Легенды о героях и злодеях - Юрий Туровников

Амелинда остановилась перед резной, массивной дверью, ведущей в таверну, шмыгнула носом и осмотрелась: туда-сюда сновал разношерстный народ, на который у нее имелись планы. Когда-нибудь… Вздохнув, она потянула на себя медную рукоять, и ее поглотила шумная атмосфера, царящая внутри.

Гомон стоял невыносимый, девушка аж зажмурилась и закрыла уши ладонями. Голова едва не треснула от шума. Везде творится одно и то же: чад масляных ламп, смешанный с запахом еды, иногда изрядно подгоревшей, и ароматом вина, иногда прогорклого. Естественно, крики, смех, ругань, звон битой посуды, звуки подзатыльников и шлепков. Только Амелинда подумала об этом, как кто-то наградил ее увесистым ударом ладони по заду.

– Руки убрал, скотина! – не глядя крикнула она, отмахиваясь от едкого табачного дыма, но ее голос затерялся в царящем хаосе.

Лавируя между столов, за которыми сидели мужики и женщины не самого тяжелого поведения, девушка пробралась к стойке, где полировал полотенцем кружки лысоватый толстяк в фартуке, заляпанном потеками различных соусов. Мужик краем уха ловил обрывки разговоров, чтобы не пропустить момент, когда за каким-нибудь столом назреет драка. Он очень дорожил как самим заведением, так и его репутацией. Есть желание почесать кулаки? Выметайтесь на улицу, тут люди отдыхают. Такое правило.

– Ганс, вытри третий столик, и пошевеливайся, увалень! Не посмотрю, что мой младший, получишь скалкой вдоль хребта! – крикнул толстяк и обратил свое внимание на подошедшую особу. – Чего желаешь, молодая и красивая? Рекомендую яблочную шарлотку и травяной настой с мятой и зверобоем. Всего полсеребряника, и только за ваши изумрудные глаза.

Девушка засмущалась и, прислонившись к стойке, прошептала.

– У меня нет денег, – хозяин тут же потерял к ней всякий интерес. Зачем тратить свое драгоценное время на человека, с которого нечего поиметь? – Подождите, у меня есть к вам предложение.

Толстяк вновь оторвался от полирования пивных кружек.

– Чего ты мне можешь предложить? – Он оглядел девушку с ног до головы. – Посудомойки у меня есть, повара не нужны, обслуга комнат набрана, а если ты по этим делам, – Йохан помахал руками вдоль туловища, – то у нас заведение приличное, красная лампа над входом не висит.

Амелинда нахмурилась. Опять ее приняли за продажную девку. Эх, жаль, что она не колдунья, наслала бы проклятье на весь город, сожри саранча все их посевы!

– Я не такая!

– А какая?! – сделал удивленное лицо толстяк.

– Выслушайте, только не перебивайте. У меня действительно нет денег. Я прибыла в этот город, чтобы стать известной. Я играю на мандолине, – Она сняла инструмент и провела по струнам. – И пою довольно-таки неплохо. Разрешите мне выступить у вас. Заработок пополам.

– Заработок?! – засмеялся Йохан. – Стать известной?! Да ты быстрее обретешь славу, если начнешь подол задирать! Кому нужна твоя музыка? Были у нас музыканты, пока им в пьяной драке инструменты об головы не сломали. Наши бабы и мужики безо всяких певунов глотки драть горазды.

Амелинда совсем расстроилась. Вот угораздило же! Ни знакомых, ни монеты в кошеле. Куда деваться? Попытать счастья в другом кабаке? Так пока его найдешь, все клиенты разойдутся.

– Извините… – девушка вздохнула и собралась убраться восвояси, но ее остановил хозяин постоялого двора.

– Погоди, – Он поставил кружку на стойку и оперся. – Я же тебя не гоню. Можешь спеть, но только одну песню, не больше, и то за еду. Вот, – Йохан поставил перед девушкой глиняную тарелку с куском пирога и дымящуюся чашку. – Денег тут тебе никто не даст, ручаюсь, народ у нас жадный.

Угощение моментально исчезло. Йохан удивился не меньше самой Амелинды. Она даже не почувствовала, как горячий напиток обжег нёбо. Поблагодарив радушного хозяина, молодая особа поинтересовалась.

– А где мне можно пристроиться, чтобы спеть?

Толстяк усмехнулся.

– Да прямо на стул и забирайся, чтобы тебя всем видно было. А пока ты голосить будешь, мои ухари приберутся. Хоть какая-то польза.

Девушка последовала совету хозяина и забралась на стул, едва не ударившись головой в закопченный потолок. Она и не думала, что тут так много народа! Ну, ничего. Свет от масляных ламп слишком тусклый, чтобы разглядеть ее волнение. Да подвыпившие все основательно. Кому какое дело, можно даже сбиться или слова забыть, не заметят, а она сделает вид, что так и должно быть.

