Длинная тень греха - Галина Романова

Она решила, что оставшийся свободный вечер посвятит слежке за Садиковым. Просто так следить было нельзя, он ее вычислит в два счета. Вычислит и накостыляет, чего доброго, а то и пожалуется, куда следует. А вот на машине…

Машину решила попросить у Дэна. Своей пока не было, хотя на права сдала года четыре назад и даже ездила недурственно. У Дэна же было все с точностью наоборот. Прав на управление не имелось, ездить не мог, зато в металлическом гараже стояла почти задаром приобретенная старушка «Хонда».

Без объяснений дать машину отказался наотрез.

— Можешь считать меня подонком, — заявил он, флегматично растягивая слова. — Но пока ты мне ничего не расскажешь, тачки не увидишь.

— Дэн, не будь скотом! — возмущенно завопила Олеся, растерянно обводя взглядом свою прихожую.

Она только-только ввалилась в дом и, не успев снять ботинок, кинулась звонить ему.

Она, если честно, такого поворота не ожидала. Подобным вероломством Дэн раньше не славился, и вообще…

Не могла же она ему рассказать о своих странных отношениях с Хабаровым! Парню, которому она отказала и который тщетно пытался уложить ее в постель последние три года.

Но друг был непримирим.

— Или ты мне рассказываешь, так мало этого: накрываешь полянку. Или я кладу сейчас трубку и… буду для тебя недоступен весь последующий месяц.

Это он так недвусмысленно намекал на то, что она ему не звонила ровно месяц. Ага, точно. В тот день, когда они расстались ровно тридцать дней назад, Дэн все напрашивался к ней в гости. Все канючил и просил. Просил и канючил.

Олеся отказала и первое время не звонила просто из вредности. А потом замоталась как-то, а тут еще эта история с Хабаровым.

— Ладно, черт с тобой! Приходи, — смирилась она, вздыхая. — Только учти… То, что я тебе расскажу, тебе не понравится.

— Я так и знал! — выдохнул тот потрясенно. — Ты беременна! Данила, ты и впрямь беременна?! Не от меня! Ах ты… Дрянская ты девчонка, Данила… Ладно, щас приду, разберемся…

Вопреки ожиданиям Олесина история Дэна не так уж и расстроила. Даже, более того, она его захватила, заинтриговала. Он тут же, позабыв про пиво, которого притащил с собой почти три литра, принялся набрасывать версию за версией. Нагромождать имеющееся и придуманное друг на друга. Фантазировать, строить догадки. Договорился до того, что объявил Хабарова жертвой милицейского произвола, а саму милицию как раз истинным виновником всего происходящего.

— Ну, ты ври, ври, да не завирайся, — отмахнулась от него Олеся.

Она с Дэном пива не пила, ограничивалась тем, что таскала с большого медного блюда фисташки.

Блюду было лет сто, никак не меньше. Принадлежало оно раньше Олесиной бабушке, а той тоже досталось в наследство от кого-то. Бабушка передала блюдо Олесиной матери, которая его быстренько сплавила Олесе.

А почему? Да потому что посудина была громоздкой, с сильно вогнутой серединой и непомерно разлапистыми краями. Ни под фрукты, ни под торт, ни под хлеб не годилась, занимая на столе слишком много места.

Дэн блюдо залюбил и всякий раз, принося в ее дом что-нибудь, все равно что: будь то чипсы, орешки или вяленая вобла, использовал только его. Вот и сейчас он достал это блюдо со шкафа, потому как внутрь оно не помещалось, распечатал четыре пачки купленных в соседнем киоске фисташек и высыпал их в центр огромной посудины.

— Красиво! — пояснил он, заметив удивление во взгляде подруги.

Она не спорила. Нравится, так ради бога, лишь бы машину уступил.

Но, выслушав ее рассказ и вдоволь поупражнявшись в словоблудии, Дэн снова заартачился.

— Я не могу отпустить тебя одну на такое важное и ответственное задание, — заявил он важно и, заметив, как сузились от тихого бешенства ее глаза, паскудно улыбнулся. — И можешь не возмущаться. Ты — мой самый лучший друг. И ты знаешь, что я всегда мечтал, чтобы наши отношения переросли в нечто большее. Но… Коли уж так случилось… Коли довелось тебе влюбиться в уголовника!

— Он не уголовник! — возмутилась Олеся и с силой ударила друга по плечу. — Зря я все же обратилась к тебе за помощью. Нужно было просто походить за этим Садиковым и не просить тебя ни о каком одолжении. Раз уж ты такой жлоб. И жалеешь свою рухлядь…

— Ага! Походить! — Дэн дурашливо рассмеялся, приложился к пивной кружке, оставив над верхней губой ровную полоску пены, и снова рассмеялся, замотав головой. — Представляю картину! Олеся Данилец крадется по сугробам за фотографом Серафимом Садиковым. Прячется за стволами деревьев. Имитирует детский грибок посреди песочницы… Не смеши, дорогая! Это несовременно и глупо. К тому же он моментально обнаружит слежку.

