Звезда Одессы - Герман Кох

Достаточно было подсчитать валяющиеся везде кучи собачьего дерьма, чтобы прикинуть, сколько дней она отсутствовала; сам я насчитал шесть куч, что давало от двух до четырех дней. Но и этими подсчетами я не стал бы делиться с сыщиками по собственной инициативе.

— Я регулярно встречал ее на улице, — ответил я.

В это время мой взгляд остановился на простом прямоугольном стуле у изножья кровати. На его сиденье лежали розовые колготки, а под ним стояли два голубых шлепанца.

Индонезиец продолжал выжидательно смотреть на меня, очевидно рассчитывая, что я расскажу об этом подробнее. Тем временем сыщик, изнуренный бессонницей, подошел к окну и пустым взглядом воззрился на сад.

Около семи утра у меня возникло сильное желание позвонить Максу, и теперь я очень сожалел, что не поддался порыву. Мне казалось, что в семь часов еще рано звонить Максу и мешать ему, чем бы он ни занимался, или, что еще хуже, поднимать его с постели из-за события, которое, как мы знали, должно было случиться, причем о подробностях мне следовало знать как можно меньше. Помню, когда-то я прочел в интервью Стивена Кинга, что при написании своих книг он никогда не знает, кто окажется преступником. «Если это знаю я, читатель тоже знает», — сказал он; рассуждая логически, я никогда не смог бы солгать о том, чего не знаю. С другой стороны, сейчас я был скорее читателем, чем писателем, — читателем, желающим узнать, почему госпожа Де Билде не возвращается с прогулки со своим ходунком, причем впервые с незапамятных времен решает не надевать розовые колготки и голубые шлепанцы.

— Вы не знаете, у этой женщины есть родственники? — спросил невыспавшийся, который стоял у окна.

— Только дочь, — ответил я. — Насколько мне известно.

Тиция! Ее имя всплыло мгновенно; в этот момент я вспомнил ее отвратительную задницу, вылезающую из двери сарайчика. Так или иначе, Тиция еще не забила тревогу; в сочетании с кучами собачьего дерьма это означало, что она как минимум три дня не общалась со своей престарелой матерью.

Сыщик не стал спрашивать меня о том, как можно связаться с этой дочерью, — вместо этого он повернулся и откинулся назад, опершись обеими руками о подоконник.

— А какими были ваши отношения с соседкой? — спросил он.

Мне стоило труда сдержать ухмылку: когда этот человек не мог заснуть и ночью ворочался в постели, он, очевидно, тоже смотрел «Коломбо».

— Ах… — сказал я, пожимая плечами и теперь уже открыто ухмыляясь обоим сыщикам, словно хотел установить взаимопонимание с ними. — Она частенько брюзжала. Всегда что-то было не так. То она считала, что мой сынишка слишком шумит, то жаловалась на несколько капелек, протекших в ее ванную. А иногда я убедительно просил ее получше ухаживать за своими животными, ведь тут, откровенно говоря, воняет. Вы сами это чувствуете. У нас наверху тоже пахнет.

Индонезиец сделал шаг вперед и прищурился: наверное, он подражал инспекторам полиции из телесериалов, но там были актеры, которые знали, что делают.

— Значит, вы рады, что избавились от нее?

Я решил, что лучше снова принять серьезный вид.

— Видите ли, я не знаю, что случилось с госпожой Де Билде. Может быть, ей стало плохо и она сейчас лежит в каких-нибудь зарослях, незаметно для прохожих. Такого никому не пожелаешь. И это никак не связано с тем обстоятельством, что я порой желал себе более приятного соседства.

По пути к входной двери мы прошли мимо ванной. Я увидел желтое или белое белье, висевшее на сушилке; темнота не позволяла как следует различить отдельные вещи, но бурые пятна на потолке и облупившуюся штукатурку было видно отчетливо.

— Мы будем держать вас в курсе дела, — сказал невыспавшийся «Коломбо».

Руки мне не подали, но я и не ожидал этого.

Наверху я кратко отчитался перед членами своей семьи; Натали с самого утра ни разу не посмотрела мне в глаза, а теперь гладила пятнистую собаку, которую ей стало жалко. До этого она уже однажды спускалась вниз, чтобы налить свежей воды птичкам и покормить хомячков (или сурков?).

— Мы думаем, она лежит где-нибудь в зарослях, — закончил я свой рассказ. — Незаметно для прохожих.

Я открыл дверцу холодильника и сделал вид, будто обследую его на предмет чего-нибудь съедобного; мы еще не ходили за продуктами, а упакованный мягкий сыр и другие продукты с длительным сроком хранения имели жалкий вид.

