Солнце отца - Сьюзен Фанетти

Магни кивнул. Он стал мужчиной во всех смыслах слова еще в четырнадцать лет. Он хранил свое сердце для Сольвейг, но когда однажды, еще в Карлсе, она призналась, что не будет ни с кем, пока не станет легендой, освободил свое тело для удовольствий. Женщины находили его привлекательным, и он был сыном ярла, так что в прошедшие пять лет от девушек не было отбоя — как и от женщин, которые готовы были его согреть или научить.

И теперь он был как никогда рад этому, потому что знал, что может показать Сольвейг то, чего она хочет. Ей будет хорошо с ним, потому что он знает, что делать.

Более того, он теперь понимал и пределы своего тела. В его груди колотилось бешено сердце. Предаваться плотским утехам с любимой — это было для него так же ново, как и для нее. Его тело отзывалось на ее прикосновения, и это не был трепет или физическое наслаждение. Это была любовь. Будто в его душу ударяла молния.

Он потянул тунику вверх и, сняв, отбросил на шкуру у ног.

Руки Сольвейг скользнули выше, гладя мышцы его груди. Пока она исследовала его тело, он сосредоточился на том, чтобы освободить от одежды ее.

Он расшнуровал ее нагрудник, и она оставила свое бережное изучение, чтобы помочь ему освободить ее от одежды. И когда Сольвейг разделась полностью, то отвела его руки, чтобы теперь он смог раздеться. Сольвейг снимала каждую часть одежды легко, так, будто готовилась отойти ко сну, несмотря на то, что сейчас они скорее всего остались бы в одежде.

Подумав об этом, Магни вспомнил, где находятся, и замер, изучая тьму за деревьями. Если на них нападут во время…

Сольвейг тоже замерла.

— Что-то видишь? — спросила она шепотом.

— Нет. — Магни вгляделся пристальнее, но увидел только темноту за пределами света их маленького факела. — Мне неспокойно.

— Если они следуют за нами, они следуют за светом. У нас будет время одеться и добежать до лагеря, если будет атака, но они не найдут нас здесь. — Она подняла факел и затушила его, ткнув в грязь. Темнота поглотила их. Магни почувствовал ее руки на своем теле, скользящие по его талии и вверх, по спине. — Пожалуйста, Магни. Покажи мне.

Все еще одетый в бриджи, правда, спущенные до бедер, Магни потянулся к обнаженному телу Сольвейг и уложил ее на мех. В его фантазиях он видел ее полностью, когда овладевал ею впервые, видел, как удовольствие отражается на ее лице, но он мог сделать это и в полной темноте. Она заполняла все его чувства.

Его губы нашли ее губы в темноте, и в это раз она точно знала, что делать. Сольвейг открыла рот, их языки встретились. Она обхватила Магни руками и прижалась к нему, приподнявшись и встав на одно колено, а другой ногой прижавшись к его бедру. Сольвейг подвинулась еще — и прижалась к его плоти своей, и теперь только ткань его расстегнутых бриджей разделяла их.

Сольвейг оседлала его — и смешок, который он намеревался издать, превратился в сдавленный стон. Магни приподнял свои бедра и разорвал поцелуй, пытаясь создать между ними немного пространства.

— Ты слишком торопишься. Дело не только в соединении тел. Можно почувствовать гораздо больше, если не торопиться.

— Я хочу почувствовать.

— Ты почувствуешь, я обещаю. Позволь мне вести. Я знаю, что делать.

Она выдохнула.

— И как много?

Он понял, хоть и хотел бы не понять.

— Разве это разговор для такого момента, Сольвейг? Ты правда хочешь знать?

Она не ответила.

— Я мог бы быть только с тобой. С самого начала. Я не был ни с кем с тех пор, как ты дала мне надежду.

Еще один вздох; дыхание коснулось его лица.

— Это было несколько недель назад.

— Да. Но прошли годы с момента, как я сказал тебе, что чувствую, до момента, как ты дала мне надежду.

Надеясь вернуться к тому, на чем они остановились, Магни потянулся к Сольвейг и коснулся носом ее носа.

— Может, мы поговорим об этом позже?

Он почувствовал ее кивок и поцеловал ее снова, пока она не придумала еще чего-нибудь, что могло бы превратить момент любви в битву.

Пока он целовал ее, он раздумывал. Ясное дело, они не могли заняться любовью, как люди их народа, не здесь, не в лесах Франкии. Рано или поздно нервозность Сольвейг заставит ее бороться, так что лучше целовать ее, пока ощущение не заставят ее тело отвлечься. Так что он продолжал удерживать ее губы своими и наслаждаться ее вкусом, пока Сольвейг не успокоилась. Сегодня, в их первый раз, все должно быть красиво и неторопливо, хоть, может быть, и не так страстно.

Он мог бы показать ей, какие точки ее тела могут доставить удовольствие, касаться ее, пока она не будет готова его принять. Сольвейг была готова — мысленно, и все же одновременно нет. У Магни раньше были девственницы, и все они чувствовали боль, некоторые особенно сильную. Иногда появлялась кровь. Что-то внутри разрывалось, он знал это. Чем сильнее было бы желание Сольвейг, тем легче она бы все это перенесла.

Когда Магни скользнул руками вверх по ее телу и обхватил ладонями ее грудь, все его разумные мысли исчезли. Его мечта исполнялась прямо сейчас. Сольвейг выдохнула ему в рот и выгнулась, и в этом движении не было страха. Он сжал пальцами ее сосок, и тот затвердел. Ее руки сжались сильнее, и бедро скользнуло по его боку. Боги!

А потом ее рука скользнула по его спине, в его бриджи и сжала его ягодицу. Эта прекрасная, возбуждающая женщина в его объятьях уж точно не была наивной.

А была ли она девственницей? Могло ли это все быть только инстинктом?

Она была взрослой женщиной и уже давно. Она ничего не обещала ему и даже сейчас не дала никакого обещания. Если она и была с мужчинами, это было ее право. Незамужняя женщина, родившая ребенка, могла стать поводом для сплетен, но обычно женщины были так же свободны в своих удовольствиях, как и мужчины. Но сама мысль об этом заставила кровь Магни закипеть. Если она не была девственницей, то позволила ему так думать. Она позволила ему думать — верить, что не принадлежала никому.

Он разорвал поцелуй, подняв голову и отпуская ее грудь, чтобы опереться на руку.

— Магни? — Лица Сольвейг видно не было, но голос срывался и звучал изумленно.

Нет. Он знал бы, если бы она