Детектив перед сном - Петер Аддамс

— Ничего нет проще, — ликовал Баллер.

— Кроме того, не исключено, что Август мог и просто случайно попасть в спальню, потому что движут им инстинкты, герр оберинспектор, но отнюдь не ваш благородный разум.

— И тем не менее только специалисту могла прийти мысль использовать в качестве орудия убийства скорпиона. Едва ли вы станете это оспаривать!

— Еще как! Сдержите слезы радости, я сейчас докажу, что Август не мог ужалить Хафермана и быть причиной какого бы то ни было отравления.

— Вы хотите доказать? Каким образом?

— Очень просто. Но если Август окажется абсолютно непричастным к этому делу, вы отказываетесь от малейших подозрений насчет меня, хотя это для вас и было бы весьма нелегко, согласны?

Баллер несколько секунд смотрел на нее в яростном недоумении и в глубокой тишине и, наконец, утвердительно кивнул.

— Прекрасно, — сказала Афродита и быстро вытащила из кармана своего ненаглядного Августа. Тотчас обермейстера Шмидхена отнесло в сторону. Оцепенели полицейские у двери и в холле. Баллер отступил на три шага, и даже виконт де Бассакур, пребывавший до сих пор в остолбенелой безучастности, проявил некоторое оживление. Лишь мадам Хаферман не замечала, казалось, ничего.

— Мадемуазель, — слабо запротестовал Баллер, — прошу вас… вы же обещали…

— Больше мужества, инспектор, — Афродита еле сдерживала смех. — Я обещала, что Август ничего не натворит. По той простой причине, что он… не в силах этого сделать.

— Не понимаю, — откликнулся Баллер и отступил еще немного.

— Больше доверия, инспектор. Дружище Август совершенно безвреден. Он может обидеть разве только муху.

— Но… всем известно, что скорпионы чрезвычайно ядовиты.

— Это, конечно, так, но к Августу сие не относится. У него нет ни яда, ни жала. Ему нечем жалить, понимаете? Вот, глядите!

— Вы уверены? — спросил Баллер, делая робкий шаг к ней и останавливаясь. — А почему, собственно, я должен вам верить? Я лучше узнаю у экспертов. Значит, вы меня обманули там, в кабинете, когда говорили, что он нервничает и готов кусать.

— Бог мой, вы меня раздосадовали тогда, инспектор, — отвечала Афродита, водворяя Августа в карман. — Скорпионы действительно ядовиты. Но не все. Август относится к так называемым жгутиковым, или педипальпам. Они тоже хищники, боятся света, предпочитают укромные жилища. Но для людей совсем не опасны, потому что не имеют жала… Итак, вы все еще полагаете, что я вас обманываю?

— Выясним. Но если это очередная увертка…

— Соберите консилиум, поговорите, а меня пока что придется отпустить. Вы начинаете действовать мне на нервы…

— Ха, у нее есть нервы, — пробормотал Баллер, направляясь к дверям. Было слышно, как он ворчал. Педипап… чепуха… пальпеди… Чертовы пауки.

5

Лишь пятью часами позже Афродита вышла, наконец, на волю. В кармане у нее лежала справка об освобождении из камеры предварительного заключения кельнской полиции. На справке, судя по шуршанию, Август старался все устроиться поудобнее, что, видимо, было не таким уж простым делом.

Старший инспектор Гельмут Баллер никак не мог избавиться от ощущения, что француженка знает об убийстве на Штерненгассе больше, чем говорит. Но ощущение — не уверенность, тем более не доказательство. А взять всю эту карусель со скорпионом! Ведь ясно, что Афродита пыталась с какой-то целью выиграть время. Пришлось звать эксперта. Приглашенный доктор Виггехам полностью подтвердил ее пояснения. Он вдоволь натешился над страхами инспектора и его людей. Без малейших колебаний взял Августа голыми руками, назвал его очаровательным созданием, побеседовал с коллегой Багарре о новых открытиях в области паукообразных, пожелал ей успехов на избранном поприще, подписал, что было нужно, любезно раскланялся и удалился.

