Где собака зарыта - Спенсер Куинн

звали Бернардом? Почему я только сейчас об этом узнал? Что, черт возьми, происходит?

Мы сидели в зале отдыха и пили Джэк Дэниэлс – ну, все, кроме меня. Я выпил воды и съел пару печенек, которые принес Берни, самого лучшего сорта, от «Ровер-Энд-Кампани». Однажды я как-то тоже попробовал Джэк Дэниэлс, но это история подождет другого раза. Все столпились вокруг полковника Боба, который притащил кучу карт и теперь говорил что-то вроде: «Басра вот тут, мы были где-то здесь, а ублюдки пришли вот отсюда». Берни – я сидел на полу, прямо рядом с ним – явно чувствовал себя неловко: он переминался с ноги на ногу, откашливался, неразборчиво бормотал ответы; так что то, что все-таки произошло в давнее время с ним и полковником Бобом, оставалось для меня загадкой.

Появилась еще одна бутылка Джэка Дэниэлса. Пришла майор и передала Берни то, что осталось от ошейника-удавки. Берни пропустил цепь через пальцы.

– На нем было это надето?

Майор кивнула.

– Это твоя?

– Чет никогда в жизни не носил ошейник-удавку.

Это было не до конца верно: вспомнить только то время, проведенное с мистером Гулаговым. И может, еще задолго до него, еще когда я был щенком и жил в том ужасном притоне – надевали ли на меня тогда ошейник-удавку? Я был не до конца уверен. Пока я обо всем этом думал, принесли еще больше карт, и Берни перестал казаться смущенным.

– Мы расследуем дело о похищении, – говорил он. – На данный момент пропала женщина – возможно, две женщины – и собака.

– Чет? – спросила майор.

Берни покачал головой.

– Белая собака по имени Принцесса, – он достал фотографию: Принцесса на сатиновой подушке. – Полагаю, ее вы не видели?

– Э-э, – протянула майор.

– Ну да, как бы ей здесь оказаться, – сказал Берни. – С другой стороны, как тут оказался Чет? – он указал на точку на карте. – В последний раз я видел его здесь, в Клаусон-Уэллсе.

– Так далеко на юг? Он сбежал?

Я? Сбежал? Я даже на мгновение перестал есть свое последнее печенье.

– Чет? – переспросил Берни. – Нет, он бы никогда не сбежал. У нас просто возникли небольшие проблемы с окружным шерифом. Наверное, просто недоразумение – я все еще пытаюсь в этом разобраться. Но мы с Четом потеряли друг друга.

– Кто твой клиент? – спросил полковник Боб. Берни улыбнулся. Я уже рассказывал, какая у него великолепная улыбка?

– Ты совсем не изменился, – сказал он. – Клиент – муж одной из пропавших женщин, Аделины Боргезе. Собака принадлежит им.

Аделина: перед моими глазами ясно встала картина, как муравьи ползут по ее лицу. Печенья мне больше не хотелось.

– А другая женщина? – спросил полковник Боб.

– Сьюзи Санчез. Она журналистка из «Трибуны Долины». Мы были в Клаусон-Уэллсе по ее наводке.

– Есть фотографии? – спросил полковник, и Берни показал. Я мельком увидел, как он их передает: на первой Аделина держала на руках Принцессу; на второй – Сьюзи и Берни стояли на заднем дворе нашего дома. Эту фотографию полковник Боб изучал дольше всех.

– Женат? – спросил он.

– Больше нет, – сказал Берни.

– Это твоя бывшая?

– Нет.

– Есть ребенок?

– Да, один.

– Мальчик или девочка?

– Мальчик.

– У меня две девочки. Близняшки. Мать получила над ними опеку.

– Ох, – только и ответил Берни. Повисла тишина. Берни осушил свой бокал и встал. – Нам пора ехать. Я у вас в долгу, ребята.

– Да черта с два, – сказал полковник Боб.

Я тоже встал.

– Какой умный пес, – сказала майор. Она мне нравилась – она была одной из тех людей, которые отлично понимают меня и мой народ.

– Мы будем посматривать, не обнаружатся ли следы этих женщин, – сказал полковник Боб. – И этого песика. Но я бы не отказался быстренько сгонять в Клаусонс-Уэллс, если у тебя есть время. Займет максимум минут двадцать.

Двадцать минут? Я точно не знал, сколько это, но вроде бы не очень долго, верно?

А я шел так долго, хотя сейчас детали путешествия уже были несколько туманными. Но шел я долго, в этом главная суть. Как такое вообще возможно?

Я начал понимать, только когда мы оказались в вертолете, Берни и я – сзади, вплотную друг к другу, а полковник Боб – впереди, за штурвалом. Мы что, отдаляемся от земли? Пустыня внизу стремительно проносилась мимо.

Ого. Так вот как чувствуют себя птицы. Интересно, их тоже тошнит? По правде говоря, я предпочитал ездить на переднем сидении нашего порша.

Берни и полковник Боб были в наушниках, а полет на вертолете оказался очень шумным, так что я мало что мог разобрать из их разговоров. Вскоре мы спикировали вниз по длинной дуге, которая заставила меня со всех сил упереться лапами в пол.

– Раньше я этого не видел, – сказал Берни. Или сказал что-то вроде этого. Полковник Боб спросил что-то о пруде.

– Да, – ответил Берни.

– Давай тогда вниз, – сказал полковник.

Мы приземлились и вышли наружу – было очень приятно снова чувствовать под лапами землю. Я осмотрелся: мы находились на той самой травянистой равнине над Клаусон-Уэллсом. Вот пруд, где мы с Принцессой пили, а за ним хижина, где…

– Что это на него нашло? – спросил полковник Боб.

Но Берни все понял: он уже спешил за мной. Я метнулся к двери, поднялся и надавил лапой на кнопку. В этот раз дверь не открылась.

К нам подбежал полковник.

– Он что, знает, как открывать двери?

– Немного, – ответил Берни.

– Где ты его нашел?

– Долгая история.

Мне бы хотелось ее услышать, но Берни больше ничего не сказал, только положил большой палец на штуковину для большого пальца и надавил. Ничего не случилось. Я бы и сам мог ему об этом сказать… Правда, вообще-то я не мог. Я немного запутался, и пока я собирался с мыслями, Берни с силой пнул дверь ногой. Этот громоподобный треск – он мне очень понравился! Давай, Берни, пни дверь еще раз.

– Это вообще законно? – спросил полковник Боб.

– По законам города-призрака – да, – ответил Берни. Полковник Боб рассмеялся. Ему очень нравился Берни: я мог понять это по его смеху. Еще я видел, что на самом деле полковник Боб не возражал против небольшого насилия. Как и мы с Берни.

Он снова пнул дверь, она слетела с петель и распахнулась.

Мы вошли, Берни первый, хотя я почти протиснулся вперед перед ним. Все выглядела так же, как и раньше: стол, стулья, раскладушка, за исключением одного – кровать была пуста. Никакой Аделины здесь больше не было. Я подошел к раскладушке, принюхался и учуял едва уловимый неприятный запах.

Я залаял: глубоким, низким лаем, который иногда вырывается из