ.

Я лежал на земле. Вверху сходились вершины деревьев. Страх догонял, но я должен был понять — кто меня позвал. — Голос. Молодой, совсем юный. Девушка. Может она здесь?

Я поднялся. Почему-то очень трудно было это сделать, как будто я ослаб или потерял много крови... Кровь...

Он сказал: «...больше крови». Кто он? И кто она? И что за Страх преследует меня? И почему я от него бегу? Он ведь повсюду, так какой смысл бежать? Некуда бежать. Нечего терять. Кроме сестры.

Сестра!!!

Это была сестра!!! Ха-ха!! Нужно её найти, она где-то здесь. Откуда был голос? Кажется, оттуда.

Я шёл через лес. Страх приближался, он был уже рядом и я остановился. Идти тоже нет смысла — из этого леса не уйти. И от Страха не убежать. И сестру мне не найти. Остаётся просто ждать.

Он вышел из-за деревьев как-то сразу и близко ко мне. Или это она? — Капюшон, бесформенная накидка, штаны, сапоги — скрывали лицо и фигуру обычного роста и, казалось, обычного телосложения. За спиной огромный меч — такой не вытащишь сразу, он для решительного сражения. А для внезапной, скоротечной схватки есть нож, который висит спереди, рядом с книгой в чехле, который также приторочен к поясу. Да и посох в руке — тоже оружие в умелых руках. И воин, и знахарь, и колдун — он мог быть любым из нас.

Нас? Кто это мы?

Он или она остановилась прямо передо мной и Страх окружил нас непроницаемой стеной. Из под капюшона я мог видеть только край подбородка, но был уверен, что он смотрит мне в глаза, а через них — в душу.

Картины ворвались в моё сознание и стали мелькать одна за другой. Я видел людей. Разных. В разных одеждах и в разных городах, деревнях, в горах и на равнинах, лесах и полях. Они... учились... Они собирали растения, чертили знаки на оружии, на земле, на домах... Они управляли стихиями, животными и растениями, говорили с духами и тенями... Они познавали свои новые возможности.

Я видел, как ТЕ люди становились сильнее. Они уже не прятались от других людей и становились всё более заметными фигурами в своих странах. Они лечили, строили, сражались, изобретали, уничтожали чудовищ... Некоторые сами становились монстрами, от которых города защищали те, кто сохранил разум.

Шли века. Люди строили города невиданной красоты. Прокладывали маршруты по земле, по воде и даже по воздуху. Управляли погодой. Очищали леса и горы от остатков чудовищ. И сражались. Не только друг с другом, они сражались... с другими людьми. — Чужаками, не принадлежащими этому миру. "Наши" люди и сами уходили, вместе с семьями, целыми поселениями и даже народами... и не возвращались. Но не все.

Площадь. Толпа народа. На возвышении мужчина в плаще и с посохом. Он говорит, но толпа недовольна. Толпа рокочет, а потом десятки рук тянутся к оратору.

Почему он не отбивается? Он ведь может справиться с этой толпой, я видел, на что способны такие, как он.

Его стаскивают с подмостков, волокут и бьют. Привязывают к столбу и поджигают.

Костры. Много костров. Они везде и на них горят люди — мужчины, женщины и дети.

Девушка. Её тащат к реке. Вокруг ночь, но светло от факелов. Сильные руки хватают её за горло и волосы, погружая в воду.

Тело плывёт по реке.

Река. Ночь. Я стою на берегу. А где лес? И почему сейчас ночь?

Тени взметнулись вокруг и бросились на меня. Я замер, ожидая смерти. На земле, вокруг меня, вспыхнули узоры — ярким, ослепительным белым светом. А в центре Круга — я.

Огонь. Теперь узоры горят огнём, но и он еле сдерживает жутких тварей. Чей-то возглас. Какой-то парень под деревом. Твари рвут его на части. Я кричу так, что больно связкам. Сейчас они доберутся и до меня. Я хочу бежать, но в теле слабость, которая не позволяет мне даже пальцем пошевелить.

«Илья, проснись!»

Снова женский крик.

Разве я сплю? Или я во сне? Одежда на мне — моя, только в крови почему-то. Что это зудит? — Узоры — на плече, на другом, на животе и... Мой лоб расколола боль.

На моём теле тоже вспыхивают узоры. Они жгут меня огнём, но и тварям достаётся. — Надо мной собирается тёмно-серый густой туман, из которого начинают бить молнии — прямо по тварям.

Боль. Я ослеплён. Я хочу упасть, хочу закрыть глаза руками, но тело слишком сла́бо. Или просто я сильнее его?

Дорога. Тёмно-серая, ровная, гладкая, уходящая за горизонт. Она рассекает бескрайнюю пустошь, а над головой свинцово-серое небо.

Шаги. Я поворачиваю голову — со мной поравнялся человек и остановился рядом. Он смотрит вдаль, на дорогу. Очень знакомое лицо. Я будто знаю его и в то же время вижу впервые. Он поворачивает голову ко мне и указывает рукой вперёд, мол, давай, иди.

Я иду по дороге, которой нет конца. Нет ощущения пройденного расстояния — неизменный пейзаж, небо без солнца.

Солнце!

Я остановился. Посмотрел на дорогу — ни одной кочки или ямы, ни камушка на ней. Пустошь — справа и слева — однообразна, будто отражение свинцово-серого неба. И так до самого горизонта.

Горизонт! Раз есть он, должно быть и Солнце. Почему? — Оно всегда восходит из-за края земли, так было, есть и будет. И я увидел — прямо по линии дороги... Нет Пути. Прямо, по направлению моего Пути, начинался рассвет. Огромный, во весь горизонт, огненный диск поднимался вверх. И чем выше он поднимался, тем больше красок появлялось вокруг. Небо светлело, приобретая серо-голубой оттенок, пустошь справа обрела цвет обычного грунта, какой бывает на границе пустыни и степи. Слева, степь почему-то оставалась в тени и свет Солнца будто заставлял тьму густеть. Лишь Путь оставался таким же тёмно-серым, без изменений.

Огромное солнце полностью вышло из-за края земли. Я раскинул руки в стороны, приветствую светило. И оно ответило мне обжигающим жаром, который заставил меня упасть на колени, корчась от боли.

«Илья, вспомни!»

Опять она. Что я должен вспомнить, сестрёнка? Так больно, что даже мысли плавятся.

Боль!!! Я помню про боль. Кажется, это был сон... Нет — Сон.

Я вспомнил!

Тело не чувствует боли, только разум, значит,