Стихи - Тимур Кибиров

КРЕСТЬЯНИН И ЗМЕЯ

Сколько волка ни корми —в лес ему охота.Меж хорошими людьмивроде идиота,

вроде обормота я,типа охломона.Вновь находит грязь свинья,как во время оно.

Снова моря не зажглавздорная синица.Ля-ля-ля и bla-bla-bla.Чем же тут гордиться?

Вновь зима катит в глаза,а стрекоза плачет.Ни бельмеса, ни аза…Что все это значит?

1998

Поэзия! – big fucking deal!Парча, протертая до дыр.

Но только через дыры этимы различаем все на свете,

поскольку глаз устроен так:без фокусов – кромешный мрак!

Гляди ж, пацан, сквозь эту ветошь,сквозь эту мишуру и ложь —авось хоть что-нибудь заметишь,глядишь, хоть что-нибудь поймешь.

1998

ПЕСНЬ СОЛЬВЕЙГ

Вот, бля, какие бывали дела —страсть мое сердце томила и жгла!Лю, бля, и блю, бля,и жить не могу, бля,я не могу без тебя!

Прошлое дело, а все-таки факт —был поэтичен обыденный акт,был поэтичен, и метафизичен,и символичен обыденный фак!

Он коннотации эти утратили оказался, вообще-то, развратом.Лю эти, блю эти,жить не могу эти!Das ist phantastisch!Oh, yeah!

Уж не собрать мне в аккорд идеальныйГрига и Блока с бесстыдством оральными пролонгацией фрикций. Но грудьвсе же волнуется – o, не забудь!Лю, бля, и блю, бля,и жить не могу, бля,я не могу без тебя,не могу!

А на поверку – могу еще как!Выпить мастак и поесть не дурак.Только порою сердечко блажит,главную песню о старом твердит:Лю, говорю тебе, блю, говорю я,бля, говорю я, томясь и тоскуя!

Das ist phantastisch!Клянусь тебе, Сольвейг,я не могу без тебя!

1998

ТАБЕЛЬ

В сущности, я не люблю жить.Я люблю вспоминать.Но я не могу вспоминать не по лжи.Но все норовлю я песню сложить,то есть, в сущности, лгать.Лгать, сочинять,буквы слагать.Ответственность тоже слагать.Уд за старательность. Неуд за жизнь.По пению – с минусом пять.

1999

ДЕРЕВНЯ

Русь, как Том Сойер, не дает ответа.Должно быть, снова шалости готовиткакие-нибудь… Середина лета.Гогушин безнадежно рыбу ловитпод сенью ивы. Звонко сквернословитседая Манька Лаптева. Рассветы

уже чуть позже, ночи чуть длиннее.И под окном рубцовская рябинадроздам на радость с каждым днем желтее.Некрупная рогатая скотинана пустыре торчит у магазина.И возникает рифма – Амалфея.

По ОРТ экономист маститыйМ. Курдюков и депутат Госдумыпикируются. «Вот же паразиты!» —переключая, говорит угрюмоПетр Уксусов. Но Петросяна юморвмиг остужает мозг его сердитый.

Вот мчится по дорожке нашей узкойжигуль-девятка. Эх, девятка-птица!Кто выдумал тебя? Какой же русский,какой же новый русский не стремитсязаставить все на свете сторониться?..

Но снова тишь, да гладь, да трясогузки,да на мопеде старичок поддатый,да мат, да стрекот без конца и края…Опасливый и праздный соглядатай,змеей безвредной прячусь и взираю.Я никого здесь соблазнить не чаю.Да этого, пожалуй, и не надо.

1997–1999

ГЕНЕЗИС

Все-то дяденьки, тетеньки,паханы да папаши,да братаны, да братцы,да сынки у параши.

Все родимые, родныеи на вид, и на ощупь.Все единоутробныеи сиамские, в общем.

И отцам-командирчикамздесь дедов не унять.Все родня здесь по матери,всякий еб твою мать.

Эх, плетень ты двоюродный,эх, седьмая водица!Пусть семья не без урода —не к лицу нам гордиться.

Ведь ухмылка фамильнаярот раззявила твойбестревожно, бессильно…Что ж ты как неродной?!

1998–1999

ДЕКАБРЬ

То Каем, то Гердой себя ощущая,по грязному снегу к метро пробегая,очки протирая сопливым платком,и вновь поднимаясь в гриппозную слякоть,и вновь ощущая желанье заплакать,желанье схватиться вот с этим жлобом,

металлокерамикой в глотку вцепиться,в падучей забиться, в экстазе забыться,очки протирая, входя в гастроном,и злясь, и скользя, и ползя понемножкупо грязному снегу, по гладкой дорожке,по кочкам, по кочкам…

1999

Ум-па-па, ум-па-па,старый вальсок.Мокнет платок и седеет висок.

