Д.О.П. (Департамент Особых Проектов) - Борис Борисович Батыршин

нет результатов экспедиции Семёнова – считаю, поднимать тему червоточин преждевременно.

– Вы позволите, Евгений Петрович?

Корф обернулся к Каретникову.

– Да, конечно, дорогой доктор.

– Я присоединяюсь к просьбе господина доцента. Надо пойти старику навстречу. А то насочинял себе невесть что: вы-де ему не доверяете, намерены спрятать материалы Виктора, а то и его самого, под замок. А на любое изучение червоточин и вовсе введёте запрет!

– Вот как? – Барон покачал головой. – Это, пожалуй, что и лишнее. Ладно, господа, считайте, что вы меня убедили. Пусть господин Лерх и его помощник – он ведь тоже в курсе? – встретится с Виктором. Обсудят втроём его идеи, глядишь, и выйдет толк.

VIII

Санкт-Петербург,

1 – я Рота Измайловского полка.

Конец мая 1888 г.

Трактир, в котором Дробязгин назначил встречу, действительно располагался в пяти минутах неторопливым шагом от доходного дома, где квартировал Геннадий. Ему уже приходилось бывать в этом заведении, пользующемся немалой популярностью среди обитателей квартала. Место было шумное, людное – и, как ни странно, вполне безопасное. Студенты, постоянные посетители заведения, знали своих в лицо, и случайному человеку, тем более, шпику, затеряться здесь было непросто – чем он и пользовался в своё время, назначая в трактире встречи единомышленникам из числа членов народовольческих кружков.

Кухня здесь была непритязательной, без кулинарных изысков – зато сытно и по карману здешним завсегдатаям. Нравы в трактире царили самые демократичные. Половые не требовали от студентов, засевших в углу за конспектами, постоянно делать заказы: взял малый чайник заварки, самовар кипятка и пару бубликов с маком – сиди, доливай, прихлебывай, хоть до самого закрытия!

Дробязгин уже ожидал его в дальнем от входа углу, возле окна – туда, насколько помнил Геннадий, обыкновенно усаживали «чистых», солидных гостей. Сейчас посетители обходили столик стороной – офицерский сюртук с погонами капитана второго ранга и кортик были здесь не слишком привычны. Расположившиеся неподалёку за двумя сдвинутыми столами студенты Путейского института, выпивающие и закусывающие в компании двух «чижиков» (это прозвище носили правоведы, за свои желто-зеленые мундиры и зимние пыжиковые шапки), с подозрением косились на необычного соседа.

Геннадий – он-то со своей студенческой шинелью, поношенной, со споротыми нашивками, не вызывал повышенного интереса, – протолкался между столиками к Дробязгину. Тот коротко кивнул в знак приветствия и сделал знак половому. Тот немедленно материализовался возле столика – румяный, в белоснежном, ниже колен, фартуке, с перекинутым через согнутую руку полотенцем.

– Чего желаете-с, вашсокобродие?

– Принеси-ка, голубчик, самовар и каких ни то заедок на твой вкус. – распорядился Дробязгин и бросил на столешницу серебряный рубль. Половой ловко сграбастал монету. Лицо его озарилось радостью – по неписаным, но строжайшим правилам флотским офицерам возбранялось брать сдачу, а сделанный заказ едва тянул на три пятиалтынных.

Геннадий дождался, когда половой испарится.

– Итак?..

– Мне поручено организовать вашу отправку в Европу. – негромко произнёс Дробязгин. – Но, сперва, предстоит провернуть одно дело. Признаюсь – довольно рискованное. Надо изъять из штаб-квартиры Д.О.П. а кое-какие документы, и вы должны мне в этом помочь.

– О, как… – такого оборота событий Геннадий никак не ожидал. – Так-таки и должен? И какие же именно документы, позвольте поинтересоваться?

Чертежи управляемого аэростата сербского инженера Костовича. Ими очень интересуется военно-морская разведка известной вам державы. Костович работает над своим изобретением в мастерской при Охтинской казённой верфи, но копии чертежей, как и прочих документов по этому проекту, хранятся в штаб-квартире Д.О.П.

