Игра до победы - Джанет Дейли

Все это время Лес очень явственно чувствовала, что присутствующие делятся на «мы» и «они». «Мы» – это были Эндрю и Клодия, а Лес попала вместе с французами в противоположный лагерь – «они». Она ощущала невидимую связь между Эндрю и Клодией. Это было видно по тому, как каждый из них схватывал на лету мысль другого, по тому, как они касались друг друга, когда хотели вставить замечание или подчеркнуть какую-нибудь важную деталь. Она понимала, почему Эндрю сказал, что им хорошо работается вместе, и все же, глядя на Клодию, Лес не могла избавиться от впечатления, что та вторглась на чужую территорию. И она спрашивала себя: не была ли ревность вызвана, кроме всего прочего, чувствами собственника. Ведь Эндрю был ее личной собственностью, а Клодия – нарушительницей, вломившейся в частные владения.

К концу вечера Лес почувствовала себя совершенно опустошенной – и умственно, и эмоционально. Когда служитель с автомобильной стоянки подогнал ее машину ко входу, она с облегчением послала французам прощальное au revoirs [10] и уехала. Эндрю должен был приехать домой позже, после того, как отвезет гостей в их отель.

Когда она вошла в дом, в прихожей горел свет. Она не стала выключать его, подумав об Эндрю, и поднялась наверх. В ее отсутствие чемоданы были распакованы. Исчезли все признаки ее путешествия. Казалось, Лес никуда и не уезжала. Она переоделась в ночную рубашку и набросила сверху кимоно, слишком усталая и слишком напряженная, чтобы отправляться прямо в постель.

Эндрю приехал минут через сорок. Лес сидела в гостиной, стараясь успокоиться за стаканом с бренди. Он даже застыл от неожиданности, увидев, что она еще не ложилась.

– Я думал, что ты давным-давно в кровати. – Он распустил свой шелковый галстук и выдернул его из-под воротника рубашки. – У тебя был длинный и трудный день.

– Не такой уж длинный. – Лес встала из кресла, отставила стакан с бренди в сторону и подошла к мужу. Обняв Эндрю за шею, она взглянула ему в лицо. – И я совсем не так сильно устала, как кажется. Ты не забыл, что я уезжала на две недели?

Его руки медленно обняли Лес.

– Я не забыл, – проговорил Эндрю.

Однако он не спешил ответить на приглашение ее влажных губ, а когда наконец поцеловал жену, поцелуй был хотя крепким и долгим, но несколько пресным.

Лес не ждала от мужа проявления бурной страсти. Сегодня ночью ей хотелось лишь ощутить близость его тела, теплоту обнимающих ее рук – и ничего более. Ее вполне удовлетворило то, как Эндрю ответил на поцелуй.

Она потерлась лбом о его подбородок и еле слышно прошептала:

– В твоей комнате или в моей?

– В твоей.

Лес повернулась в объятиях Эндрю и, прижав руки мужа к своей груди и чувствуя всей спиной теплоту его тела, медленно направилась в спальню. Они разделись каждый сам по себе и юркнули в постель. Их близости предшествовала небольшая любовная игра – так хотелось им обоим.

А потом Лес лежала одна в темной комнате. Эндрю удалился в свою спальную сразу же, как только они разжали объятия. В сегодняшней их близости было мало страсти – они любили друг друга с каким-то безразличием, словно выполняя дежурную обязанность. Лес подозревала, что устала больше, чем ей вначале казалось, и оттого она не могла пробудить воодушевления ни в себе, ни в Эндрю. А возможно, сказывалось то смутное неудовлетворение, которое тревожило ее последние несколько дней. Лес вздохнула, откинулась на подушку и стала ждать, когда сон наконец возьмет свое. И вскоре это случилось, глаза ее закрылись сами собой, и все тревоги и сомнения отступили куда-то далеко и спрятались, выжидая, пока наступит утро.

Теплая солнечная флоридская погода отступила под напором штормового фронта. Три дня серая мелкая изморось то и дело сменялась тропическими ливнями, заливавшими все вокруг. И так же сыро и мрачно было на душе у Лес.

Дожди практически держали ее в заточении, и все долгие часы, пока Эндрю был на работе, она оставалась дома одна. Время тянулось медленно, и мысли Лес постоянно возвращались к одному и тому же предмету – к размышлениям о своей жизни, о своей бесполезности и праздности. До сих пор она еще никогда не чувствовала себя несостоявшимся человеком. У нее всегда было все, чего она хотела. Но сейчас Лес никак не могла избавиться от чувства, что она потерпела поражение. Она не стала яркой и умной личностью – а именно о такой дочери мечтала ее мать. Она не была той интеллектуальной и погруженной в серьезную работу женщиной, которой стремилась стать ее собственная дочь. И хуже всего то, что все это удалось сделать Клодии Бейнз – та была и умной, и яркой, и работа ее увлекала, и ждала большая карьера.

В пятницу все еще шел дождь. На месте Одры всякий отменил бы приглашение на ленч. Но Лес знала, что мать не из тех, кто станет менять свои планы из-за какой-то погоды. Тем более что добираться в гости под проливным дождем предстояло не ей самой, а дочери. Впрочем, Лес и сама была рада после недельного заточения выбраться из дома под любым предлогом, пусть даже это будет визит к матери, которая наверняка превратит ленч в некое подобие судилища. Никому и никогда еще не удавалось выполнить задание Одры так, как ей хотелось, так что Лес ожидали бесконечные упреки, в ответ на которые нужно будет оправдываться, почему то-то и то-то сделано так, а не иначе. В последние годы эта черта Одры заметно усилилась. Видимо, мать все же начинает стареть, подумала Лес.

Вопросы посыпались в тот же миг, как она вошла в особняк Кинкейдов, стоящий на берегу океана. Лес пришлось объяснять буквально все. Как была упакована та или иная вещь. Где она уложена. Почему именно там. Что оставлено, что выброшено, а что отдано на сторону. Только очень немногие из ответов Лес получили одобрение Одры. Вскоре нервы Лес были уже почти на пределе. Когда мать начала упрекать ее за то, что они упаковали ее лиможский фарфоровый сервиз и оставили дома, вместо того чтобы выслать сюда, Лес наконец потеряла терпение.

– Одра, почему ты послала заниматься домом Мэри и меня? Тебе следовало сделать все самой. Может быть, тогда все было бы выполнено так, как тебе хочется.

Мать смерила ее долгим строгим взглядом.

– Когда ты наконец научишься управляться со своим характером? – Вопрос, который Лес приходилось выслушивать множество раз, был задан с подлинно аристократической терпимостью. – Это не моя вина, что ты и Мэри не сумели как следует справиться с работой.

– Но мы все сделали. – Лес заставила себя говорить ровным тоном, но голос ее дрожал от этого усилия. – Во всяком случае, мы сделали все так, как считали уместным. Раз уж ты поручила это дело нам, то тебе придется удовлетвориться результатами.