Золотой плен - Патриция Кемден

Она бросила на него взгляд через плечо. Ни у кого еще он не видел таких огромных ясных глаз. Они вселяют в душу какое-то непривычное ощущение: словно далекий свет, словно солнце, проглядывающее сквозь туман.

– Вы озябли. У меня в мешке чистая рубаха. Наденьте ее, пока ваше платье сохнет. Наверняка в сухом полотне вам будет уютнее, чем в мокром атласе.

– Да нет, – смутилась Катье. – Все в порядке, я и так обсохну, правда. – Она снова поежилась и как-то странно поглядела на него. – Спасибо. Вы очень добры.

Он разгадал смысл этого странного взгляда. Удивление – она удивлена его добротой.

Порывшись в мешке, он достал чистую рубаху.

Ей видно и в голову не приходило, что он может быть добр к кому-то.

Вспомнилось знакомое: Нйг adam, holeolmiyan. Я человек, а не раб. Но Боже, в какого человека он превратился!

Мягко, но требовательно он развернул ее к себе лицом. В словах прозвучала насмешка над самим собой:

– Доброта, мадам, не принадлежит к числу моих достоинств. Я просто не хочу подхватить от вас лихорадку.

Катье смотрела на него, не зная, как отказаться. Ее бросило в жар, едва она представила, что почувствует на теле его рубашку так же, как свою, мокрую.

Снаружи молотил дождь, затянув плотной, ревущей завесой вход в пещеру. При свете молнии на миг стало светло как днем, но тут же их убежище погрузилось в еще более глубокий мрак.

Последняя вспышка застигла Торна врасплох, и Катье разглядела то, что ему обыкновенно удавалось скрыть непроходящую муку в глазах. Она мелькнула перед ней еще прошлой ночью, когда он заговорил про Эль-Мюзира, а теперь Катье до конца измерила глубину его раны. Шрамы от кнута и цепей затянулись, а как исцелить рану в душе?

Потрясенная, Катье взяла рубашку, пробормотала что-то в знак благодарности и отошла в другой конец пещеры, к воде. Дрожащими руками потянула за шнуровку мокрого корсажа.

Торн принялся обтирать коня горстью сухих листьев, которые нанесло в пещеру сезонными ветрами. Он стоял, слегка расставив ноги; рост и ширина плеч были под стать его исполинскому коню.

Катье поднесла к глазам рубашку, и решимость сразу же изменила ей. Из тончайшего полотна, с вышитым гербом. Она коснулась пальцами вышивки: такой же герб, как на рукоятке пистолета.

Кто это вышивал? Женщина, которая его любит? Мать? Сестра? Ткань на руке прохладная и все же согревает. Кто-то много раз стирал полотно, чтобы сделать его мягким, приятным на ощупь.

Она оглянулась на Торна. От дождя его длинные темные волосы закурчавились, что немного смягчило гордый профиль.

Он ведь не только полковник, но и лорд. Она пыталась представить его в таком же платье, в каком впервые увидела Филиппа при дворе его брата, и не смогла. Англичанин рисовался ей только в алом мундире.

– Вы готовы, мадам? – нетерпеливо спросил он, не поворачиваясь.

– Одну минуту, полковник, – откликнулась она и стала поспешно стягивать мокрую одежду.

После нескольких мучительных попыток ей удалось наконец освободиться от корсажа и юбок. Она помедлила – снимать ли корсет, но он тоже промок и леденил кожу, поэтому она быстро расшнуровала и сбросила его.

Натянула рубашку Торна поверх своей нижней. Какой ужас, она доходит лишь до середины бедра! Катье растерянно взглянула на спину полковника – нельзя же показываться ему в таком виде? Даже Филипп никогда не видел ее такой раздетой. Она потянула за края рубашки, пытаясь прикрыть колени, и с губ едва не слетело громкое проклятие.

Думай! – приказала она себе. Еще одно затруднение, сколько их ты уже преодолела в Сен-Бенуа, чтобы не дать дому развалиться ?

Катье пощупала нижнюю юбку. Не полотняная, а муслиновая, тонкая, как носовой платок. Но выбора нет. Как могла, выжала ее, натянула мокрую ткань через голову, завязала тесемки. Сойдет, решила она, приподняв материю и глядя сквозь нее на просвет.

– Я сейчас, полковник. – Катье наклонилась над озерцом, намочила платок и стерла с себя дорожную пыль, которую не удалось смыть дождю.

Бекет провел рукой по высушенному крупу коня и прислушался к шуршанию одежды за спиной. Весь день он предвкушал сладость своей мести и мысленно отрабатывал удар шпаги, что пронзит сердце Эль-Мюзира. Но эта женщина... Эта женщина все время стоит на пути его жестокости.

Смутно он понимал, что навлек на нее нелегкие испытания. Как ни тяжела ее жизнь, она все-таки знатная дама. Его вдруг пронзила внезапная, как вспышка молнии, мысль, что он даже отдаленно не может себе представить, что она чувствует.

А представить хочется... и не отдаленно, а вблизи. Этой ненастной ночью ему вновь не терпится искупаться в ее гневе, в ее страсти.

Непрошенные думы выводили его из равновесия, и он резко обернулся, чтоб избавиться от них.

– В конце концов, мадам, сколько можно натягивать рубаху?!

Она сидела перед струйкой воды, склонив длинную стройную шею в обрамлении нескольких золотистых прядей. Рубашка липла к еще не высохшему телу и казалась почти прозрачной. Сквозь нижнюю юбку тоже все видно, как сквозь вощеную бумагу. Он вообразил, как плавно эти просвечивающие стройные лодыжки и розовые икры переходят в мягкие уютные бедра, и кровь его вскипела.

– Господи Иисусе! – прошептал он.

Катье подняла голову и зачарованно посмотрела на него. Потом заморгала и, кажется, взяла себя в руки.

Повернувшись спиной, она снова опустила в озерцо платок.

– Еще секунду, полковник, – откликнулась она спокойным голосом, но Бекет видел, как дрожит в воде ее рука.

– Простите, мадам. – Он повернулся к Ахерону.

Во всем теле ощущались беспокойство и напряжение; Бекет закрыл глаза и взъерошил волосы.

– Господи Иисусе! – повторил он, чувствуя, как безумие все больше овладевает им.

Прежде потребности его тела удовлетворить было проще простого – мало ли куртизанок или полковых маркитанток? Но теперь мысль об этих женщинах внушала отвращение. Теперь ему требовалось нечто большее, изнутри его точил более сильный голод.

В уме он проклинал ее: лгунья, изменница... но проклятия казались какими-то слабыми, бесцветными. Он стиснул кулаки и завел песнь, что так долго питала его жгучую ненависть: Hiiradam... Однако ненависть и гнев тоже не откликались на его зов. Перед глазами стоял только золотистый образ. Образ... его безумия.

– Я готова, полковник. Торн повернулся.

Она сидела на ворохе листьев, обхватив руками колени, как следует подоткнув юбку. Бекет безжалостно подавил бушующий в крови огонь и ушел в себя, точно готовясь к битве.