Богатые тоже скачут, или Где спит совесть - Юлия Славачевская

– Марча, у меня что, на юбке ширинка расстегнулась? – спросила я шепотом свою сотрудницу, в некотором недоумении приподнимая бровь.

– Не беспокойся, Джилиэн, – наклонился ко мне блондинистый Рон. Заверил: – Ты, как всегда, выглядишь безупречно. – Состроил мимолетную гримасу и снисходительно пожал плечами. – Это – черная женская зависть!

– Спасибо, мой верный рыцарь цифр и компа, – улыбнулась я, заходя в лифт.

Девушка все же пришла в чувство и нажала нужную кнопку, при этом не переставая на меня коситься прямо-таки с мистическим ужасом и любопытством на миловидном личике.

Захотелось пощупать свою голову и заглянуть под юбку – вдруг у меня внезапно отросли рога и хвост? Или вылезли наружу крылья с нимбом и прочие ангельские атрибуты? Я украдкой заглянула в зеркало лифта. Нет, в отражении моя стандартная земная внешность, и не верить своим глазам нет ни малейших оснований.

Интересно, какие истории про меня тут гуляют? Лавкрафт наверняка отдыхает! У него столько фантазии не хватит. То ли дело у Никоса!

Дальше дело обстояло гораздо хуже. В коридоре только больной да ленивый не вывалился из кабинета, чтобы попялиться на мою скромную персону. На меня оглядывались, меня провожали дикими глазами, словно за юбкой волочился длинный змеиный хвост, а на голове громоздились полуметровые уши… Это как: «Сюда приехал цирк?»

Сдается мне, на фирме Казидиса с количеством сотрудников – или, скорее, отъявленных трутней-бездельников – явный перебор. Расплодилось прямо-таки немерено. Давно пора из этого улья их выкуривать.

– Кажется, мы уже создали себе определенную репутацию, – тихонько поделилась я сделанным открытием со своими подчиненными. – И это реноме монстра даже меня пугает.

– Похоже на то, – согласился Рон. – Меня преследует чувство неудовлетворенного любопытства.

– А меня просто преследует! – заверила его я, не вдаваясь в подробности и частности.

Нас все же доконвоировали до их конференц-зала, и наша троица была встречена ну просто безумным количеством присутствующих. Думается, сюда собрались все служащие, и сейчас у нас намечаются… как минимум – бои без правил, а как максимум – третья мировая. Некоторые сотрудники компании Казидиса оживленно переговаривались вполголоса, но стоило мне обернуться в их сторону – тут же замолкали. Меня здесь уважали. Меня даже боялись. Но все выглядело как-то… странно.

– Понятно! – фыркнула Марча, обводя ясными блестящими глазами взбудораженное скопление офисного планктона. – Нас тут явно ждали!

– Если учесть, что их босс родом из Греции, то древняя история навевает некоторую аналогию, – согласился Рон.

– Мы – не спартанцы! – рявкнула я. – И если полезут – сейчас кто-то получит битву при Фермопилах! Причем я буду использовать пилку для маникюра и шпильки!

С этими словами я развернулась на каблуках и воззрилась на сопровождающую:

– Мисс, будьте так любезны проводить меня в кабинет мистера Казидиса!

– Мистер Казидис просил вас подождать здесь, – пискнула девушка, прикрываясь копировальным автоматом.

– СЕЙЧАС! – рыкнула я и взглядом пообещала ей если не увольнение, то дырку на колготках и ни одного магазина в округе!

Девушка позволила себя запугать, смирилась и покорно отвела меня в святая святых этого здания – то есть офис своего шефа. Там маячила охрана, которая, впрочем, тут же рассосалась, словно утренний туман, стоило мне лишь пристально посмотреть. Рисковать не стал никто!

Бешеной козой я вломилась в кабинет Никоса, успев почти оторвать ручку, потому что у этого стукнутого на голову даже ручки поворачивались не в ту сторону, и застыла…

Передо мной, на стене за креслом президента компании – большая свадебная фотография. Моя и Никоса. Фотограф поймал нас в момент выхода из церкви. Я тут смущена и задумчива, прикрываюсь букетом. Никос безумно счастлив и еще раз счастлив. Он обнимает меня за талию и смотрит прямо в объектив камеры, как бы подтверждая свои чувства на то время.

Я сглотнула. Такого не ожидала.

Когда носилась за ним с фитилем в одном месте для ускорения, то никогда не появлялась ни в доме, ни в офисе. Там он почему-то не чудил, вел себя смирно и плясок на краю смерти не устраивал. Просто надирался, как симпатичная маленькая хрюшка, точнее – свин, и преспокойно устраивался спать где-нибудь на полу. Это по словам Вемули. Правда, она утверждала, что это случается редко – всего лишь в девяноста девяти процентах из ста. И то… после того как в особо полюбившихся ему местах она в качестве профилактики вбила гвозди и подложила острые канцелярские кнопки, то Никос выяснил – он не йог, и стал доползать до чего повыше.

