Хроники царя Давида - Штефан Хейм

— Как всегда, — подтвердил я, — как всегда.

            ИЗ СТИХА ДАВИДА ПОД НАЗВАНИЕМ            Гимн Давида во спасение врагов его

ГОсподь поступает со мной по справедливости моей;он воздает мне по чистоте рук моих.Ибо придерживаюсь я пути ГОсподаи не сбиваюсь на зло, отходя от БОга моего;все вершения его пред моими глазами;а что до заповедей его, то я всегда придерживаюсь их.Праведно и с честью иду я пред ним,блюду себя от греха и неправедности.Потому и воздает мне ГОсподь по справедливости моей,по чистоте моей, что видят его глаза.

— Ты выглядишь нездоровым, Эфан, супруг мой, — сказала Эсфирь, когда я вернулся в дом № 54 по переулку Царицы Савской. — Разговор с дееписателем был недобрым?

— Мы говорили о казнях.

Она взяла мою руку.

— Кто же он такой Давид, сын Иессея, чтоб из-за него болела твоя шея? БОг сотворил равными и царей, и нищих; он назначает каждому свой срок под этим небом, чтобы потом человек упал на землю, как трава под серпом косаря. Давай вернемся в Эзрах, где снова обретем покой, а, Эфан?

— Ах, Эсфирь, отвечал я, — мы сейчас, словно овца в загоне: куда ни повернись — все равно и неволе.

Больше она ничего не говорила.

17

Мысль о том, что я должен обратиться к истории Вирсавии, уже давно меня угнетала.

Это было потруднее, чем разобраться с повешением семерых сыновей и внуков царя Саула: дело непосредственно затрагивало мудрейшего из царей Соломона; к тому же сама мать царя Вирсавия была еще жива.

Весь Израиль знал, что муж Вирсавии хеттеянин Урия умер весьма своевременно, чтобы дать возможность Давиду жениться на вдове и сделать обоих ее сыновей настоящими принцами крови. Об этом говорили всюду, ибо лица, причастные к этой истории, на удивление, не очень таились; тем не менее отделить выдумку от правды было весьма сложно.

Пророк Нафан описывает эту историю в своих воспоминаниях, и я склонен во многом ему доверять: он был свидетелем развития опасной связи и пытался по-своему повлиять на ход событий. При всем скептицизме, свойственном мне как всякому историку, я считаю, что нам повезло в том, что у нас есть Нафан и его книга воспоминаний; она в высшей степени полезна, если только не забывать, что автор — человек высокомерный и себялюбивый. Итак, я вышел из дому, направился к пророку Нафану и застал его в минуту праздности.

— Ах, Эфан, сын Гошайи! Я как раз думал о тебе — и вот ты стоишь предо мной.

— Провидческий дар господина моего — одно из чудес нашего времени. Ведь не каждому посылает ГОсподь столь многозначительные сны, что, очевидно, оказывает большую помощь при написании книг.

— Верно. Другие напряженно размышляют, роются в архивах, выстраивают логические связи; я же просто ожидаю озарения от ГОспода.

— Но разве воспоминания не зиждятся на фактах?

— Но чего стоят голые факты без оживляющих их аллегорий и сравнений? Только не путай их с бормотанием и лепетом, что можно найти в трудах некоторых наших современников, ибо исходит это не от БОга, а от простой неспособности связно изложить свои мысли.

— Могу предположить, что в вашей книге, предварительно озаглавленной Книга Нафана вы пишете и о нежной любви царя Давида к госпоже Вирсавии, об этом сладком и благословенном союзе двух родственных душ, который после многих злоключений подарил нам нынешнего обладателя трона.

— Я очень старался изложить эту историю во всех ее прекрасных подробностях.

— Может ли слуга ваш рассчитывать на то, что вы предоставите мне факты так, как вы их изложили, для Хроник царя Давида; разумеется, ваше имя будет должным образом упомянуто.

— У меня только один комплект глиняных гибли чек. Сам понимаешь, я не могу отдать их.

— В таком случае, может быть, я прочту их здесь?

— Когда слова ГОспода проходят через меня, я записываю их, используя знаки и сокращения, в которых ты не сможешь разобраться. Пожалуй, я сам почитаю тебе и отвечу на твои вопросы…

ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА, ПРОЧИТАННЫЕ АВТОРОМ. В СКОБКАХ ВОПРОСЫ ЭФАНА, СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТЫ НАФАНА

В тот вечер царь Давид пригласил меня и нескольких приближенных друзей, дабы обсудить государственные дела, причем в случае необходимости я должен был пророчествовать. Вопреки своим привычкам царь опоздал, он казался расстроенным, так что я посчитал себя обязанным спросить, не явилось ли ему, во время послеобеденного отдыха какое-либо сновидение, которое нужно истолковать.