— Так я и хочу, чтобы обнаружил, — воскликнула она, покусывая губы от неловкости, ну что за нелепость, правда, придумала. — Мне и нужно, чтобы он занервничал. Занервничал и начал трусить. Он же трус, этот Садиков! Трус и мерзавец! И вот когда бы он занервничал, я бы к нему и подкатила с просьбой обратиться в органы и рассказать им всю правду. Сначала бы попугала его как следует, а потом предложила бы помощь. Хальченков, он бы только обрадовался новым обстоятельствам в этом запутанном деле.

— Не думаю, что твой Хальченков так бы уж обрадовался. Ты бы ему еще больше все запутала, Данила! Правду она захотела услышать из уст Садикова! Правду о чем? — иронично протянул Дэн, подливая себе еще пива, предложил и ей, но Олеся отказалась. — Какую правду, дорогая? Что ты мелешь? Это же бред, прости, сивой кобылы! Твой Садиков пошлет тебя, куда подальше. Это в лучшем случае.

— А в худшем? — Олеся насупилась недовольно, но не признать его правоты не могла.

Дэн, невзирая на всю имеющуюся у него в запасниках души экстравагантность, швыряющую его то в горы, то в пустыню с археологами, то в институт, то в хоспес, мог иногда быть толковым парнем.

— А в худшем, Данила, он просто смоется. Почувствует твое жаркое дыхание вот здесь вот, — он со звонким шлепком опустил ладонь себе на затылок. — И тут же смоется. Нет, здесь надобно деликатно. Просто понаблюдать за ним и все.

— А для чего же тогда наблюдать, если не говорить ему ни о чем и не приставать к нему с просьбами?! Тогда эта затея изначально глупая! И значит…

— Да ничего это не значит! Все нормально, Данил! — Дэна уже изрядно повело от пенного напитка. — Для чего обычно ведется наблюдение, а? Для того чтобы определить круг знакомств объекта, его род занятий и вообще узнать, чем он дышит…

— Дышит Садиков подлостью! — запальчиво выкрикнула Олеся. — Она из него просто сочится, понимаешь! Когда увидел эту сцена за ангарами, тут же за фотоаппарат схватился. Подонок!

— Тут ты не права, — Дэн сегодня, кажется, решил весь вечер ставить каждое ее слово под сомнение. — Это его работа, Данила! Это хлеб насущный. Другой вопрос, как он этим может распорядиться… Если снимал для удовольствия, это еще куда ни шло. А вот если для шантажа…

— О, господи! — ахнула она невольно. — Ты думаешь, что такое возможно?!

— Да запросто! Такое же сплошь и рядом, милая ты моя, — скептически поджав губы, он глянул на нее, как на несмышленого ребенка. — Будто вчера родилась, я не знаю! Вдруг на этих фотках запечатлен убийца, а?! То есть я хотел сказать, что Садикову удалось заснять, после твоего ухода, тот самый момент, когда эту несчастную убивают. Это же!!! Это же бомба!.. Ну и соответственно прекрасная возможность на этом заработать.

Дэн снова оказывался прав. Такой вариант возможен. То есть именно такой вариант только и возможен. Странно, что она не подумала об этом раньше. Думала о чем угодно, но вот о шантаже не подумала.

А ведь такой человек, как Серафим Садиков, запросто мог это сделать. Пускай она не так хорошо его знает, но все же имела честь с ним общаться. И от общения этого ничего, кроме мерзкого ощущения, не поимела.

— Тогда нам нужно обо всем рассказать Хальченкову, — решительно заявила Олеся, поднялась со стула и начала сгребать со стола фисташковую шелуху в мусорный пакет. — Я имею в виду то, что Садиков фотографировал ссору за ангарами.

Дэн на этот раз размышлял достаточно долго. Морщил высокий лоб, покрытый мелкими прыщиками. Ерошил копну вечно лохматых волос. И все теребил и теребил юношеский пушок над верхней губой. Ну не желали расти у него ни усы, ни борода, что тут было делать. Потом, прерывая процесс глубокого мыслительного процесса, произнес наконец:

— Думаю, что с этим торопиться тебе тоже не следует. Успеешь еще.

— Это еще почему? Если Садикову удалось снять сцену их семейных разборок, то возможно…

— Вот! — перебил он ее, досадливо сморщившись. — Вот, Данила! То, возможно, он знает, кто убийца. А если убийца Хабаров?! Что тогда?!

— Нет! Нет, Дэн! Этого просто не может быть!!! — простонала она и снова замахнулась на лучшего друга. — Ты все время все портишь!