Тишина - Э. К. Блэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слезы легко текут по моим щекам, и Деклан протягивает руку, чтобы утешить меня.
— Это все моя вина, — выдавливаю я хриплым голосом, полным боли.
Я поворачиваюсь лицом к Деклану, и он не говорит ни слова. Я знаю, о чем он думает — это то же самое, о чем думаю и я. Никто не может спорить, что это во многом моя вина, а Деклан не тот человек, который будет лгать, чтобы утешить. Мы оба знаем мою роль во всем этом, и это делает все намного хуже, когда нет никакой правды, которая могла бы снять с меня хоть какую — то часть ответственности.
— Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? — спрашивает он, и я киваю, потому что знаю, что не смогу сделать это в одиночку.
Мы выходим из машины, и он достает цветы из багажника, кладя их мне в руки. Обняв меня за плечи, он ведет меня вперед. Мы ходим вокруг, глядя на имена на могильных плитах, а мои слезы капают в массу маргариток.
— Элизабет.
Я смотрю на него, и он наклоняет голову к плоскому камню, и когда я вижу это, я задыхаюсь от ужаса.
— О, Боже мой.
И вот оно.
Его прекрасное имя, выгравированное на камне, знаменует его смерть.
Я встаю перед ним, мое тело содрогается от мучительной боли. Каждый кинжал, который я когда-либо бросала, возвращается, чтобы вонзиться мне в грудь, и Деклану приходится встать позади меня, сжимая мои плечи обеими руками.
— Как я могла это сделать? — Я плачу, а затем падаю на колени и вырываюсь из рук Деклана, прижимая цветы к груди. — Он был моим лучшим другом, Деклан.
— Я знаю, — утешает его нежный голос, когда он теперь сидит позади меня.
Я кладу цветы на траву рядом с собой и наклоняюсь вперед на коленях, кладя руки поверх его имени.
— Мне так жаль, Пик. Мне следовало просто покончить с собой. — Мои слова теряются в мучительных рыданиях и прерываются, когда я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме изнуряющего чувства вины и раскаяния. — Это должна была быть я! Это должна была быть я! — Я постоянно плачу.
Деклан обнимает меня за талию и тянет прочь, поднимая с колен и я падаю обратно на него. Я хватаю его руки, скрещенные на моей груди, и впиваюсь в них ногтями, рыдая, жалея, что не застрелилась в тот день.
— Он не заслуживал смерти.
— Шшш, — выдыхает Деклан мне в ухо. — Я знаю, детка. Я знаю.
— Это должна была быть я, — продолжаю я говорить, в то время как Деклан продолжает успокаивать и утешать меня.
Его власть надо мной беспощадна, поскольку я позволяю каждой эмоции поглотить меня, и когда она, наконец, смягчается и выплевывает меня, я совершенно истощена. Заходящее солнце отсчитывает часы, которые мы здесь провели. Мое тело болит, когда я пытаюсь сесть самостоятельно, и когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Деклана, я замечаю его налитые кровью глаза. Он плакал вместе со мной.
— Прости, — говорю я, в горле пересохло и першит.
— Не стоит. Тебе нужно было вытащить это наружу. Ты так много держишь в себе.
— Я ужасный человек.
— Это не так, — говорит он мне. — Ты сделала ужасный выбор, но ты не ужасный человек.
— Я тебе не верю.
— Может быть, не сегодня, но однажды ты это сделаешь. Я собираюсь заставить тебя поверить мне.
Он встает и наклоняется ко мне, помогая подняться. Когда я твердо стою на ногах, я поворачиваюсь и убираю цветы, чтобы отдохнуть там, где лежит Пик. Я улучаю момент, осушив все свои слезы, не для того, чтобы попрощаться, а чтобы отдать дань уважения самому самоотверженному человеку, которого я когда — либо знала.
Глава 18
Элизабет
Время замирает. И все же солнце встает и садится, только для того, чтобы снова взойти.
Вчера я проснулась, но не смогла встать с постели. Слишком много вины. Слишком много печали в мире, полном сожалений. Итак, я спряталась под одеялом и заснула, и проснулась, и заснула. Деклан проверял меня в течение всего дня, позволяя мне погрязнуть в страданиях из-за моих проступков. Он заказал еду из кухни, но я не могла ничего съесть. Я не могла рисковать, подпитывая боль, опасаясь, что она поглотит меня полностью.
Пустота — мой спутник, когда я стою здесь и смотрю в окно на голубое небо. Прошло два дня с тех пор, как я столкнулась с местом упокоения Пика, и, хотя я не видела его и не слышала его голоса, с тех пор я чувствую, как его руки обнимают меня.
— Ты проснулась, — говорит Деклан, входя в комнату, одетый в темные джинсы и простую хлопчатобумажную футболку. — Как ты себя чувствуешь?
— Онемела.
Он подходит ко мне, говоря:
— Сегодня я заставлю тебя кое — что почувствовать, прежде чем поцеловать меня. — Одевайся.
— Что мы делаем?
— Все, что мы захотим. — Он ухмыляется и закрывает за собой дверь.
После того, как я принимаю душ и укладываю волосы, я подхожу неторопливо к гардеробу и выбираю джинсы и облегающий топ. Когда я выхожу в гостиную, он уже стоит с моей курткой в руках.
— Ты замышляешь что — то нехорошее, — поддразниваю я.
— Ты выглядишь сногсшибательно.
— Да, — язвительно замечаю я. — Ты определенно замышляешь что — то нехорошее.
Как только мы добираемся до вестибюля, он выводит меня на оживленные улицы города и ловит такси.
— Такси? Где твоя машина?
— Сегодня мы заляжем на дно. Доверься мне, — говорит он, открывая мне дверь. Я перебираюсь на заднее сиденье, и Деклан говорит таксисту:
— Военно-морской пирс.
— Военно-морской пирс?
— Ты когда-нибудь была там?
— Как ни странно, нет. А ты? — спрашиваю я.
— Нет.
— Так зачем мы едем?
— Почему нет?
Его непосредственность вызывает у меня улыбку, и я делаю осознанный выбор, отдавая себя ему сегодня. Потому что, в конце концов, он — причина, по которой я продолжаю идти.
Мы оказываемся среди туристов, когда выпрыгиваем из такси. Два человека, которые сливаются со всеми остальными. Мы идем рука об руку в сувенирный магазин и смотрим на безделушки, и Деклан думает, что он милый, когда покупает мне дрянную чикагскую футболку с надписью спереди «На трибунах лучше».
— Зря потраченные деньги.
Он берет футболку и надевает ее мне через голову, говоря:
— Тогда тебе лучше надеть ее и не позволить ей пропасть даром.
Он