Царь посмотрел на меня, как будто услышал голос из потустороннего мира, и сказал: «Сновидение? Нет, Нафан, то не был сон, а самая что ни на есть явь».

Первосвященник Авиафар, писец Сераия и все остальные засыпали Давида вопросами: не был ли это все-таки сон? На кого больше похоже — на ангела или на человека? И тому подобными, так что возник большой шум. Царь Давид, погладив бороду, объяснил, что наверняка принял бы это существо за ангела, если бы оно не совершало, омовения, как обыкновенная женщина, а увидел он эту женщину с крыши своего дома при свете заходящего солнца, после того как поднялся со своего ложа. Писец Сераия тут же заявил, что речь идет, вероятно, о Вирсавии, дочери Элиама и жены хеттянина Урии, который был начальником тысячи и сейчас воюет под началом Иоава, подвергнувшего осаде город Равву; недавно Вирсавия и ее муж заселились в один из домов западнее дворца. «Если царь желает, — добавил Сераия, — я схожу к этой женщине и передам ей, что она понравилась царю; а там уже все просто».

Не так уж и просто, заметил царь.

Но разве не принадлежат царю все дочери Израиля, удивился Сераия, включая, и тех, кто замужем за чужеземцем, вроде хеттянина Урии?

Принадлежат, отвечал царь, но за исключением жен солдат, что несут свою службу в армии. Этих трогать нельзя ни старейшинам родов, ни даже царю; иначе как они выступят в поход сражаться за ГОспода, если не будут уверены, что их дома и их жены надежно защищены?

Первосвященник Авиафар подтвердил: действительно, таков наказ ГОспода; необрезанные называют его «табу», и царь Давид чрезвычайно мудр и справедлив.

Тогда Давид стукнул кулаком по столу и вскричал: «Так что ж, пусть нутро мое сгорает от страсти, а я не смогу потушить этот огонь?»

Авиафар так перепугался, что поперхнулся от страха, закашлялся и ему пришлось оказывать помощь. Как только первосвященник снова смог дышать, он изрек: «Огонь, что горит в нутре царя, должен быть потушен, ибо благополучие избранника ГОспода есть наивысший закон. Более того, разве не сам Яхве ясно выразил свою волю, явив глазам царя, когда тот вышел на крышу, омовение женщины во время захода солнца?»

А писец Сераия заявил, что «табу» в этом случае силы иметь не может, ибо хеттянин Урия из-за связи царя с его женой Вирсавией ничего не потеряет, напротив, благодаря этой связи он станет знаменитым и богатым.

(Тут я подумал, что пора выразить автору свое восхищение, и сказал, что никогда еще не слышал столь волнующего и столь правдивого описания. Но неужели господин Нафан, который присутствовал при том разговоре, не выразил своего мнения по поводу «табу»?

Нафан промолвил со скромным видом:

— Я воздерживаюсь высказывать свое мнение, пока ГОсподь не вразумит меня в отношении моих слов.

Затем он продолжил чтение.)

И послал Давид гонцов, повелев привести Вирсавию. И когда она пришла к нему, он спал с нею, ибо была она очищена от нечистоты своей; и вернулась она затем к себе домой.

(Я снова перебил:

— От союза этой пары появился на свет мудрейший из царей Соломон, и поэтому не хотелось бы, чтобы читатель подумал, будто имело место лишь грубое совокупление. Неужели царь Давид хотя бы намеком не обмолвился о нежностях, о ласковых словах, которыми он и госпожа Вирсавия одаривали друг друга в первую ночь их любви?

— Царь Давид говорил мне однажды, что ни среди женщин, ни среди мужчин не встречал он никого более искусного в любви, чем Вирсавия, дочь Элиама. Что же касается слов, которые говорили они друг другу той ночью, то боюсь, что тебе самому придется спросить об этом царицу-мать.

— Близко ли мой господин знаком с ней? — осведомился я наилюбезнейшим тоном.

— Если бы рядом не было меня с моими советами, — Нафан сделал многозначительную паузу, — и Ванеи с его хелефеями и фелефеями, то сидеть бы сейчас ее сыну не между херувимами, а в темной, страшной темнице.