Хроники царя Давида - Штефан Хейм

От царя Давида, любимца ГОспода, кормильца Израиля и защитника Иудеи, Иоаву, поставленному над войском; через Урию, хеттеянина.

Да вознаградит Яхве твою верность новыми победами. Отправь Урию туда, где жарче всего, и оставь, чтобы поразили его и он погиб.

Второй документ — это короткая запись в ежедневном отчете Иоава.,

Я приказал хеттеянину Урии совершить вылазку к воротам № 5 с заданием выманить врага наружу, чтобы взять пленных и узнать от них, о положении в Равве.

Третьим документом является более поздняя приписка к отчету Иоава, в которой содержатся его указания гонцу, посланному им к царю Давиду.

Если, отдав царю мое сообщение, ты увидишь, что царь недоволен, если он спросит тебя: «Почему вы послали людей так близко к городу? Разве не ведомо вам, как удобно нападать со стен? Разве не швырнула однажды какая-то баба кусок жернова на Авимелеха, сына Иероваала, так что он умер?», — то тогда ты должен сказать: «И Урия-хеттеянин тоже умер».

Последняя запись сделана рукой Сераии, писца Давида; видимо, это ответ царя, переданный через того же гонца.

Так должен сказать ты Иоаву: «Не печалься по этому поводу, ибо меч пожирает то одного, то другого. Усиль атаки на город и возьми его».

ОКОНЧАНИЕ ЧТЕНИЯ НАФАНА ИЗ КНИГИ ЕГО ВОСПОМИНАНИЙ, С ВОПРОСАМИ ЭФАНА, СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТАМИ НАФАНА, ПРИВЕДЕННЫМИ В СКОБКАХ

Когда жена Урии услышала, что муж ее мертв, она облачилась в траур по нему. И пришел Элиам, отец ее, и мать ее тоже, и вся семья, включая двоюродных братьев и племянниц, и сидели они в печали, и рвали на себе одежды, и плакали, и выли так, что достигло это ушей царя.

Царь сказал мне: «Покойников, конечно, нужно оплакивать, но, по-моему, Вирсавия перегибает палку, и я боюсь, что злые языки скажут: может, жена Урии недостаточно почитала его при жизни, что так убивается после его смерти? А может, у нее был любовник? Посему, Нафан, отправляйся к вдове, утешь ее и скажи: пусть отошлет она своих бесчисленных родственников, что приносят в ее дом смуту».

Я сделал, как велел мне царь Давид, и застал Вирсавию в разодранных одеждах, с волосами, собранными в простой пучок, но при этом выглядела она чрезвычайно привлекательно. И сказала она: «Почему это я не могу плакать и скорбеть по своему мужу и дать выплакаться от души моим родственникам? Разве не ношу я в себе ребенка, который родится сиротой и не будет иметь ни отца, ни наследства, хотя он и царских кровей? Одно дело — приказать привести к царю бедную, беззащитную жену солдата, чтобы она спала с ним и нежно по-всякому его ласкала, и совсем другое — поддержать ее в несчастье и выполнить царское обещание». Она закрыла лицо руками и громко запричитала: как это будет ужасно, когда отец ее Элиам, мать и все родственники узнают о ее деликатном положении.

Я передал царю о словах госпожи Вирсавии и спросил, какое обещание он ей дал. Давид отвечал: «Да разве я помню? Чего только не говорит мужчина, лежа рядом с женщиной».

У меня были недобрые предчувствия, ибо говорит ГОсподь: «Не должен спать ты с женой ближнего своего, осеменять ее и оскверняться с нею». Однако царь велел: «Ступай к Вирсавии и скажи ей, что когда время траура закончится, она может переехать во дворец, я хочу взять ее в жены, только без лишнего шума, ибо в народе уже и так слишком много судачат об этом».

После окончания траура Вирсавия переехала во дворец со всеми своими ящичками и шкатулками, коврами, глиняными горшками, серебром и слугами; весь Иерусалим говорил об этом, а также о свадьбе, на которой настояла Вирсавия, ибо ребенок в ее чреве был уже большим; и когда шла она рядом с Давидом под балдахином, то переваливалась с боку на бок, словно утка.

(— Но почему царь проявил такую слабость, почему потакал госпоже Вирсавии во всем, чего она требовала? — спросил я.

Нафан пожал плечами и высказался в том духе, что познакомившись с царицей-матерью, я сам увижу, что эта женщина знает, как добиваться своего.

— Значит ли это, что мой господин попытается устроить эту беседу?

Нафан недовольно отмахнулся.

— Лучше перейдем к моей знаменитой притче и к упрекам, что высказал я царю, а также к моему пророчеству относительно будущего, причем, прошу заметить, не к такому, которое можно задешево получить у городских ворот от любого ничтожного прорицателя, а к великому, истинному, попадающему в цель.

