Его безумная ярость - Юлия Еленина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кусочки пазла начинают складываться, когда каждый говорит то, что знает.
– В смысле? – шокировано спрашивает Милена. – Убить хотели Мишу?
– Убить – это громко сказано, – морщится брат. – Но когда по роковой случайности, изменившей судьбы нас всех, все получилось так, как получилось, пришлось заниматься экспромтом. И вот мы все здесь и сейчас.
С каких это пор у младшенького такие философские мысли? Но дальше ему не дает разглагольствовать Бронислава. Выключив плиту, поворачивается к нам и нервно усмехается:
– Ага, навигатор сбился.
– Умеешь ты сбить настрой, дорогуша, – печально вздыхает Миша. – Но блинчики у тебя высший класс. Выходи за меня замуж, Броня.
– Дурак малолетний, – бьет она деревянной лопаткой брата по макушке.
Я поднимаюсь и начинаю наматывать круги по кухне.
– Вы удивительные люди, – говорю наконец-то. – В болоте дерьма можете иронизировать.
Милена, кроме своего рассказа и последнего вопроса, больше ничего не произносит. Сидит задумчивая, даже к кофе не притронулась. Если вчера нас на эмоциях бросало из крайности в крайность, то сегодня все выгорело. Или же горит внутри каждого из нас, но не выходит за границы.
Историю, увы, не перепишешь. И только сильнейшая любовь может превратиться в самую безумную ярость – они обе ослепляют до полной черноты. А мне казалось, что я умею сохранять холодную голову, но не тогда, когда дело касается Милены.
– Марк! – зовет меня Бронислава. – Вы оба сегодня в каких облаках витаете?
– Что? – не понимаю я, пока она не кивает на Милену.
– Вы как замороженные.
Замерз я давно, а вчера неожиданно вспыхнул. И, наверное, перегорел. Отвык от подобных эмоций, не справился.
Этот дом тоже хранит много воспоминаний – и вот мы снова здесь, но уже другие…
– Да что с тобой, Марк? – теперь спрашивает Миша. – У тебя телефон звонит, не слышишь?
Вот только брат будто снова стал тем парнем, который любил здесь проводить выходные. Таким веселым, беззаботным, немного дерзким, саркастичным. Хоть и оставляй его здесь насовсем, только юристы мне тоже нужны.
– Так ты ответишь? – снова интересуется, уплетая черт знает какой по счету блин.
– Не выспался, – отвечаю, достав телефон.
Так я и думал – в такую рань мог позвонить только Валера. Надеюсь, с хорошими новостями. Хотя в данном случае определение «хорошие» к нам никак не подходит. Что бы он ни сказал, нам хорошо точно не будет, а вот Борису хорошо, если он выжил.
– Да! – резко бросаю в трубку.
– Марк Захарович, у нас труп.
Твою мать!
– Черт! – вырывается у меня.
Наверное, интонация меня выдает. Миша перестает жевать, Милена поднимает глаза и, кажется, даже забывает сделать вдох.
– Там, где я сказал? – цепляюсь за последнюю ниточку.
– Да. Башка в крови, хотя непонятно почему.
– В смысле? – не понимаю я, отмахиваясь от показывающего мне странные знаки Миши.
– В том, что можно было сразу в башку выстрелить, а не бить деревяшкой и только потом стрелять.
Да, в подробности я не вдавался, когда давал Валере это странное поручение, так что удивление его мне понятно. А вот насчет выстрела очень интересно.
– Вызывай ментов, – решаю я.
Милена теперь подскакивает, бледнеет и едва успевает упереться ладонями в стол. Я чертыхаюсь, отдавая телефон Мише, кладу руку Милене на спину, но она отстраняется и тихо спрашивает:
– Что сейчас будет?
У ментов будет много вопросов – это факт. Вчера труп в съемной квартире, сегодня – убитый сосед на каком-то непонятном участке в полузаброшенной деревне. И думаю, что подозрительный следователь уже раскопал дело почти двухлетней давности.
– Все будет хорошо.
Господи, какая банальщина.
Миша забирает мой телефон и уходит на улицу, а Милена, судя по всему, держится из последних сил.
– Меня теперь посадят, – говорит она и утыкается мне лицом в грудь.
– Я им посажу, – вмешивается Бронислава.
– Подожди, – останавливаю. – У Бориса был пистолет с собой? – беру Милену за плечи.
Удивительно, но она быстро берет себя в руки.
– Да, был, иначе бы я к нему в машину не села.
– Хорошо, ждите здесь, – убираю руки Милены от своей груди. – На всякий случай с вами останутся парни, а мы с Мишей быстро туда скатаемся.
– Что ты им скажешь? – останавливает меня вопрос Брониславы.
– Сюда они точно не приедут для допроса.
Идея есть, только надо обговорить ее с братом.
Глава33. Милена
– Ты сейчас все ногти сгрызешь, – легонько бьет меня по рукам Бронислава. – Что за привычка?
– Это нервы, – отвечаю я. – Дай лучше чем-нибудь руки занять.
Время до обеда тянулось бы невыносимо долго, если бы не дети. А сейчас старшие убежали куда-то, а девочки спят, и снова возвращается тревожное чувство, прожигающее дыру в груди.
Почему так долго? Что там происходит?
Марку я один раз позвонила – не поднял трубку. Мише уже не стала звонить, лучше подожду.
– Держи, – складывает Броня передо мной помытые овощи и подает доску. – Лучше кромсай салат, а не свои ногти. И поговори со мной.
– О чем? – спрашиваю, хотя прекрасно понимаю.
– О вас с Марком.
А есть ли мы с Марком? За сегодняшнее утро мы друг другу сказали пару слов, да и то по делу. А вот что будет потом, я пока даже думать боюсь.
– Не о чем тут говорить, – отвечаю тихо.
Бронислава отодвигает стул и, присев, пускается в воспоминания:
– Знаешь, когда я впервые его увидела, испугалась. Он так на тебя смотрел, будто в тебе был весь его мир. И я тогда подумала, что так любить нельзя, было в этом что-то неправильное. Или эта любовь умрет только вместе со всем миром, или она сожжет весь мир, если начнет угасать.
– Мне непонятна твоя философия, – хмурюсь, отложив нож и посмотрев на сестру.
– Это не философия, всего лишь наблюдение. Я думала, со временем это исчезнет, но он смотрел на тебя так и через год, и через пять лет. А потом ты приехала ко мне разбитая, несчастная и выжженная. Еще и беременная к тому же. Ты так страдала, что мне снова стало страшно. Я серьезно думала, что ты не переживешь. От любви можно умереть, как оказывается.
– Броня…
– Подожди, – не дает сказать сестра. – Вчера, когда Марк приехал сюда, я увидела, насколько и он несчастен без тебя. Он тоже умер, осталась только оболочка от того парня, у которого горели глаза. Жизнь несправедлива. Одна случайность – и ваши жизни разрушены.
– Он изменился, – говорю, когда Бронислава поднимается и подходит к плите. – Наверное, и я тоже.
– Вы оба изменились, – кивает сестра. – Может, это и к