— Думаю сходить за чем-нибудь свеженьким, — сказал я. — Кто хочет селедки?

— Селедки? — повторила жена. — Ты знаешь, который час?

Я посмотрел ей в глаза и ухмыльнулся как можно глупее.

— Я две недели был в Испании, — сказал я. — И там постоянно думал о селедке.

На углу улиц Пифагора и Коперника я достал из кармана брюк мобильный телефон. Я огляделся вокруг, но обе улицы казались пустынными; только в конце улицы Пифагора кто-то безуспешно пытался завести мопед.

Я свернул по улице Коперника налево, в сторону парка Линнея, и набрал номер Макса. Я сделал это на ходу: пусть люди, которые прячутся у себя дома за гардинами, потом не удивляются, что я звонил по мобильному возле их дома. В моих действиях не было никакой таинственности и секретности. Я вел себя наподобие человека, который забыл данное ему поручение и звонит домой, чтобы уточнить у жены, какой сыр она велела купить.

— Алло…

Голос Макса не казался сонным — скорее, в нем звучала осторожность.

— Алло, — сказал я в надежде, что он узнает мой голос. Я решил, что называть себя неразумно: мобильные линии сейчас прослушиваются с такой же легкостью, как и стационарные.

— Алло, кто это?

Может, я нафантазировал, но было похоже, что где-то на заднем плане из крана лилась вода.

— Это Фред, — сказал я чуть слышно, слишком поздно сообразив, что не важно, тихо или громко ты называешь свое имя.

— Да…

— Да.

— Какой Фред?

Макс явно был раздражен.

— Фред, — повторил я поспешно. — Я вернулся из отпуска. С Менорки.

— Ах, Фред…

Не могу сказать с уверенностью, но, по-моему, в голосе Макса прозвучало разочарование.

— В чем дело, парень?

— В чем дело? — повторил я.

— Зачем ты мне звонишь?

Кран, если это был кран, закрылся. Я посмотрел на часы: четверть одиннадцатого.

— Надеюсь, я не разбудил тебя своим звонком, — сказал я.

Макс сказал что-то — слов я не разобрал — тому, кто, очевидно, находился рядом с ним.

— Я не хотел тебе помешать, — добавил я.

— Какая там погода?

— Погода?

Я невольно посмотрел наверх, на невыразительное голубое небо.

— Ну, просто…

— А здесь… — сказал Макс. — Погоди-ка, я выйду на балкон.

Послышались новые звуки: открылась раздвижная дверь? Потом гул большого города: гудки автомобилей, шум движущегося транспорта.

— Здесь жарко. А ты знаешь, что Черное море совсем не черное? Что там опять?

Последние слова явно были обращены не ко мне: теперь Макс, видимо, прикрывал мобильник рукой, но я хорошо слышал его голос.

— Нет! — заорал этот голос.

Я дошел до угла Верхней дороги и дороги к парку Линнея; недалеко от этого места машина городской уборочной службы поливала сточные канавы, поэтому я заткнул пальцем свободное ухо и прошел по дороге к парку Линнея в обратном направлении. Черное море… Я не знал, что сказать.

— Бабы, парень… — снова донесся голос Макса, теперь громко и отчетливо. — Это везде так, во всем мире. Как там… как там твоя жена, by the way?[43] Хорошо провели отпуск?

— Да, замечательно. Всегда немного странно возвращаться домой…

Я сделал паузу, но, по-видимому, Макс ожидал, что я закончу свой рассказ, так как на другом конце линии тоже было тихо.

— …после такого отсутствия, — продолжил я. — Как будто в Нидерландах все осталось совершенно по-прежнему, а в то же самое время кажется другим…

— Фред?

— Да?

— У тебя все в порядке?

— У меня?.. У меня все отлично. Я…

— Слава богу. Я не понял, о чем ты, знаешь ли.

— Не понял?

— Я подумал: о чем он? Может, он пьян? Вроде для этого там еще рано. Во всяком случае, мне кажется…

Из дома с глубоким порталом неожиданно появилась целая семья; я резко повернулся и широко зашагал в сторону Верхней дороги.

— Макс?..

— Что, парень?

Я услышал, как у меня за спиной захлопнулась дверь машины. Я сделал глубокий вдох.

— Ты не заходил недавно, чтобы еще раз посмотреть на квартиру снизу? — спросил я.

С другого конца линии доносились разнообразные звуки: похоже, Макс снова прикрыл мобильник рукой, но потом я услышал стоны, за которыми последовало несколько слов, которых я не смог разобрать, произнесенных женским голосом.

— Go inside! — раздался голос Макса. — Go inside… Don’t worry. I come… I come inside… Yes…[44]