Ночь оборотней - Гарри Тертлдав

— Дурной сон, капитан? — спросил Вэн.

В ответ Джерин лишь пробурчал нечто нечленораздельное. Он был слишком потрясен, чтобы нормально изъясняться. Лицо Дайвико, пожираемое пламенем, все еще стояло у него перед глазами, причем более отчетливо, чем тонущий в сумрачном свете бивак. Он думал, что больше никогда не сможет заснуть, однако телесное изнеможение пересилило страх.

Его разбудил какой-то шорох. Не успел он открыть глаза, как чьи-то сильные руки пригвоздили его к земле. До рассвета все еще было далеко. Неужели южные разбойники не побоялись темноты или это новые происки Баламунга? Он принялся извиваться, пытаясь приподняться на локте и посмотреть, кто или что на него напало.

— Не дергайся, не то я раскрою тебе череп на месте.

Голос был тихим, нежным и принадлежал женщине, явно сумасшедшей. Еще несколько рук, полных небрежной безумной силы, прижали к земле его ноги. Они предупреждающе потянули за них, и он почувствовал, как хрустнули его суставы.

Джерина охватило отчаяние. После того как ему удалось избежать стычки с Баламунгом, было бы несправедливо умереть от рук почитательниц Маврикса. И зачем только неистовый культ оргий в честь бога вина распространился за пределы Ситонии?

Очень медленно барон повернул голову, пытаясь оценить всю сложность положения. Возможно, хоть одному из его друзей удалось скрыться. Но нет: в лунном свете он увидел Вэна, напрасно напрягавшего мускулы. Его держало еще большее число женщин. Остальные схватили Элис.

Пламя отражалось в глазах мавриад, походивших на стаю волчиц. Свет костра был единственным горевшим в них блеском. Они не знали ни сострадания, ни пощады, их наполняло божественное безумие. Пышные наряды, в которых они начали свое путешествие по лесу, были разорваны и выпачканы в грязи, а волосы спутались, из них торчали веточки и сучочки. Одна из женщин, явно высокого происхождения, судя по обрывкам прекрасной материи, свисавшим с ее тела, прижимала к груди искалеченное тельце какой-то зверюшки и причитала: «Мой малыш, мой малыш!»

Из леса выплыло голубое свечение с сияющим ореолом вокруг. «Божественным» — вот единственное подходящее для него слово, подумал Джерин.

— Что тут происходит? — спросило видение.

Голос у него был глубоким и сладким, как напиток, который готовят кочевники пустынь, чтобы не спать.

— Маврикс! — воскликнули женщины в экстазе.

Джерин почувствовал, как руки их задрожали и ослабли. Он приготовился к рывку, но стоило ему напрячься, как божество махнуло рукой, и его снова крепко схватили.

— Что здесь такое? — повторил Маврикс.

Вэн удивленно крякнул.

— Откуда ты знаешь мой язык?

Лис же был уверен, что бог говорил на элабонском.

— Он не…

Его захватчицы зарычали, не позволив ему возразить.

Маврикс картинно развел руками.

— У нас есть свои хитрости, — сказал он… и вдруг раздвоился.

Оба видения взмахнули руками, и бог опять остался один.

Джерин пристально, насколько позволяли обстоятельства, изучал Маврикса. На нем была оленья шкура, мягкая и податливая, на голове — венок из виноградных листьев. В левой руке он держал ивовый прут. Джерин слышал, что при случае это оружие может быть пострашнее любого копья. Светлые кудри Маврикса доходили до плеч, щеки и подбородок были выбриты. Нежные черты лица сделали бы его мечтой любого педераста, если бы не глаза: две черные бездонные пропасти, не излучавшие ничего, кроме темноты. От него исходил слабый запах забродившего винограда и чего-то еще, чему Джерин не знал названия.

— Такие трюки могут быть весьма полезны, — произнес Лис на плохом ситонийском, пытаясь привлечь внимание бога и продлить себе жизнь хотя бы еще на пару минут.

Маврикс перевел взгляд своих бездонных глаз на Лиса, на застывшем лице его появилась улыбка. Он ответил на том же наречии:

— Как приятно слышать настоящий язык, пусть даже из уст жертвы.

После этих слов Джерин понял, что судьба его решена.

— Значит, ты в сговоре с Баламунгом? — закричал он, зная, что ему уже нечего терять.

— Чтобы я водил дружбу с каким-то варварским шарлатаном-бездельником? Да какое мне до него дело? Однако, мой смертный друг, будь уверен, тебе это не поможет. Нельзя перечить безумию мавриад. Иначе наше празднество потеряло бы всякий смысл. Ведь обычная жизнь — это лишь череда мелких неисполнимых банальностей.

— Нет, это несправедливо! — выкрикнула Элис. — Смерть можно понять, все мы умрем, этого не избежать. Но после того, как барон Джерин в одиночку разделался с зубром, умереть от рук фанатичек, пусть даже за ними стоит сам бог…

«Не самое удачное время для философствований», — подумал Лис, но промолчал.

Маврикс перебил ее, причем его глубокий голос надломился:

— Джерин убил громадного дикого быка? — Улыбка бога сменилась выражением неописуемого ужаса. — Бык-бог снова пришел! — заверещал он. — Но теперь в образе человека!

Издав напоследок истошный вопль, Маврикс скрылся в лесу. Его почитательницы, встревоженные состоянием своего господина, бросились следом. Все, кроме важной госпожи, продолжавшей умиротворенно сидеть и баюкать свое несчастное «дитя».

Все еще не веря своему спасению, Джерин медленно сел. Его примеру последовали Вэн и Элис, ошеломленные не меньше его.

— Что я такого сказала? — спросила Элис.

Джерин хлопнул себя по лбу, пытаясь выудить оттуда воспоминания. Раньше он почти не уделял внимания Мавриксу, поскольку основные проявления этого бога — виноград и вино — редко встречались к северу от Керс.

— Понял! — воскликнул он наконец, щелкнув пальцами. — Это все Метокайтс, ситонийский принц. Однажды он гнал нашего бога до самого Малого Внутриземного моря и бил его по голове металлической фигуркой бога-быка! Маврикс всегда был трусом. Полагаю, он решил, будто я… как бы это сказать?.. новое воплощение его мучителя.

— А что случилось с тем парнем — с Метокайтсом? — спросил Вэн. — Ссориться с богами не очень-то разумно.

— Насколько я помню, Маврикс изрубил его сына на мелкие кусочки, приняв бедного парня за виноградную лозу.

— За виноградную лозу, говоришь? Знаешь что, капитан, если тебе когда-нибудь покажется, что я зеленею и обрастаю листьями, будь так добр, предупреди меня, прежде чем что-то срезать.

В это время последняя оставшаяся с ними женщина подняла глаза от растерзанной тушки, которую она баюкала. В глазах ее постепенно засветилось сознание, хотя и не совсем достаточное для того, чтобы понимать, кто она и где находится. Когда мавриада заговорила, в ее голосе слышалась та же властность, что у Сивиллы из Айкоса: