Легенды о героях и злодеях - Юрий Туровников

– П… по-о-ой! – прохрипел он, указав на мандолину.

Робко взяв инструмент, бледная от страха Амелинда стала перебирать струны, извлекая умопомрачительные звуки. Великолепная мелодия поплыла над мертвой долиной. У любого живого человека защемило бы сердце, а тут мертвецы, но и они дрогнули под волной чувств, что несла в себе музыка. Ходячие трупы завыли так, что жителей Мергона обуял нешуточный страх, а девушка, играющая для покойников, из последних сил держалась, чтобы не тронуться умом. И чем дольше играла Амелинда, тем больший покой обретала ее душа. Впервые за все время она обрела благодарных слушателей, которые слушали ее пение и наслаждались им. Да, девушка чувствовала это. Они хоть и неживые, но в них гораздо больше тепла, чем в тех, чьи сердца еще бьются.

Крик ворона, что вспорхнул с обломков прогнившей кровли, заставил Амелинду открыть глаза и сесть. Потерев лицо ладонями, она огляделась.

– Неужто мне все это приснилось?! Ну, конечно… – зевнув, она потянулась, встала и прислушалась.

Ошибки быть не могло. В предрассветной тишине явно слышались звуки скрипки, точно такие же, как перед тем, как Амелинда заснула. И до чего же красивая эта мелодия! Спустившись по скрипучим ступеням со сцены, прошла по наваленным остаткам крыши и шагнула в дверной проем. Туман стелился по всей долине, которая сейчас походила на морскую гладь, покрытую пеной. Солнце только-только стало выползать на небосвод, поэтому воздух не успел еще прогреться, заставляя раннюю пташку ежиться и растирать себя ладонями. Девушка, осторожно ступая босыми ногами по скошенной траве, пошла на звуки скрипки, что доносились со стороны погоста. Вот уже стали виднеться редкие березки, росшие по берегу пруда. Амелинда очень боялась не успеть, поскольку скрипка стала стихать с каждым шагом. Когда пруд остался позади, а перед ней выросли могильные камни, мелодия стихла совсем, и девушка успела заметить мелькнувшую тень возле полуразрушенного склепа.

– Подождите! – крикнула она. – Не уходите, я прошу вас!

Идти дальше Амелинда побоялась. Клубящийся туман мог таить в себе опасность. Можно оступиться и провалиться в могилу или угодить в бурелом и сломать ногу, поэтому она остановилась у рябины, обняв тонкий ствол. Странно, но девушка не слышала чьих-либо шагов. Не мог же тот, кто только что играл на скрипке, исчезнуть бесследно?! Не мог раствориться в утреннем тумане. И тут прозвучал еле слышный голос, заставивший Амелинду вздрогнуть. Ей даже показалось, что это говорит листвой деревьев сам ветер.

– Зачем ты хочешь потревожить покой умерших?

– Я… Я просто услышала скрипку. Верно, мне показалось. Хотя звуки более чем явные. Мелодия заворожила меня, и я пошла на ее зов. Не смейтесь. Она… она великолепна!

Ей на плечи упали несколько пожелтевших листьев. Отступив от рябины на шаг в сторону, девушка попыталась разглядеть незнакомца, притаившегося за склепом, но тщетно. Она никого не смогла увидеть.

– Так что же ты хочешь? – вновь прозвучал голос.

– Скажите, мне почудилось или… Я схожу с ума, или на самом деле слышала скрипку? Кто вы? Покажитесь, не бойтесь меня, я не сделаю вам ничего плохого! – девушка вновь прильнула к рябине.

– А я и не боюсь, – шепнул ей таинственный незнакомец прямо на ухо. Амелинда испуганно отшатнулась в сторону, но никого не увидела, а голос вновь произнес. – А вот если тебе самой не страшно, то приходи ночью и узнаешь, что правда, а что нет. Только не подходи близко, оставайся на том берегу. И запомни, я буду тебя ждать, едва луна займет свое место! А теперь ступай…

Амелинда подчинилась невидимому собеседнику и пошла прочь, но, пройдя несколько шагов, на мгновение обернулась.

– Я обязательно приду! Я возьму с собой свою мандолину, и мы вместе сыграем. Вы не будете против?

Порыв ветра донес до нее обрывок фразы.

– Возможно. Только оденьтесь теплее, ночь будет холодной…

Осознание того, что наступила ночь, пришло к Амелинде внезапно, ее словно обухом по голове ударили. Она не помнила, как вернулась в свое временное прибежище, как вновь уснула. Девушка не помнила ничего. Видать, надышалась болотиной и прочим смрадным духом, исходящим от погоста. А что если она и не просыпалась вовсе? Вдруг и утренний разговор ей привиделся? Но что это?!