– Это позволяет мне чувствовать себя нормальным, – тихо сказал Ник, неслышно подходя сзади и кладя мне руки на плечи.

Его дыхание шевелило пряди моих волос и вызывало странное ощущение, как будто я дома. Но я не сибаритка и буду бороться до последнего зуба. Йоргоса! Странно, о Никовых и своих даже не подумала!

Я пытливо заглянула в карие глаза.

– Зачем?.. – Это все, что мне удалось спросить. Слишком сильным было ошеломление.

Он на мгновение замер, застыл словно каменная глыба – такой же далекий и бесконечно отчужденный. Мне показалось, вначале он не собирался делиться чем-то глубоко ранящим и личным, спасая гордость и обожженную неправильной любовью душу. Но потом все-таки пересилил нежелание и ответил.

– Потому что здесь ты есть, – пояснил он мне, наклоняясь и чувственно целуя шею. – Потому что здесь ты носишь мое кольцо. – Его губы прокладывали вниз огненную дорожку. – Потому что здесь я верил, что мы проживем вместе всю жизнь и умрем если не в один день, то хотя бы на руках друг у друга.

– Теперь ты поменял свое мнение? – высвободилась я из его объятий.

Он хрипло признал:

– Я все еще хочу тебя.

Если во мне взглядом сделают дырку, то меня оштрафуют и поставят такой выговор на вид, что я потом пару веков буду мотаться по урегулированию конфликтов где-нибудь на Марсе! Уговаривать красные камешки не пинать оранжевые!

– А я тебя – нет! – Тайно скрестила пальцы.

Меня Саш так хитрить научил. Сказал, если я уж начала беззастенчиво врать (на этом месте я его остановила и клятвенно пообещала врать застенчиво и изредка высовываться из-за стены. Брат в ответ пообещал применить телесные наказания… Не будем о грустном и жестоком), так вот, если уж я начала искажать правду, то хотя бы должна скрещивать пальцы и просить прощения. Прощения я собиралась просить оптом, а пальцы – всегда пожалуйста, мне не трудно.

– Для тебя ничего не значил наш брак, да? – спросил Никос, пытливо глядя мне в лицо и мягко сжимая мою руку.

Я сделала непроницаемую физиономию и отрицательно покачала головой:

– Виновата, сэр. – Одновременно с этим отступила назад, вырывая ладонь из капкана его пальцев.

– Врешь! – уверенно заявил он, шагая ко мне. – Врешь! Врешь!

– Это ты себя убеждаешь или меня?.. – разжала я губы и попыталась отшатнуться. Не вышло. – Нашего брака нет и не будет!

– Ошибаешься, Джул. – Он развернул меня лицом к противоположной стене, и я потеряла дар речи. – Наш брак ЕСТЬ, и я не отступлюсь!

Вся противоположная стена напоминала иконостас из моих фотографий. Я совершаю пробежку по набережной. Я выхожу из бассейна. Я ловлю губами ветер. Я с распущенными волосами. Я. Я. Я…

Как описать то, что поднялось изнутри? Такого просто не может быть. НЕ ДОЛЖНО! Этот человек не может быть таким. Это неправильно! У меня в досье написано – донжуан, бабник и сексуальный террорист! ВСЕ! Приговор я обязана исполнить!

Вышней волей Никос Казидис должен прочувствовать сполна, каково это – попасть в лапы безжалостного хищника, который привык брать, но не знает слова «дать», если только это не относится к мелким денежным подачкам. Каково это – любить, страдать, дарить свет своего сердца без взаимности. Когда от тоски готов выть или лезть в петлю. Как жить бедным и беспомощным, не имея возможности повлиять на происходящее. Мучительно наблюдать за паровым катком чужой жадности и жестокости. Каково иметь дело с любимым существом, которому неведомо само понятие милосердия.

До тех пор пока громадный мешок безнадежного «ячества» и эгоцентризма не сгорит на труху в горниле страданий, пока Никос не научится ценить нетленное и заботиться о других, не только о себе, – быть ему в жерновах судьбы. И это не я решила.

Свой приговор когда-то он подписал сам. И не один раз – тысячу. Так тому и быть.

А я – что я? Всего лишь исполнитель… обязательный и аккуратный исполнитель. Но почему невольно кривятся в пароксизме кончики губ и в глаза словно попала беспокоящая соринка?

Я глубоко вздохнула и сбежала, спасая остатки шаткого здравомыслия под крик:

– Я не отступлюсь!

С трудом разжав зубы, сообщила своей команде:

– Мы уезжаем!