– Так может, лучше навестить саму мастерскую? Там наверняка можно найти те же бумаги.

Дробязгин покачал головой.

– Не выйдет, к сожалению. Мне самому не улыбается устраивать налёт посреди города, но… на верфи охрана из матросов флотского экипажа. Их казармы – в двух десятках шагов от эллинга, отданного под мастерскую Костовичу. В казармах постоянно находится не меньше полутора дюжин матросов, при оружии и ещё столько же – в караулах, по всей охраняемой территории. Стоит подняться тревоге – сбегутся со всех сторон и прихлопнут нас, как мух.

Геннадий скептически хмыкнул.

– Полагаете, штаб-квартиру Д.О.П. охраняют слабее?

– Не полагаю, уверен. К тому же у нас имеется в рукаве козырь…

Геннадий собрался, было, задать вопрос – «что это за козырь?» – но тут на сцене возникло новое действующее лицо. Молодой человек в форменном сюртуке и фуражке «техноложки» вошёл в трактир, настороженно огляделся и направился прямиком к их столику.

Геннадий насторожился и нашарил под полой шинели «Вальтер». Но тревога оказалась ложной: Дробязгин поприветствовал студента лёгким взмахом руки; тот наклонился к моряку, прошептал что-то на ухо, передал запечатанный конверт и, не говоря больше ни слова, покинул заведение. Геннадий проводил его озадаченным взглядом.

Дробязгин надорвал конверт, быстро пробежал записку.

– Если вы не против, Карл Герардович, давайте немного прогуляемся. Возникли обстоятельства, которые лучше обсудить в спокойной обстановке.

Он встал и, не дожидаясь заказанного самовара с «заедками», направился к выходу. Геннадий поспешил за ним следом. «Вальтера» он не отпускал – тискал в кармане рукоятку внезапно вспотевшей ладонью.

«…Что ж, можно и прогуляться. Любопытно, это там за обстоятельства?.. И не дай бог, вам, господин Дробязгин, начать юлить. Как говорили совсем в другие времена: «шаг в сторону – побег, прыжок на месте – попытка улететь». И стрелять, если что, придётся без второго слова…»

Санкт-Петербург,

штаб-квартира Д. О.П.

тот же день.

– Силён, зверюга! – Шурик обошёл вокруг «Днепра». – Даже жаль потрошить такого красавца!

– Модель восемьдесят шестого года, МТ-16. – принялся объяснять я. – Движок шестьсот пятьдесят кубиков, тридцать восемь лошадок, оппозитный, двухцилиндровый.

Кого ты учишь! – Шурик презрительно фыркнул. – Я, к твоему сведению, кэмээса по мотокросу нормативы выполнил… ну, почти.

Он пнул ногой кикстартер. Мотоцикл, как и следовало ожидать, не подал признаков жизни.

– Слав, а к нему бензин есть? Сейчас бы и опробовали…

– Где-то была канистра. – я махнул рукой вглубь гаража.

Аппарат, и верно, был хорош. Даже следы мартовской вылазки не слишком его портили, хотя и были заметны внимательному глазу: глубокие царапины на чёрном лаке, хромированные декоративные части, пострадавшие при падении на булыжную московскую мостовую, бензобак со следами прострелов, старательно запаянный слесарями из Д.О.П. овской мастерской.

– Считай, тот же М72, он же копия довоенного BMW – на таких фрицы во время войны рассекали. – Шурик с сожалением слез с седла. – Я ведь давно в исторической реконструкции. Правда, на период Наполеона, а не на Вторую Мировую – но в военной истории и технике разбираюсь недурно.

Он обошёл вокруг «Днепра».

– Ему бы ещё коляску с МГ, запасными канистрами и прочим обвесом… – сказал он с отчётливыми нотками зависти, – вот была бы круть! Так что насчёт горючки, а? Сейчас бы залили и на Охту. Чем на ломовик его грузить, потом трястись хрен знает сколько – вмиг долетели бы!

Но я безжалостно пресёк эти поползновения.

– Даже не мечтай! Корф особо распорядился: никаких гонок по улицам. Сейчас снимаем движок, ты его пакуешь и забираешь с собой.

– Изуверы вы с