И он снова начал читать.)

Вскоре после свадьбы Вирсавия родила царю Давиду сына. Но то, что сделал Давид, не понравилось ГОсподу.

И послал меня ГОсподь к Давиду сказать: «Жили в одном городе два человека: один — богатый, а другой — бедный. У богатого было очень много овец и коров; бедный же не имел ничего, кроме овечки, которую он купил маленькой, выкормил ее, она выросла вместе с его детьми; и грел он ее у своей груди, и обходился с ней, как с дочерью.

Однажды к богатому человеку пришел гость, и тот пожалел взять из своих овец и коров, чтобы накормить гостя, а взял овечку у бедняка и приготовил ее для человека, что пришел к нему».

«Как ГОсподь свят, — разгневался Давид на богатого, — этот человек заслуживает смерти, а за овечку он должен заплатить вчетверо, потому что нет у него сострадания».

Тогда сказал я Давиду: «Ты — тот человек».

«Я так и думал, — молвил царь, — что история эта с подтекстом; отвечай мне: вправду ли являлся тебе ГОсподь или ты сам все выдумал?»

У меня затряслись поджилки, но дух ГОспода снизошел на меня, и я ответил царю: «Так говорит ГОсподь, БОг Израиля: „Я помазал тебя на царствование над Израилем, я спас тебя от руки Саула и дал тебе множество женщин, и дом Израиля, и дом Иудеи; всего этого было тебе мало, и я должен был дать тебе еще и то, и это. Почему же презрел ты заповедь ГОспода и согрешил пред его очами? Урию, хеттеянина, убил ты мечом детей Аммона, а его жену взял себе в жены“».

На это царь произнес: «Либо ГОсподь и впрямь говорит твоими устами, Нафан, либо ты наинаглейший человек по эту сторону Иордана, ибо разве не участвовал ты с самого начала в этом деле, где же тогда был твой честный голос?»

Живот мне свело от страха, но ГОсподь продолжал вещать Давиду моими устами: «Посему никогда не оставит меч дома твоего. Смотри, хочу я навлечь несчастье на тебя из твоего же дома, возьму жен твоих и отдам их на глазах твоих ближнему твоему, и будет лежать он с женами твоими при свете дня. Ты свершил тайно; я же сделаю это пред всем народом Израиля и в ясный день».

Сейчас он наверняка меня поколотит, подумал я, и потеряю я место за царским столом, и доходы мои, и титулы. Однако царь склонил голову и молвил: «Нафан, я согрешил перед ГОсподом. Но это в основном вина Вирсавии. Я сам не понимаю почему, но я в руках этой женщины, точно послушная глина».

Тогда я помолился ГОсподу, и дух ГОсподень снова сошел на меня, и говорил он Давиду: «Все-таки снял ГОсподь с тебя грех твой, ты не умрешь. Но потому, что поступком своим ты дал врагам ГОспода повод богохульствовать, должен умереть сын, который у тебя родился».

После чего дух ГОсподень покинул меня. Царь же, глубоко задумавшись, ничего больше не сказал, поэтому я потихоньку удалился и пошел к себе домой.

(Нафан глубоко вздохнул и отложил в сторону последнюю табличку.

Я встал, сжал его руку и воскликнул: «Великолепно! Просто великолепно! Потрясающе!»)

18

Да восславится имя ГОспода БОга нашего, сотворившего человека по образу своему; образ же его переливается множеством красок.

Прочитав до конца записки из архивов Иоава, я отнес их Ванее, сыну Иодая; тот приказал позвать меня к нему и осведомился, удовлетворен ли я тем, что узнал. Я отвечал ему, что письма и записи весьма ценны для Хроник царя Давида, ибо существенно дополняют историю согревающей сердце, нежной любви царя Давида и госпожи Вирсавии, которую описал в книге своих воспоминаний господин Нафан.

— Что же он там понаписывал? — заинтересовался Ванея.

Я вкратце рассказал ему.

— И ты поверил этому? — Ванея улыбнулся так, что я увидел его зубы. — Особенно в той части, что повествует о своевременной смерти хеттеянина Урии?

— Если не принимать во внимание некоторое преувеличение собственной значимости, — сказал я, — мне кажется, что господин Нафан весьма достоверно и подробно повествует о том, что видел собственными глазами и слышал собственными ушами.

— Это доказывает лишь то, — заметил Ванея, — что человек наряду с глазами и ушами должен использовать еще и ум, которым наградил его ГОсподь. Тебе не показалось, что Урия вел себя в высшей степени странно? Смотри-ка, человек возвращается домой с войны. Лагерь его стоял в поле, он скакал четыре дня, устал и покрылся пылью, но полон жизненных соков — и тем не менее не торопится к своей молодой жене, приславшей ему письмо, которое ты прочитал…