Между тем на улице Афродиту поджидал невысокий тощий господин лет 55, тот самый утешитель вдовы безвременно усопшего Хафермана. Преградив ей путь своей палкой, он вытянулся, щелкнул каблуками, приподнял шляпу и учтиво заговорил:

— Пардон, мадемуазель, прошу капельку внимания! В квартире вашей глубокоуважаемой и, к сожалению, так рано ушедшей от нас тетушки, баронессы фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин мне не удалось с вами поговорить. Поэтому я был вынужден встретить вас здесь, мадемуазель. Только что все мы, члены правления Европейского движения за монархию, проводили в последний путь нашу дорогую баронессу. Весьма сожалею, что особые обстоятельства помешали вам присутствовать при сем… Позвольте, уважаемая мадемуазель, выразить вам глубочайшее соболезнование в связи с постигшей вас тяжелой утратой. И позвольте просить вас быть сегодня нашей гостьей. Правление ЕДМ почтет за высокую честь ваше посещение скромной поминальной трапезы, которая имеет место быть сегодня в отеле «Четырех Гаймонов»…

«Хорош граммофон», — подумала Афродита и сказала:

— Я не уверена, месье, что мне это удастся. К тому же я не знаю вас…

— Пардон, мадемуазель! — высокомерно проблеял виконт де Бассакур. — Без ложной скромности заявляю вам, что был в числе наиприближенных многоуважаемой баронессы. Если угодно, я был ее другом…

— О, весьма польщена! — отвечала Афродита.

— Благодарю вас! Смеем ли мы надеяться, что вы принимаете наше приглашение?

Афродита старательно протирала платком очки, пытаясь сообразить, зачем она вдруг понадобилась, но вразумительного объяснения не нашлось.

— Видите ли, я… не из вашего сословия. К тому же мой наряд… — и она повернулась на каблуках.

Но виконт оказался не из пугливых:

— Что вы, мадемуазель! — снисходительно сказал он. — Если затруднения только в этом… Мы же не с луны свалились. И сегодня — это не вчера.

— Вот как! — не скрывала Афродита своего недоверия.

— Можете мне поверить, ведь и мы шагаем в ногу со временем.

— Увы, месье, — покачала головой Афродита, — терпеть не могу строевого шага.

— Напрасно иронизируете, мадемуазель. У вас меньше всего оснований… Ведь мы действуем абсолютно в духе стремлений вашей тетушки, а она всегда возлагала на вас большие надежды, и часто сожалела, что вы так мало контактируете.

— Неужели?!

Виконт торжественно кивнул.

— О да, баронесса была человеком самых возвышенных помыслов. И, не побоюсь этого слова, беспредельной доброты. Незадолго до своего трагического конца она, мадемуазель, намеревалась вас удочерить…

Афродита была искренне ошеломлена столь виртуозным коленцем голубого враля.

— Да, удочерить, — повторил виконт. — Посему, мадемуазель, без всякого сомнения, вы должны принять наше приглашение. Да-да, в качестве почти приемной дочери нашего глубокочтимого президента вы не только имеете право, но даже обязаны, как мне кажется… Это просто ваш долг, наконец. Извините, что я подчеркиваю этот аспект, но мысль о долге…

— Я понимаю, — перебила его Афродита. У нее не было желания слушать сейчас какие бы то ни было разглагольствования. Достаточно того, что она поняла: этот придаток покойницы явно заинтересован в ее присутствии на банкете. Что ж, она доставит ему такое удовольствие, тем более, что это даст возможность разглядеть получше их сборище.

— Ну, если дело обстоит таким образом, — сказала она после некоторого раздумья, — то я бы не хотела, чтобы меня упрекнули в пренебрежении долгом. Я принимаю ваше приглашение, месье.

— О! Вы доставите моим друзьям огромную радость. Прошу вас, моя машина ждет за углом.

Афродита не упустила легчайшей усмешки на тонких сухих губах виконта. Сунула руку в карман и погладила Августа, который устроился, наконец, на справке и теперь, вероятно, мечтал о завалящей мухе.

…У роскошного входа столбом стоял портье, надутый и чванный, как сам отель. Когда Афродита подошла к дверям, он изобразил брезгливое удивление, брови его так поднялись, что Афродита поняла: внутрь она попадет только через труп этого цербера. Но труп не потребовался. Виконт обладал, очевидно, способностью испускать из своей палкообразной особы некие флюиды, которые мгновенно очищали путь от портье, затыкали рты гардеробщикам и так далее.

И вот Афродита вошла в вестибюль, устланный коврами, украшенный бархатом и плюшем.

— Где я, черт побери? — пробормотала она. — В каком веке?

Виконт выдал очередную порцию флюидов. Ни тени иронии. Торжественность. Достоинство. Приглашающий жест руки. И Афродита оказалась в сверкающем зале, где шуршали и жужжали блистательные отпрыски господствующей фауны ископаемых времен.

В первый момент она слегка растерялась и сделала слабую попытку оправить на себе джемпер. Виконт заметил ее жест и презрительно опустил уголки высохшего жабьего рта. Она силилась вспомнить, как вести себя в подобной среде. Реверанс в джинсах? Нелепо. Да, бог мой, обойдутся! И она решила быть такой, как всегда.