– Простите… – попыталась привлечь к себе внимание начинающая артистка, но на нее никто даже мельком не глянул. – Ну, как же…

Амелинда чуть не заплакала от обиды. Йохан покачал головой.

– Так ты точно известной не станешь, – Он откашлялся в кулак, и изо всех сил заколотил скалкой, что на всякий случай держал для усмирения особо буйных, о столешницу, а затем свистнул так громко, что девушку чуть не сдуло. – А ну захлопнули свои пасти и посмотрели сюда!

В зале наступила гробовая тишина. Посетители замерли, не дожевав мясо и не проглотив вино. Казалось, даже табачный дым застыл в воздухе.

– Какого, извиняюсь, хрена? – спросил бородатый мужик в дорогом сюртуке.

– Случилось чего? – поинтересовался сухой старик, сидящий со своей компанией возле окна.

– Пожар? – спросила подвыпившая красотка, сидевшая на коленях у патлатого здоровяка в безрукавке.

– Вот дура-баба! – сплюнул Йохан. – Типун тебе на язык. Сейчас для вас вот эта особа споет. Начинай.

Хозяин заведения дал отмашку. Амелинда робко поправила мандолину, висевшую через плечо на тонком ремешке, и стала перебирать пальцами струны, наполняя таверну переливами нот. Посетители открыли рты в недоумении: стоявшая на стуле девица заголосила.

Звонко плещется водицав тихой заводи реки лесной.Там резвятся две девицытемной ночью под большой луной.А ты пришел воды напиться,тихо к заводи подкрался,подходить к ней не решился,жив поэтому остался.

В каждом взгляде есть загадка,вьются волосы зеленые,губы что-то шепчут сладко,но на вкус они соленые.Они хитрые и быстрые,для парней они опасные.Снизу рыбы серебристые,сверху девушки прекрасные…23

Допеть Амелинде не дали. Вдрызг пьяный мужик, в замызганной рубахе и кожаной жилетке, что сидел за столиком возле нее, встал с лавки и преисполненный наглости полез под подол ее платья.

– А вот я сейчас проверю, есть ли у нее хвост, – вся таверна разразилась громким хохотом и улюлюканьем.

Девицы легкого поведения заверезжали, а остальные мужики стали подначивать наглеца.

– И грудь проверь, вдруг там головастиков полно! – крикнул один.

– Ну, нашел хвост? Лучше ищи! – гаркнул другой.

– Осторожнее, вдруг там зубы! – хохотнул третий.

Амелинда закричала, что есть мочи, и попыталась отпихнуть пьяного дебошира, но тот был силен. Да и куда хрупкой девушке против такого борова?! Можно, конечно, вдарить по голове мандолиной, но жалко. Инструмент дорогой, хоть и старый, а на новый нет денег и, судя по всему, не предвидится.

– Отпусти меня, скотина! – завопила девушка, колотя мужика кулаком по спине, но тому эти удары, как медведю комариные укусы. Он взвалил упирающуюся певунью на плечо и, хлопая ладонью по ее заду, принялся расхаживать между столов.

– Нет, братцы, хвоста, а вот филей замечательный! Ухи не сваришь, зато пожарить есть чего!

Теперь каждый посетитель кабака считал своим долгом ухватить вопящую девицу за мягкое место. Никто и не думал за нее заступиться. Даже хозяин заведения, который на первый взгляд показался добродушным толстяком, сейчас молча взирал из-за стойки на все это безобразие и ухмылялся.

Как же Амелинда ненавидела их всех. Всех до единого. Она возненавидела и сам город. Все города разом, где ее никто не воспринял всерьез, где над ней насмехались. Они, эти мерзкие, никчемные людишки не смогли разглядеть ее таланта. Все, что им надо, это набить свои животы, залить в глотки вина и найти того, кто слабее их, чтобы поиздеваться и потешить свое самолюбие.

Девушка стиснула зубы и перестала вырываться, а потому мужик, таскающий жертву насмешек на плече, мгновенно потерял к ней интерес. Что за развлечение, когда никто не трепыхается и не молит о пощаде?! Здоровяк опустил Амелинду на пол и тут же схватился за щеку, по которой с оттягом заехала раскрасневшаяся, растрепанная девушка.

– Грязная скотина! Все вы скоты! Ты, ты, ты, – и она указала пальцем на нескольких посетителей, – в таверне вновь наступила тишина. – А вы, потаскухи, и дальше терпите эти щипки и вдыхайте перегар. Вы никогда не познаете истинной любви, пока будете позволять им обращаться с вами, как с бездомными собаками. Кто вы есть?!

И Амелинда, заливаясь слезами обиды, выскочила на улицу.

Прохладный вечерний ветер ударил ей в лицо. Девушка тяжело дышала, утираясь рукавом платья, крепко сжимая мандолину. Немного придя в себя, несостоявшаяся артистка тряхнула копной своих рыжих волос.