Девушка сбитого летчика - Инна Бачинская

Глава 25

Что такое дедукция?

Федор Алексеев добрался до дома в начале второго ночи. Бросил испоганенный плащ на вешалку, аккуратно положил шляпу на тумбочку. Мельком взглянул на себя в зеркало и вздохнул. Вид… видок! А с другой стороны, кто сказал, что мужчина должен быть красив? Мужчина должен быть мужественен. Мужчину украшают шрамы. А пахнуть от него должно луком и потом… как сказал кто-то из латиноамериканских писателей. Луком и потом от Федора не пахло, и шрамов на нем не было, во всяком случае, на физиономии, а сочный синяк под левым глазом и разбитый нос, на котором запеклась кровь… несмотря на умывание в туалете участка, его отнюдь не украшали. И с этим придется жить, подумал он. С неделю…

Кроме того, он устал, как – цитируя Колю Астахова – последняя собака, или, другими словами, как собака, живущая полнокровной жизнью. Полцарства за горячий душ, любимый халат и чай с ромашкой… Он скривился. Чай? С ромашкой? Только кофе! И спать, спать, спать…

Задержанного звали Валерий Павлович Кот. Был он человеком без определенных занятий, жителем их города в прошлом, отсутствовавшим последние несколько лет и пару месяцев как вернувшимся. По его словам, он хотел поговорить с Анной, с которой познакомился тридцать первого декабря на улице и вместе встречал Новый год. Выглядел он неважно – синяк под глазом, распухший нос, запекшаяся на физиономии кровь. Если добавить сюда хрипатый голос, пучок волос на макушке и разбитые кулаки, то получалась личность, которой вполне можно пугать непослушных детей и желательно не попадаться в темном переулке.

Федор выглядел не лучше, но его белый плащ, даже грязный и помятый, выглядел намного респектабельнее, чем кожаная куртка «Круизера» с клювастым марсианином на спине.

Полковник Кузнецов ни о чем его не спросил, только посмотрел внимательно. Федору Алексееву тут же захотелось вытянуться во фрунт, отдать честь и заверить, что никаким частным сыском он не занимался и на Круизера наткнулся абсолютно случайно – провожал Анну Ломакину, с которой дружит. А тот бросился… и вот, пришлось ввязаться в драку и на всякий случай задержать… принимая во внимание последние события… так сказать.

Задержанный Кот заявил, что не собирался драться, но этот… – он кивнул в сторону Федора – накинулся и пришлось защищаться. Если бы этот… объяснил по-человечески, что это его девушка и вообще, никакой драки не было бы. Хотел поговорить с девушкой, это что – преступление? В городе… кажется, с конца октября. Из Кракова, где участвовал в соревнованиях. До этого жил… ну, так сразу и не вспомнишь! В Сибири, на Алтае, в последнее время – в Крыму.

Проживает гражданин Кот в данный момент в собственной квартире, которая стояла закрытая, пока его не было. За квартиру платила соседка, он высылал деньги.

Алиби? А в чем, собственно, его подозревают?

При личном досмотре у подозреваемого нашли ключ от квартиры Барбары Шулики, который он, по его словам, прихватил из вазочки на тумбочке, когда уходил по-английски, не прощаясь, утром первого января, и собирался вернуться попозже, но не сложилось. Ключ был запасной, потому что еще один лежал на тумбочке рядом с вазочкой.

Утром у него на квартире произведут обыск, возможно, найдут что-нибудь…

Федор должен был чувствовать глубокое моральное удовлетворение, но он его не чувствовал. Все произошло быстро, случайно и как бы само по себе. Не было тут места для напряженной работы серых клеточек и аналитических размышлений, а также дедукции. Не было красивого, как росчерк пера ученого каллиграфа, решения задачи. Не было даже столь любимых им ночных бдений под кофе, когда десятки листков исчерканы схемами и графиками, строчки подчеркнуты и перечеркнуты, и везде расставлены восклицательные и вопросительные знаки, а также кружочки, квадратики и овалы. Не все коту Масленица, как говорит родная бабушка Федора, оставившая ему в наследство свою квартиру и пребывавшая тем не менее в добром здравии и прекрасной физической форме.

То, что произошло вчера вечером, несмотря на драку, не доставило Федору ни малейшего удовольствия, хотя, если честно, драка слегка примирила его с событиями и обстоятельствами. Не то чтобы он любил драться, нет, но хорошая встряска никогда не помешает – так он считал.

Он напомнил себе, что история криминалистики знает целый ряд неуловимых преступников, которых хватали абсолютно случайно, по пустяковому делу, а потом оказывалось… о-го-го! И слава богу, что хоть так. Он повторил себе несколько раз, что все хорошо, что хорошо кончается, что, к счастью, у Кота не оказалось ножа, пистолета, свинчатки… а кстати – почему? Во время обыска у него ничего не нашли.