Ум-па-па, ум-па-паум-па-па-па,воспоминаний теснится толпа.

Старый вальсок.Голубой огонек.Чей-то забытый кудрявый лобок.

Ум-па-па, ум-па-па,ум-па-па, ум-па-па,старый-престарый вальсок.

Старый дружок,мне уже невдомек,что там сулил нам ее голосок.Память скупа, и певица глупа.Ум-па-па, ум —па-па!

1999

В вагоне ночном пассажиры сидят.Читают они, или пьют, или спят.И каждый отводит испуганный взгляд.И каждый кругом виноват.

И что тут сказать, на кого тут пенять.Уж лучше читать, или пить, или спать…И каждый мечтает им всем показатькогда-нибудь кузькину мать.

1999

Объективности радимы запишем в тетради:люди – гады, а смерть – неизбежна.Зря нас манит безбрежностьили девы промежность —безнадёжность кругом, безнадежность.

Впрочем, в той же тетрадия пишу Христа ради:Ну не надо, дружок мой сердешный!..Воет вихрь центробежный.Мрак клубится кромешный…

Ангел нежный мой! Ангел мой нежный.

1999

Хорошо Честертону – он в Англии жил.Потому-то и весел он был.Ну а нам-то, а нам-то, России сынам,как же все-таки справиться нам?

Jingle bells! В Дингли-Делл мистер Пиквик спешит.Сэм Уэллер кухарку смешит.И спасет Ланселот королеву своюот слепого зловещего Пью.

Ну а в наших краях, в оренбургских степяхзаметает следы снежный прах.И Петрушин возок все пути не найдет.И вожатый из снега встает.

1999

Наша Таня громко плачет.Вашей Тане – хоть бы хны.

А хотелось бы иначе…

Снова тычет и бабачитнаселение страны.

Мы опять удивлены.

1999

На реках вавилонских стонем.В тимпаны да кимвалы бьем.То домового мы хороним.То ведьму замуж выдаем.

Под посвист рака на горешабашим мы на телешоу,и в этой мерзостной игрежида венчаем с Макашовым.

1999

А наша кликушавсе кличет и кличет!Осенней порой в поднебесье курлычет.Зегзицею плачет, Есениным хнычет.И все-то нас учит, и все-то нам тычет.

Беду накликает, врагов выкликает,в пельменной над грязным стаканом икает.Потом затихаеткликуша роднаяи в медвытрезвителе спит-почивает.

Послушай, кликуша, найди себе мужа!Не надо орать нам в прижатые уши!Не надо спасать наши грешные души!Иди-ка ты с Богом, мамаша-кликуша!

Но утром по новой она начинает —стоит у метро, мелочишку сшибает,журавушкой, ивушкой, чушкой рыдает.И кличет. И клинское пиво лакает.

1999

NOTA BENE

Я был в Америке. Взбирался на небоскребы.Я разговаривал с Бродским, и он научил меня, чтобыя не подписывал книжки наискосок, потомучто это вульгарно и претенциозно. Ему самомуэтот завет заповедала Анна Андревна когда-то.Я, в свою очередь, это советую тоже, ребята.Жалко, что если и дальше пойдет все своим чередом,вам уже некому будет поведать о том.

1998

ГЕРОНТОЛОГИЧЕСКИЙ ДИПТИХ

Опрятная бедность.Пристойная старость.Одно только это теперь мне осталось.Все было уже.И не будет уже.И это твой свет на восьмом этаже.

Пристойная бедность.Опрятная старость.Скорее бы это уже состоялось!

А то как в метро уступать – молодой,а как полюбить – так и нет ни одной!

1999

ЦЕНТОН

Каждый пишет, как он слышит.

Каждый дрочит, как он хочет.

У кого чего болит,тот о том и говорит!

1999

ЖАЛОБЫ ЧУРКИ

Ах, до чего же экзистенциальныебыли проблемы тогда!Нынче сугубо они материальные,грубые, прямо беда!

Курсом рубля ежедневно волнуемый,поиском службы томим,мир бестолковый и непредсказуемыйя не считаю своим.

Мир тарабарский, и неописуемый,и приставучий такой!Оторопевши, шепчу я: «Да ну его!»,вялой машу я рукой.

Раньше лежал он и ждал описания,злым волкодавом рычал,и нарушать роковое молчаниеглупых детей подстрекал.

Гордо решались вопросы последниетам, у пивного ларька.Дерзость безвредная. Денежки медные.Медленные века.

Ну а теперь окружила действительностьлипким блестящим кольцом…Я ударяюсь легко и решительнов грязь поскучневшим лицом.

1999