Девушка сбитого летчика - Инна Бачинская

Я достала из сумочки телефон. Часы показывали семь десять. Федор откликнулся сразу и, похоже, не удивился. Я сбивчиво рассказала ему про новое убийство, испытывая при этом облегчение – словно переложила тяжкую ношу на его плечи. Он выслушал, не перебивая, и сказал, что сейчас приедет.

Он действительно приехал через тридцать минут. В своем белом плаще на меху и шляпе, свежий с мороза, деловитый, серьезный. От него пахло холодом и снегом. Мы, две бледные перепуганные тени, уставились на него, как на чудо, мага, фокусника, который должен вытащить из рукава кролика или удава.

– Рассказывайте!

Он не перебивая выслушал наш сбивчивый рассказ и спросил:

– Зачем ей адвокат? Разве ее в чем-то обвиняют? – Он внимательно смотрел на нас, и я почувствовала, как у меня загорелись уши.

– Понимаете, мы подумали… – Я взглянула на Баську.

– Мы подумали, что она… – промямлила Баська и замолчала.

– Что она причастна? – подсказал Федор. – Почему вы так подумали? Девушки, мне нужна вся картина без утайки. Все! Почему вы решили, что ваша подруга могла убить мужа?

Мы снова переглянулись. Он молча ждал. Мы заговорили наперебой:

– Они плохо жили… последнее время Ольгица… то есть Оля, говорила, что у него есть любовница…

– Он улетает в Лондон, а ее не берет… Отказался взять. У него контракт с Британским музеем на полгода…

– Он искусствовед, эксперт, работает в организации по охране памятников… И еще в Историческом музее… Состоит в каких-то международных комиссиях, Оля говорила…

– Часто бывает за границей… Прекрасно зарабатывает. Оля не работает…

– Она их видела на скамейке в парке. И теперь он отказался взять ее в Лондон. Она плакала, говорила, что он ее бросит. Она думает, что он едет с любовницей.

– Она рылась в его письменном столе… подобрала ключ и нашла платиновое колье, а он вошел и страшно разозлился…

– И ящики стола были открыты, и сейф. Он был за картиной, ее сорвали, она лежала на полу… и еще всякие бумажки…

Мы замолчали.

– Когда вы вошли в квартиру, вам не показалось, что там кто-то был?

– Нет… кажется, – сказала я.

– В доме есть консьерж?

– Да, но мы его не видели, по-моему, он спал. На входной двери код…

– Кто предложил пойти в театр?

– Ольгица… то есть Оля. Она достала билеты в студию, туда так просто не попадешь.

– Что за спектакль?

– «Гарольд и Мод». С нами еще был журналист Алексей Добродеев. Он подошел, и Бася нас познакомила.

– То есть раньше вы с ним не были знакомы? И Оля после спектакля пригласила вас всех к себе? Она любит гостей?

– Не были. Сначала мы поужинали в «Белой сове», у Леши там знакомые, нам дали столик… А потом она… Ольгица пригласила. Не знаю, я у нее никого никогда не видела, она говорила, что мы единственные ее подруги…

– Который был час?

– Около двенадцати.

– Когда вы вошли, она упомянула о муже? Возможно, позвала его?

– Нет… Кажется, она сказала, что он спит.

– Никого из вас не удивило, что она пригласила гостей на ночь глядя, когда муж, возможно, уже спал? Она сразу сказала, что он спит, или пошла в спальню и проверила?

– По-моему, сразу, – сказала Баська. – Она привела нас в гостиную, мы сели, а она пошла в кухню готовить закуски.

– То есть вам не известно, была ли она в спальне?

– Нет.

– Не была, – сказала я.

– Почему? – спросил Федор.

– Если бы она зашла в спальню, она бы увидела, что Волика там нет, и… наверное, заглянула бы в кабинет. А так она пошла в кабинет позже…

– Резонно. Зачем она пошла в кабинет?

– За альбомом с марками. Сказала, Волик собирает, а Леша заинтересовался. Она сказала, что сейчас принесет… и через минуту мы услышали крик. Мы побежали и увидели…

– Что вы увидели?

– Волика… Он почти лежал в кресле за письменным столом, на груди – кровь, а на полу всякие бумажки, квитанции…

– Еще картина на полу, – подсказала Баська. – За картиной был открытый сейф… пустой.

– Там был свет?

– Да, горели настольная лампа и люстра.

– Где находится кабинет?

– В каком смысле?..

– Из коридора можно увидеть, что там горит свет? Или из кухни?

– Вряд ли, квартира большая, кабинет за поворотом…

– Шторы были задернуты?

– Кажется…

Он выжидающе смотрел на нас:

– Это все?

– Он приходил ко мне несколько дней назад… Волик, – сказала я.

– Зачем?

– Хотел поговорить про Олю, сказал, что она ведет себя странно. А я подруга. Он думал, может, она делилась со мной.

– Какие между вами отношения… были?

– Никакие, он едва меня замечал. Мне кажется, он меня даже не узнавал. Смотрел мимо, представлялся каждый раз, будто видел впервые.

– Что он вам сказал?

