Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских

с недоумением уставился на протянутый мне Васей автомат. Ещё там, на глубине, он показался мне каким-то странным, но я не обратил на это внимания. И вот сейчас, держа найденный предмет в руках, я увидел, что рано успокоился. Да, это был автомат, да, Калашников, но… за время нахождения под водой у него откуда-то взялся приклад!

— Этого ещё не хватало! Вот чудеса…

Наши автоматы, хранящиеся для всяких непредвиденных нужд в оружейном сейфе четвёртого отсека в количестве двенадцати штук, один из которых и утопил разгильдяй Ряхин, назывались АКС-74У и имели несколько иной вид. Деревянного приклада у них не было! Сама же вышеприведённая аббревиатура подразумевала приблизительно следующее: автомат Калашникова специальный калибра 5,45 мм образца 1974 года, укороченный. В те времена такая модель «Калаша» в вооруженных силах была ещё новинкой и использовалась в основном в ВДВ, спецназе и — ввиду своей миниатюрности — в танковых войсках. В девяностых с ними стали шариться все кому не лень: на разбитых российских дорогах сидели в засадах наряды ретивых гаишников, с видом приблатнённых дембелей промышляли по оживлённым улицам городов шайки хамовитых ментов. Наметив жертву, скользнув невзначай холодным зрачком ствола по вашему жалкому облику, они снисходительно пролистывали документы, а то и вообще выворачивали карманы. Одним словом, АКС-74У — автомат хороший и вещь весьма полезная, особенно в умелых руках.

Найденный же мной автомат был банальный АК-47 калибра 7,62 мм образца 1947 года, в чём с первого же взгляда нетрудно было убедиться! Сколько лет пролежал этот раритет на дне, сказать было трудно, но сохранился неплохо. Скорее всего, это был трофей недавней американо-вьетнамской войны. Мы тщательно промыли находку пресной водой, насухо протёрли, и Вася поместил её отмокать в топливную цистерну.

Разочарование от неудачи с автоматом немного скрасилось после осмотра остальных предметов, поднятых на поверхность и аккуратно разложенных на палубе. Невероятно, но найденный на дне медный прут оказался именно тем, который я когда-то спрятал в трюме первого отсека и который потом непостижимым образом оттуда испарился. Тогда я был далёк от мысли связывать данное исчезновение и такую невероятную находку с происками сверхъестественных сил, но сегодня отрицать их вмешательство в эту историю не могу.

Я предполагаю, что всё было элементарно просто: злодей Картабаев, обнаружив в трюме мою заначку, тут же её перешхерил и по приходу во Вьетнам попытался поскорее продать. Но вот тут-то и вмешались стоящие на страже справедливости силы высшего разума. Поморгав ночью фонарём и подозвав к борту джонку аборигенов, Картабаев не удержал в руках сорокакилограммовый прут и во имя торжества той самой высшей справедливости благополучно утопил его на глубине пятнадцати метров. А в том, что в итоге прут этот снова оказался у меня, несомненно, присутствует личная заинтересованность кое-кого из высшего руководства небесной канцелярии. Ведь никакими измышлениями в пределах понятий теории вероятности невозможно объяснить ряд таких чудовищных совпадений!

Пять красномедных кабелей, тяжелыми десятиметровыми удавами растянувшиеся на палубе, без сомнения, оказались в своё время за бортом в результате приблизительно такой же неприятности. Сейчас они несколько подсластили горечь разочарования от неудачи с автоматом. Но основной клад всё ещё покоился на дне, и именно на него возлагались все мои надежды. С потерей оружия я уже практически смирился, так как было понятно, что совершенно нереально найти его в тех жутких завалах. Я старательно отгонял тяжелые мысли о грядущих неприятностях и, позволив себе увлечься суетой подготовки к следующему погружению, полностью доверился судьбе.

Решили, что в этот раз на дно отправится Вася — он очень загорелся взглянуть на всё своими глазами. Мне же надо было отдышаться, подкрепиться и немного передохнуть. Собрав необходимые для работы на глубине инструменты: гаечные ключи, ножовку по металлу, зубило и молоток, мы вновь приступили к нелёгкому процессу облачения в ИСП, только на этот раз в роли помощника выступал я.

Когда всё было готово и Вася предстал передо мной оранжевым марсианином в полной красе, я ещё раз указал направление движения, помог аккуратно перевалиться за борт, дождался, когда голова его скроется под водой и начал медленно потравливать страховочный конец.

Вася пробыл на глубине минут сорок, в течение которых я самым бесстыдным образом предавался низменным и корыстным мечтам, недостойным высокого звания комсомольца. Страховка, оборудованная мной из швартового линя, размоталась уже метров на пятьдесят. Через каждую пару минут я легонько за неё дёргал, получив ответ, успокаивался и продолжал громоздить в уме воздушные замки.

Солнце немилосердно пекло. Огненный шар бессмысленно источал на землю потоки губительного ультрафиолета и висел уже над самой головой. От корпуса лодки поднимался нестерпимый жар. Остро пахло морем. Терпкий аромат берега перемешивался с запахом железа и перегретой краски. Вдали, за раскалённым пирсом, за желтеющей в окаймлении пены полоской прибрежного песка, за частоколом косматых пальм, кривились, словно пустынные миражи, зависшие над землёй розоватые строения городка базы. Рябь на поверхности моря вспыхивала россыпью ослепительных искр. На противоположной стороне залива, раскинувшегося передо мной гигантской пылающей чашей, плавились в зыбкой дымке массивные, зазубренные по краям красноватые горы. Утренняя свежесть бесследно растворилась в стоячем мареве дня. Время неуклонно бежало к полудню.

Когда Васина оранжевая голова появилась на поверхности, у меня возникло смутное подозрение, что ничего из задуманного выполнить ему так и не удалось. Подняв на палубу импровизированный контейнер для сбора добытых ценностей, я с разочарованием обнаружил в нём всё те же наши инструменты, пару хлипких медных трубочек и — что бы вы подумали? — винтовку!

Да, этот день преподносил нам сюрпризы один за другим! Это была американская автоматическая винтовка М-16 времён всё той же вьетнамской войны. Все дюралевые детали были настолько окислены, что, очутившись на воздухе, сразу же рассыпались в порошок. Целыми остались пластмассовое ложе, приклад и облепленный бесформенной грудой окислов ствол. Никакой ценности эта потерявшая товарный вид и не подлежащая реставрации находка уже не имела, и я без сожаления отбросил её в сторону.

Между тем, выбравшись на палубу, разоблачившись и немного отдышавшись, Вася сообщил следующее:

— Это паровая машина какого-то старинного парохода! Правда! Как механик тебе говорю. Изогнутые балки вокруг — шпангоуты. Деревянная обшивка сгнила, но кругом валяется много разных железяк: кнехты, клюзы, блоки… Я там рядом ещё и якорь нашёл. Из песка лапа торчит, не видел, что ли? — выпалил Вася на одном дыхании. Он был очень возбуждён и не находил себе места на палубе.

— Ну а медь, — скромно поинтересовался я, — это что — всё? — и покрутил в руке тоненькую зелёную трубочку.

— Да нет! Меди