Д.О.П. (Департамент Особых Проектов) - Борис Борисович Батыршин

– этажом ниже, акустика в пронизанном длиннейшими коридорами и широкими лестничными пролётами здании превосходная…»

Шурик выудил из-за пояса «тапок», передёрнул затвор. Набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание – «…зачем? Я же не собираюсь никуда целиться?..» – и дважды выстрелил в потолок. На голову что-то посыпалось, стёкла в высоченных окнах, зазвенели, по ближайшему зазмеилась трещина. Тогда он с натугой поднял стоящую у стены тяжеленную дубовую банкетку и запустил в окно. Звук получился что надо: грохот, звон, банкетка вместе с вынесенной оконной створкой улетает во двор и с треском и дребезгом разлетается от удара о брусчатку – Шурик надеялся, что как раз под окном караулки.

Но, увы – времени, чтобы насладиться произведённым шумовым эффектом не было совершенно. Подражая персонажам кинобоевиков, молодой человек опустился на колено и осторожно – очень осторожно! – выглянул в коридор. Оружие он держал, как учили приятели, с которыми он время от времени выбирался за город, на нечастые (теперь он горько об этом сожалел) страйкбольные пострелушки: на уровне глаз, двумя руками, так, чтобы левая ладонь охватывала правую, сжимающую пистолетную рукоять, снизу.

– Этот человек гораздо ценнее любых грёбаных чертежей ваших грёбаных дирижаблей! И если бы наш с вами патрон имел возможность сейчас принимать решение – он бы со мной согласился!

– Но его здесь нет! – отрезал Дробязгин. – И решения принимаю я – а я более не намерен дискутировать на эту тему. У меня чёткие указания: добыть чертежи инженера Костовича, а об этом господине мне ничего не известно!

Геннадий едва не заскрежетал зубами. Он чувствовал, как его, от макушки до кончиков пальцев ног переполняет холодная ярость.

«…тупица, дегенерат! Что он может понимать? Но и Стрейкер хорош: мог бы предусмотреть, что его эмиссару придётся однажды иметь дело с чем-то связанным с порталами-червоточинами, пришельцами из будущего и прочей заумью. Поведай он вовремя Дробязгину хотя бы самые общие моменты – не пришлось бы его уговаривать сейчас. Не поверит, как ни старайся, да и времени в обрез…»

Виктор переводил ошеломлённый взгляд с одного незваного гостя на другого. Увидев Геннадия, ворвавшегося в его «узилище» с пистолетом наизготовку, он сперва решил, что это галлюцинация. Но после первых же слов, сказанных его бывшим вожаком, осознал, что всё это происходит на самом деле. И заговорил, торопливо, сбивчиво, стараясь успеть рассказать о поразительном открытии, на пороге которого он стоял накануне мартовского разгрома, и которое – и в этом нет ни малейших сомнений! – позволило бы полностью овладеть порталами-червоточинами. Пребывая в жалком статусе пленника, вынужденного работать на ненавистную Д.О.П. овскую «шарашку», он запрещал себе даже думать о продолжении исследований – не хватало того, чтобы их враги завладели его тайной! Но теперь-то, когда Геннадий его освободит, он сможет довести свою работу до конца. И залогом тому вот эти тетради с материалами исследований, каким-то чудом вернувшиеся к нему буквально только что, за считанные минуты до появления спасителей…

– Повторяю для тех, кто в танке…

Геннадий уже не выбирал выражений. Больше всего хотелось прямо сейчас, на этом самом месте пристрелить упрямого кретина-куратора. Благо особой необходимости в нём больше не было, поскольку сведения касательно запланированного бегства из столицы лежала у него в кармане.

Господин Анцыферов является носителем бесценной информации, и мы не имеем права рисковать его жизнью. Сейчас мы выйдем из здания и вы, сударь, сделаете всё, чтобы переправить его в Европу вместе со мной. Иначе, даю слово, я самолично вас пристрелю!

– Я вам приказываю… – снова начал «куратор», и тут в коридоре один за другим ударили два пистолетных выстрела.

Виктор испуганно попятился. Геннадий глазами указал ему на драгоценные тетради, стопкой сложенные на столе, а сам двинулся к двери «Вальтером» наизготовку. Но студент опередил его: выскочил в коридор, вскидывая свой револьвер – и упал, получив в грудь одну за другой две пули. Геннадий отпрянул назад. Дробязгин стоял по другую сторону двери, и «бульдог» ходил ходуном в его ладони.

– Кто это, охрана, жандармы? – спросил он.

– Вам виднее. – огрызнулся Геннадий. Выстрелы, свалившие бедолагу студента, были сделаны из автоматического пистолета – слишком уж отличался их звук от тявканья здешних «бульдогов» и гулкого грохота «Смит-Вессонов».

«…значит, «гость из будущего». Плохо дело – на сколько-то времени он их задержит, а там и жандармы подоспеют…»

– Выскакивайте в коридор и стреляйте – пусть мимо, наугад, лишь бы заставить его спрятаться. Я вас прикрою.

– Но… – начал, было, Дробязгин, но Геннадий бесцеремонно ткнул его стволом в бок.

– Пошёл, сучий потрох! Слово ещё вякнешь – завалю к свиньям!

К его удивлению, «куратор» подчинился. Но сперва он схватил висящий на вешалке плащ, принадлежащий, видимо, Виктору, и швырнул в коридор. Невидимый противник выпустил по «обманке» одну за другой три пули, и тогда Дробязгин рыбкой нырнул в дверной проём, одновременно стреляя из револьвера.

«…а недурно проделано! – вынужден был признать Геннадий. Не вслух, разумеется. – Тупица, болван, а действует весьма умело. Если что – поворачиваться к нему спиной, пожалуй, не стоит…»

В коридоре продолжали греметь выстрелы. Геннадий считал сухие щелчки автоматического пистолета – интересно, сколько у него «маслят» в магазине? Два… ещё два… потом три по плащу – итого, семь он уже выпустил, а значит, сейчас, скорее всего, расстреливает запасной магазин. Если он у него один, как у самого Геннадия…

Он схватил Виктора за шиворот, швырнул, как котёнка, как в коридор и метнулся за ним, наугад опустошая магазин «Вальтера». Краем глаза он увидел Дробязгина – тот вжался в нишу, рядом с мёртвым караульным и, стоя на четвереньках, набивал барабан патронами. Их противник высунул из-за угла коридора руку с оружием (как Геннадий и предполагал, это был большой автоматический пистолет, вроде ТТ или дожидавшегося в его саквояже «ЧеЗета») и трижды, не глядя, пальнул. Пули противно визгнули над самым ухом.

«…ещё немного – и попал бы…»

«Куратор», наконец справился с перезарядкой, и его «бульдог» активно включился в канонаду.

– Беги! На лестницу и вниз, во двор! – крикнул он Виктору. Пятясь, сменил магазин, выпустил две пули, не давая неведомому неприятелю выглянуть. И, уже заворачивая за угол, дважды выстрелил в Дробязгина – точно в середину его широкой, обтянутой чёрной морской шинелью, спины.

Выстрелы раздались где-то на верхних этажах штаб-квартиры. Я опрометью выскочил в коридор и, лишь добежав до лестницы, ведущей на второй этаж, сообразил, что кобура с «тапком» осталась в мастерской на спинке стула – я снял её, чтобы не мешалась во время работы. Пришлось возвращаться; выстрелы тем временем гремели безостановочно, и на лестнице уже грохотали сапожищами жандармы из караульной смены. Потом пальба прекратилась; я взлетел по лестнице на второй этаж и нос к носу столкнулся с Шуриком. Он был встрёпан,