Его безумная ярость - Юлия Еленина

Где же ты, Марк?..

Я не выберусь отсюда сама. Даже не понимаю, где я, сколько бежала через лес, в какую сторону. И если я здесь и останусь, то хотя бы знаю, что мой ребенок с Марком.

Как бы я хотела видеть их первую встречу. Я столько раз представляла, прямо наслаждаясь той болью, что мне подкидывало воображение. А сейчас…

Один день – целая жизнь. Или уже за полночь?

«С годовщиной знакомства…»

Кажется, эти слова прозвучали так давно на кухне съемной квартиры. Но поздравление вселенная подбросила еще то!

Все, что было похоронено, поднялось из могилы. Все, что было забыто, ворвалось острыми болезненными воспоминаниями. И зародилось что-то новое, неизвестное, эфемерное.

Все за один день… Будто наверстывание всего упущенного. Я прожила его ярко и незабываемо, пусть и не только в положительном ключе. Но что было, то было. И все события этого дня…

Встреча с Марком, его приезд ко мне, стрельба во дворе, фотографии, короткий сон, труп в ванной, Борис, Кристина, мой побег – все так быстро, но так долго.

– Милена!

Я поднимаю голову, и мне в глаза бьет свет фонарика.

– Да тебя не дозваться, – снова слышу знакомый голос и вижу протянутую руку.

– Миша… – выдыхаю я.

Все тело затекло, подниматься сложно. Ноги не слушаются, и я падаю на Мишину грудь.  Он меня подхватывает на руки и говорит:

– Да ты тяжеловата.

– Я дойду, – шепчу едва слышно.

Но понимаю, что нет. Я отключаюсь, и все вокруг становится вязкой жижей. Вроде бы сознание где-то работает, но хочет уйти в забытье. Я будто слышу голоса, а может, это галлюцинации. Будто мое тело кто-то трогает, но это так едва ощутимо.

– Это кровь?

Я слышу голос, который выводит меня из транса, возвращает в реальность.

Марк…

Его запах – обоняние реагирует мгновенно. Я тянусь машинально, хоть почти в бессознательном состоянии, даже глаза не могу открыть, не могу вынырнуть из этого бреда.

Едва разлепляю губы и спрашиваю:

– Ты ее видел?

Марк, а это он – я чувствую, прижимает меня к себе и отвечает:

– Она на тебя похожа.

Теперь я отключаюсь совсем.

Мне больно – единственное, что я запоминаю.

– Милена, – выводит меня из беспамятства голос Марка, – мы едем в больницу.

– Нет.

Мне приходится собрать все силы, чтобы сказать одно слово. И все равно по горлу будто ножом полоснули. Я открываю глаза и морщусь, пытаясь сглотнуть.

Марк без слов понимает и, наклонившись к двери, через секунду протягивает мне бутылку воды. Руки еще плохо слушаются – открыв, часть выплескиваю на себя и на обивку. Мы с Марком на заднем сидении машины, за рулем незнакомый мне парень.

– Где Миша? – спрашиваю я, сделав несколько глотков.

Может, у меня уже были галлюцинации, и это не он нашел меня в лесу.

– Миша? – удивляется Марк.

Откидываюсь, снова закрыв глаза, и чувствую прикосновение к своей щеке.

– Милена, что случилось и почему у тебя руки в крови?

– Это не моя.

– Да я понял уже, осмотрел тебя, пока ты была без сознания. Но в больницу все равно надо.

– Нет, – снова протестую, – поехали к Броне. И Миша… пусть тоже едет.

– Да при чем тут он?

– Потом, все потом.

Марк говорит водителю, чтобы тот поменял маршрут, и звонит Мише. Судя по всему, он едет в другой машине. Еще днем я не хотела с ним встречаться, в итоге оказалась ночью в лесу, а сейчас нам надо поговорить.

Притянув меня к себе, Марк спрашивает:

– Ты точно в порядке?

– Теперь да.

Но натыкаюсь взглядом на свои руки, и слезы катятся по щекам, падают на ладони. И я начинаю неистово снова размазывать кровь по рукам.

– Останови, – хлопает Марк водителя по плечу. – Милена, перестань, – перехватывает мои запястья. – Посмотри на меня!

Машина останавливается на обочине, и Марк вытаскивает меня на улицу. Потом наклоняется в салон и берет бутылку с остатками воды. Молча открывает, льет мне на руки. Я смываю потемневшие пятна, но легче не становится.

– Милена, это его кровь?

Вздрагиваю от вопроса, поднимаю глаза.

– Кажется, я его убила.

Марк застывает, а я не могу поднять на него глаза. Я это сказала вслух, и осознание бьет с двойной, нет, тройной силой.

– Ты помнишь, где была?

Возвращаться даже мысленно туда не хочется, но я отряхиваю руки и отвечаю:

– Помню. Какая-то деревня, где осталась только пара старожилов.

– Как добраться туда, сможешь показать?

– Только если из города. Я даже не знаю, где мы сейчас.

Осматриваюсь, но в этом месте на трассе никаких указателей.

– Поехали, – Марк подталкивает меня обратно к машине, но тему не закрывает.

Открывает карту на телефоне и показывает мне карту.

– Мы выехали со стороны этого района. Вот эта трасса, – провожу пальцем по экрану. – В какой-то момент мы свернули, но… Черт, а мне казалось, что я запомнила. Оказавшись на месте, я бы узнала поворот, а на карте. То ли вот этот, то ли следующий.

– Название помнишь?

– Там был указатель, но от него мало что осталось. Даже букв не разобрать.

– Ладно, дома откроем спутниковые снимки. Мы скоро приедем.

Ни черта не понимаю. Я только что сказала, что, возможно, убила человека, а Марк так спокоен, будто мы о погоде разговариваем.

Борис вывел меня из дома и кивнул в сторону.

– Идем, – сказал мне, – только без глупостей, Милена.

А так хотелось. Я вдруг остро осознала, что не переживу ночь в этом доме. Каждый шаг укреплял мою уверенность, и я чувствовала дыхание Бориса мне в затылок.

– Туда, – указал Борис за полуобвалившийся забор на деревянный туалет.

– Ты же не будешь стоять под дверью.

– Милена…

– Ты будешь в двух метрах от меня.

– Ладно, – Борис остановился и, достав телефон, начал то ли писать кому-то, то ли что-то искать в сети, хотя хорошее здесь интернет-соединение вряд ли есть.

В маленьком туалете с низким потолком я пригнулась и посмотрела между досками. Борис стоял в профиль и хмурился. Видимо, что-то на экране его не порадовало.

Я осмотрелась в поисках хоть чего-нибудь, что могло помочь. Но в туалете не хранят грабли или вилы, так что надежды мои быстро растаяли.

– Милена, – позвал меня Борис и сделал несколько шагов к туалету.

Я должна была быстрее соображать.

– Сейчас, – ответила я.

Доски, из которых был сделан туалет. Я попыталась в задней стене подцепить одну, чтобы вырвать. Загнула ноготь до звездочек перед глазами, но, несмотря на боль, продолжила рвать на себя доску. Она треснула, и одновременно