Амелинда прислушалась и, о, радость, различила среди стрекота невидимых ночных тварей далекие звуки скрипки. Кто-то осторожно водил смычком по струнам, словно маня ее. Поискав взглядом свои сапожки, но так их не обнаружив, девушка схватила мандолину и помчалась через долину, освещенную звездами. Лунный диск, как назло, спрятался за облако и не спешил выглядывать. Срезанные косарями стебельки травы врезались в ступни, но девушка не чувствовала боли. Все ее сознание было занято предстоящей встречей, и ничем другим. Амелинда вспомнила слова таинственного незнакомца и остановилась у заросшего камышом берега маленького пруда, что отделял ее от погоста.

– Я пришла, – крикнула девушка в никуда и удивилась, что ничуть даже не запыхалась, хотя неслась по долине, как ураган.

Раздался шелест листвы, и из темноты показался чей-то силуэт. Амелинда присмотрелась: это был высокий мужчина, с копной черных, как смоль, вьющихся волос, в длинном плаще. В одной руке он держал смычок, а в другой скрипку, которая пела так тоскливо и заунывно, что девушке захотелось заплакать. Но вот незнакомец прервал музыку, опустив руки, и посмотрел в сторону ночной гостьи.

– Я думал, что… Что ты не придешь, – вздохнул мужчина.

– Кто ты? – шепотом спросила девушка, надеясь услышать ответ из уст неизвестного.

– Ты желаешь знать, кто я? Что ж, изволь…

Амелинда замерла, боясь пошевелиться. Незнакомец, не спешивший представляться, двигался прямо к ней, причем не по берегу, а по воде. Но самое странное, что он даже не касался ее, а словно парил над гладью, как птица. А когда порыв ветра сорвал облако-вуаль с лица луны, девушка поняла, с кем имеет дело. На расстоянии вытянутой руки перед огненно-рыжей красавицей покачивался… призрак. Амелинда попыталась дотронуться до него, чтобы увериться в правильности своей догадки, и ее ладонь прошла сквозь прозрачную плоть мужчины.

– Ты… – прошептала девушка. – Ты…

– Да, – горько усмехнулся он. – Я – призрак, застрявший в этом мире, и теперь я вынужден каждую ночь являться сюда и играть на скрипке одну и ту же мелодию.

– Но почему?! – воскликнула Амелинда. – Почему твоя душа не обрела покой?

Тот пожал плечами, указал новой знакомой на валун, торчащий из зарослей, и сел рядом с ней.

– Видимо, при жизни я не успел сделать всего, что было мне предначертано судьбой. А может это мое наказание. Не знаю.

Амелинда вздохнула и прислонила мандолину к холодному камню.

– Расскажи мне про себя.

Мутный взгляд призрака задержался на зеленых глазах девушки, которые словно поглотили это существо, слившись с ним в единое целое. Эфирное тело призрака будто соединилось с разумом Амелинды, которая яснее ясного увидела то, что хотел рассказать ей вечный скиталец…

Глава десятая24

– Маэстро, – прозвучало из-за двери. – Скоро начинается представление.

Пьер Каас, сидевший в широком кожаном кресле, оторвался от своих дум и окинул взглядом гримерку.

– Я сейчас буду, – Он посмотрел в зеркало трюмо. – Да, мой друг… Время беспощадно.

Когда-то черные, как смоль волосы, сейчас стали абсолютно седыми. Но это нисколько не портило его красоту. Он, как и прежде, оставался высоким, с гордой осанкой. А то, что морщины испещрили лоб, так это не страшно. Они придают лицу мудрости. Пусть в свои тридцать он выглядит значительно старше, зато мало кто может похвастаться такими достижениями в таком-то возрасте. Именитые мужи обретают славу только к концу своих дней, сваленные в постель подагрой или какой другой хворью. Многие вообще не дожили до признания их гения, а он… И полжизни не прошло, а за право принять его дерутся лучшие театры Франции. И вот теперь его приняли земли Туманного Альбиона: сразу десять представлений!

– Позвольте? – спросил мужчина, что уже давно топтался рядом с креслом музыканта и изучал отражение, – Вам пора, а мы даже и не начали.

– Да, конечно, Джакомо, – Пьер тряхнул копной своих седых волос, откинулся на спинку и закрыл глаза.

Гример перехватил гриву гения тесьмой, и принялся наносить на лицо белила, скрывая морщины и придавая артисту мертвенную бледность. После чего наложил на губы гранатовый окрас, а в довершение начернил углем брови и нарисовал на щеке маленькое пятнышко в виде слезы. Джакомо посмотрел в зеркало на результат своих трудов и остался доволен.

– Готово, месье Каас, – он отошел в сторону, освобождая место, чтобы маэстро мог встать.

Тот открыл глаза.