Карпо Соленик: «Решительно комический талант» - Юрий Владимирович Манн

констатирует Данилов, «не талант, а личико такой или другой актрисы превозносит страстный юноша!..». В другой статье Сементовский писал, что одному из харьковских актеров (Соколову) «недостает светской манеры, недостает именно того, что так нравится нам в Каратыгине и Мочалове». Этот упор на «светскую манеру» и вдобавок ко всему неожиданное сближение таких авторов, как Каратыгин и Мочалов, дали тому же Андрею Данилову повод для язвительного замечания: «Уж именно, г. рецензент, что в Соколове недостает того, «что так нравится в Каратыгине, Мочалове, именно светская манера!»[187].

Но большего Сементовский (или как он еще подписывал свои статьи – Семеногорский[188]) себе не позволял. Открыто он нигде не выступает против естественности и правдивости игры, против актеров, осуществлявших эти принципы. К Соленику же Сементовский всегда относился с большим почтением.

Конечно, совпадения отдельных, пусть очень важных, формулировок у харьковских рецензентов и Белинского еще не свидетельствуют о тождестве их взглядов. Мы говорили, что даже Кульчицкий, который сознательно ориентировался на эстетические принципы Белинского, был все же далек от понимания всей их глубины. А другие харьковские рецензенты стояли в этом отношении ниже Кульчицкого. Но в данном случае важно подчеркнуть другое: общий уровень идейной и, если можно так сказать, идейно-эстетической жизни харьковского общества был относительно высоким.

Это можно лишний раз показать на примере отношения к гоголевской «Женитьбе».

Премьера «Женитьбы» в Петербурге на сцене Александринского театра 9 декабря 1842 года произвела тяжелое впечатление на поклонников его таланта. Н.Я. Прокопович 28 декабря писал Шевыреву о «падении «Женитьбы»: «Да, она пала от невежества александринских актеров, от невежества александринской публики…» После второго-третьего спектакля положение несколько выправилось, но суровые, обличительные голоса продолжали звучать. «Репертуар и Пантеон» назвал комедию Гоголя «сбором неслыханных нелепостей и неприличных выражений» и со злорадством восклицал: «Пишите, что хотите, барды г. Гоголя! Возгласы ваши не изменят единодушного приговора, произнесенного целою публикою, не дозволившей по окончании пьесы ни одного одобрительного хлопка»[189].

27 августа 1843 года, через восемь месяцев после неудачи в Александринском театре, состоялась – в бенефис Соленика – премьера «Женитьбы» на харьковской сцене (руководство харьковского театра вообще проявляло большую оперативность, и новые пьесы давались здесь буквально вслед за столичными премьерами). Однако отношение к «Женитьбе» прессы и, судя по всем данным, занятых в пьесе актеров было совсем иным. Рымов выступил в «Харьковских губернских ведомостях» со статьей, в которой высоко оценивал комедию Гоголя и давал ей обстоятельный и в общем содержательный разбор. «Мы восхищались, читая комедию», – писал Рымов, – характеры ее «истины в высочайшей степени»; «она течет спокойно, не прерывается сценами, придуманными для эффекта»[190]. Несмотря на грозный голос «барда Гоголя», в печати не появилось материала, определенно направленного против гоголевской комедии.

Вообще достоин внимания тот факт, что усилиями передовых литераторов «Харьковские губернские ведомости», этот официальный орган канцелярии генерал-губернатора, занял по вопросам искусства, и прежде всего театра, вполне определенную позицию, отличавшуюся терпимостью и широтой взглядов.

Отсюда следует и другой вывод: относительно высокое развитие искусства на харьковской сцене, выделившейся в 30–40-е годы среди других провинциальных театров; интенсивность реалистических исканий; появление и расцвет ряда выдающихся артистов, прежде всего Соленика, – все это не является случайным фактом и связано с общей «идейно-эстетической» атмосферой в харьковском обществе.

Но эта связь обоюдная: большой актер – это всегда крупное общественное явление; он невольно притягивает к себе симпатии, мысли, чувства многих своих единомышленников и почитателей, как бы аккумулируя их усилия в своих творческих поисках. В Харькове таким лицом был Соленик, и, когда мы говорим о его художественных исканиях, не забываем, что они проходили не только через его сценическую деятельность, но и через повседневные размышления, критические отзывы, диалог со многими близкими к нему людьми, участниками «кружка» Кульчицкого.

Кружковый характер общения – черта времени, наряду с другой категорией единения – семьей, если эта семья обладает такой глубиной духовной жизни, как семья Аксаковых. Кружок и семья – гнезда русской культуры[191]. Конечно, в рамках этих объединений главную роль играет фактор принадлежности к определенному направлению, философскому или художественному. Например, к романтизму или к реальному направлению в духе «натуральной школы». Но при этом немалое значение имеют обстоятельства личного общения, повседневных контактов, дружеских или родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В случае с харьковским кружком, волею обстоятельств разведенным по разным сторонам пространства, все это, понятно, ограничивалось. Но тем очевиднее становилось значение факторов духовного общения и встреч, как интеллектуальных, так и художественных.

Глава VIII. В одессе

Итак, я жил тогда в Одессе…

А.С. Пушкин. Евгений Онегин

1

В апреле 1850 года Соленик уехал на гастроли в Одессу (в которой бывал и раньше) и пробыл там ровно год. Он давно уже не оставлял харьковскую сцену на такой большой срок. После выступления в Курске в 1841/42 годах это была самая продолжительная гастрольная поездка Соленика. И самая для него неприятная, как это подметили уже современники артиста.

«Одесса ему не нравилась, – писал в своих воспоминаниях Рымов, – и он с нетерпением спешил в Харьков». «Вообще Одесса была ему не по душе, – вспоминал И.Н., – и он часто говорил: когда же я буду опять в моем Харькове, я так люблю его!»

Тяжелое настроение Соленика было вызвано не только тоской по любимому городу. Он имел какие-то серьезные основания быть недовольным самой Одессой. Но какие? В письме из Одессы (которое будет приведено ниже) Соленик упоминает об «убийственном однообразии» в театре, о «красотах коммерции здешнего города» – как о причинах, вызывающих «какое-то апатическое состояние». Но все это еще не проясняет положение. «Убийственное однообразие» в театре – в год, когда там выступали Щепкин, Самойлов, Живокини, Орлова! «Красоты коммерции здешнего города» – но ведь и Харьков не был свободен от меркантильного духа и даже, напротив, славился своими купцами, ярмарками, оптовой торговлей!

Ол. Кисиль выдвинул другое объяснение неприязненного отношения Соленика к Одессе: «Во времена Соленика в Одессе на почетном месте стояла итальянская опера, а что касается русского театра, то в местной прессе часто даже обсуждался вопрос о возможности его существования. В тамошней газете („Одесский вестник“) большие статьи посвящались обыкновенно опере. О русском театре писалось немного, а о Соленике во время его пребывания там не писалось даже рецензий… Одесская публика, которая состояла преимущественно из коммерсантов-чужеземцев (греков и итальянцев), представления русской труппы посещала неохотно»[192]. Но почему в таком случае жалобы на «какое-то апатическое состояние», на «тоску» исходили только от Соленика, другие же актеры русской труппы были в этот год полны творческой энергии, оптимизма?

Ответить