– Ничего! Он ждал меня у подъезда, замерз. Я сделала чай, потом пришли Владик и Веня, и он ушел. Сказал, зайдет в другой раз или позвонит. Он очень нервничал, опрокинул чашку с чаем, облился…

– Как он был одет?

– Волик? В пальто…

– Нет, в кабинете. Вы сказали, он полулежал в кресле. Что было на нем надето?

– Белая рубашка и домашняя куртка… коричневая с атласными отворотами. И еще! Руку он держал в кармане… правую, а левая свисала…

– Вы видели орудие убийства?

– Я не видела, – сказала Баська.

– Я видела! Это был кинжал с длинным узким лезвием и желтой костяной рукояткой, он лежал на ковре около кресла… Федор, а это не тот, который Николеньку?

– Тот стреляет, – возразила мне Баська. – Волика мог убить любой грабитель. У них полно антиквариата, а у Ольгицы золотых украшений немерено… да и деньги, я думаю.

– Разве бывают такие совпадения? Сначала Николеньку, потом Волика… и мы все знакомы, и… – Я вдруг ахнула, закрыв рот ладонью.

– Байкер! – вскрикнула Баська. – Валерий! Ольгица тоже была с нами. Вся история с ним какая-то… Я видела, они разговаривали! Он… понимаете, это настоящий мачо! Из десяти процентов!

– Десяти процентов? – озадаченно повторил Федор.

– Ну, один ученый, историк, доказал, что древние люди… чуть ли не миллион лет назад, были каннибалами, но не все, а только десять процентов – самые жестокие, самые сильные, самые-пресамые… А девяносто процентов – это жертвы. И это соотношение десять на девяносто сохраняется в обществе и сейчас, только они, конечно, никого не едят. Просто способны на все.

– Ты хочешь сказать, что они вместе… Волика? – спросила я. – Бася, что ты хочешь сказать?

– Не знаю, – смутилась Баська. – Откуда я знаю! Но ведь нужно рассматривать все версии, правда, Федор? Ты помнишь, какой он? Плечи – во! – Она развела в сторону руки. – Говорит мало, голос хриплый, носится на своем… крейсере… то есть круизере, кулачищи пудовые! И смотрит на тебя… как… как будто… – Она порозовела. – И соврал насчет клуба «Детинец», такого клуба уже нет, распался… Даже то, что он пришел в чужую компанию… Он чужой в нашем городе! – выпалила она.

– Откуда ты знаешь про клуб? – изумилась я.

– Знаю! – Она не смотрела на меня. – А что здесь такого? Позвонила знакомому и узнала. Кто будет кофе?

– Вы его с тех пор не видели? – спросил Федор.

– Нет! – ответили мы хором.

– Кто будет кофе? Вы уже завтракали? – снова спросила Баська.

– Спасибо. Можно кофе, покрепче. Кстати, Аня, у меня для вас интересная новость, – сказал вдруг Федор. – Я собирался позвонить, да все как-то руки не доходили.

Я поежилась. Как говорят англичане: хорошие новости – это отсутствие новостей.

– Мне кажется, я знаю, что искал у вас Биллер… фальшивый Биллер.

– Что? – выдохнула Баська, забыв про кофе.

– Он пришел за медальоном, который вам подарила Амалия Биллер. Оказывается, он очень старый и называется «Дрезденское сердце». Лет двести назад такие медальоны были очень популярны в Европе, считалось, что камешек – осколок знаменитого Дрезденского зеленого алмаза, отсюда название. Зеленые алмазы очень дорогие…

– Разве бывают зеленые алмазы? – с сомнением сказала Баська.

– Оказывается, бывают.

– Но камешек там вовсе не зеленый, а… сероватый и мутный.

– Название «зеленый алмаз» весьма условно – он может был зеленоватый, ярче, бледнее, да и хранили вы его с разным хламом, его нужно хорошенько почистить. Я думаю, следует показать его ювелиру. У меня есть знакомый, я дам вам координаты.

– Неужели он настолько ценный, чтобы из-за него убить? – не поверила я.

Я была неприятно удивлена… Да что там удивлена – я была поражена и уничтожена! Амалия подарила мне старинный медальон… семейную реликвию… Зачем? Чтобы оставить за собой последнее слово в нашем противостоянии? Чтобы хлопнуть дверью напоследок? Еще раз приложить меня? Посмеяться? Сделала царский жест, бросила небрежно бесценную цацку… поставила точку. Даже в то, что она не объяснила письмом или запиской, даже просто не упомянула близнецам, что это такое, я чувствовала ее высокомерие и пренебрежение… Я снова была маленькой и ничтожной, а она – великодушной и прощающей. До самой своей смерти она не давала о себе знать, она отказалась от нас, мы никогда больше о ней не слышали, даже близнецы, с которыми она дружила… Я не хочу ее подарков! А кроме того, вдруг пришло мне в голову, меня могли убить из-за ее подарка! Неужели наши счеты еще не закончены? Неужели они никогда не закончатся? И теперь этот чертов зеленый алмаз, приносящий несчастье! Я вдруг представила себе дрожащую костлявую руку, тянущуюся ко мне из могилы…