Но разочарование не ушло. Сильному мужчине нужен сильный противник и красивая победа. Ему нужно с возгласом «Туше!» изящно прикоснуться острием шпаги к плечу соперника…

Он подумал, что нужно позвонить Анне и рассказать, что преступник задержан, что больше не нужно бояться и можно вернуться домой… Он взглянул на часы. Часы показывали половину третьего. Поздно. Завтра.

Федор умылся, внимательно рассмотрел в зеркале свое лицо. Шипя от боли, промокнул спиртом царапины и стер запекшуюся кровь. Дерется он будь здоров, этот Круизер. Достал триокс… вакс… одним словом, мазь от синяков, щедро втер под глаз. Хорош философ с битой рожей! Саднило лицо, саднило внутри, в подсознании, где-то там, в глубине…

Поговорить бы с Савелием, рассказать, похвастаться успехом, разложить все по полочкам, удивиться снова его извилистой логике, воспитанной чтением дамских романов… На часах без четверти три. Савелий дрыхнет без задних ног.

Сна ни в одном глазу. Не нужно было налегать на кофе: три чашки много даже для его закаленного организма. Федор задумчиво смотрел на телефон… минуту, другую. Потом взял трубку, набрал по памяти номер, загадав: если не ответят – сразу в постель.

Там ответили:

– Алле! Я вас внимательно слушаю!

Голос на той стороне был бодр и свеж, в нем не было ни удивления, ни оторопи, какие обычно испытывает всякий нормальный человек, если позвонить ему среди ночи. Даже в силу одного этого журналист Алексей Генрихович Добродеев был незаурядным человеком.

– Леша, привет! Это Федор Алексеев.

– Федорыч? Привет! – Похоже, обрадовался. Тоже не спится? – Как дела?

– Нормально. Ты не спишь?

– Материал заканчиваю. А который час? Три! Однако… А ты чего? Бессонница замучила?

– Перебрал с кофе, наверное. Леша, у меня к тебе вопрос…

– А я-то думал, соскучился! Думал, сбежимся, покалякаем, перекусим чем бог послал… Но, как всегда, шкурные интересы преобладают. В трудное время мы живем, – пожаловался журналист.

– Можем сбежаться… Слушай, ты позавчера был в театре, а потом в гостях…

– Откуда ты… Ну, Федорыч, силен! Был! И целую ночь просидел в каталажке на допросе. Хорошо хоть не арестовали. Но взяли подписку о невыезде. Теперь накрывается поездка в Швейцарию, думал тряхнуть стариной, навострил лыжи – и облом!

Федор знал, что Леша Добродеев, с его богатой фантазией, сочиняет сюжеты на ходу и ради красного словца не прочь приврать, а потому не стал уточнять насчет подписки о невыезде и ночи, проведенной в каталажке. Вместо этого он спросил, возвращая журналиста на землю:

– Леша, что там произошло?

– Убийство, Федорыч! Обыкновенное, банальное убийство. Убит эксперт-искусствовед Владимир Свиридов, а я оказался в нужном месте в нужное время, как всякий уважающий себя журналюга. Такой вот выверт и фарт.

– Каким образом ты туда попал? Ты был с ним знаком?

– Я был в театре и познакомился с его женой, Ольгой Свиридовой. Она была с моей доброй приятельницей – Барбарой Шуликой, писательницей, коллегой по литературному цеху, с позволения сказать, и еще с одной подружкой, очень милой, Анечкой. После спектакля я пригласил девочек на ужин в «Сову», а потом эта самая Ольга пригласила нас к себе на кофе. Мне бы отказаться, дураку, а я полез в петлю и оказался замешанным в убийстве. Это, Федорыч, новая страница в жизни старика Добродеева, так как ничего подобного с ним до сих пор не случалось. Но с другой стороны…

– Ты помнишь детали? – перебил Федор. Это было невежливо, но уж очень ему не терпелось.

– Помню ли я детали? Я их до конца жизни не забуду! Обстановка шикарная, полно антиквариата, ковер на полу – целое состояние. Хозяйка подала сыры… амбре – не передать! Полный абзац, все затаили дыхание. И оливки – все как в лучших домах, сплошное комильфо, извини за интимную подробность, и мы вмазали по чуть-чуть. Я, как водится, виски, девочки – какой-то вермут, не то «Чинзано», не то «Мартини». Я еще удивился, почему нет хозяина, хотел спросить, но Бася наступила мне на ногу и прошептала, что они вроде как разводятся. Я и притих. А потом речь зашла о марках, и Ольга сказала, что муж – известный филателист, пошла в кабинет за альбомом, и вдруг слышим крик!