Цветущий бизнес - Людмила Милевская

— Значит ночует он здесь?

— Теперь я думаю, у него много таких домов. А правду я рассчитывала узнать, благодаря тебе, но ты уезжаешь. В этом городе мне не на кого положиться, все опасны, даже Сюрдик.

Я поблагодарила Власову за доверие, но она моей благодарности не приняла.

— Не в этом дело. Просто ты поможешь и уедешь в Москву со всеми ростовскими секретами, а местные подруги начнут мною пользоваться, — пояснила она.

Пришлось хвалить за трезвость мысли. Это было особенно удивительно после моего коктейля: я смешала коньяк, виски и ром.

“Значит рано приступать к неприличным вопросам о тайниках,” — подумала я, в этом смысле сильно рассчитывая на вторую порцию коктейля.

Власова от второй порции не отказалась и, наконец-то, начала возвращаться в состояние, так раздражавшее меня в клубе. Теперь же это состояние казалось мне уместным.

— Таник, — ответила она, на мой вопрос о тайнике. — Моэет и есь кой таник. Мо мадик насё спообен.

Вариантов было много, конечно, но я это перевела как “может и есть какой тайник, мой Мазик на все способен.”

Мелькнула шальная мысль: “А что если, пользуясь случаем, бросить пьяную Власову здесь и отправиться на поиски той двери?”

Так я и поступила. Наболтала новую порцию коктейля и, сунув его в руку Власовой, отправилась на второй этаж. Поскольку свет можно было включать смело, я не стеснялась и с комфортом разгуливала по дому, дивясь глупости Мазика. Ну зачем человеку столько кресел и диванов? Если только он не собирается открывать здесь мебельный магазин.

Должна сказать, что роскошь в доме была такая, что сажать за решетку можно уже за одну нее. Не может нормальный человек честным путем заработать такую роскошь. Впрочем, с нашими законами, зачастую может, но Ростов не Тюмень, и нефтью здесь пахнет только у бензоколонки.

Впрочем, я не об этом. Комнату с книжной полкой я узнала и остановилась, соображая как добраться до той двери, которая ведет туннель. Одну за другой я доставала книги и возвращала назад, стена не двигалась. Тогда я достала все книги сразу и тщательно обследовала стенки полки. Никаких кнопок там не было. Провела рукой по той части, где стояли два тома, которые я заталкивала в прошлый раз, и нащупала место, отличающееся от прочей поверхности. В этом месте полировка была податливой и казалась мягкой. Я собралась изо всех сил надавить туда пальцем и…

— Что ты здесь делаешь? — раздалось у меня за спиной.

От неожиданности я взвизгнула и отскочила. Как слабы стали мои нервы. Передо мной стояла вполне трезвая Власова и сверлила меня своими бесцветными глазами.

— Что ты здесь рыскаешь? — прогремела она.

— Хотела почитать что-нибудь, пока ты спишь, — залепетала я.

— Не ври, я не спала.

— Значит мне показалось.

— Ты бросила меня и пошла наверх. Зачем?

— В туалет, — поспешно ответила я, радуясь своей находчивости.

— Откуда ты знаешь, где здесь туалет?

— Понятия не имела, но подумала, что наверху.

Власова несколько успокоилась, невидящим взглядом посмотрела на вываленные на пол книги и громко икнула. Я тоже успокоилась, подумала, что она достаточно пьяна, а у страха глаза велики.

— Надо ехать, — сказала она. — Ты тут прибери, а я позвоню.

Я выглянула в коридор и удостоверилась, что она действительно ушла. Один вопрос мучил меня, и я хотела его прояснить, быстро нащупала интересующее меня место, нажала…

Полка медленно поехала от меня вместе со стеной и перед глазами выросла вторая стена, а в ней дверь. Только на этот раз я увидела выключатель. Открыв дверь, я включила свет и с удивлением обнаружила, что туннель и не туннель вовсе, а вполне короткий коридор, заканчивающийся еще одной дверью. Что за ней я знала, поэтому не стала даром терять время, а выключила свет, но дверь в тайник оставила открытой и застыла в ожидании, прислушиваясь нет ли шагов приближающейся Власовой.

Слава богу, Власова не вернулась, зато несколько минут спустя стена с полкой медленно поползла на свое место, закрыв распахнутую дверь тайника. Мне стало ясно, что при выключенном свете тайник закрывается автоматически. Из этого следует, что мое первое посещение осталось незамеченным, если, конечно, не подняли шум работники, пришедшие в подвал. Что-то подсказывало мне, что они шум не подняли. Вряд ли те тетки догадались каким путем я проникла в подвал. Ведь там столько дверей.

Успокоившись, я вернула книги на место и отправилась к Власовой.

— Софи, так мы еем или не еем? — радуя мое сердце, поинтересовалась она.

— Едем-едем, — успокоила я ее.

Не буду рассказывать каких трудов стоило мне дотащить ее до машины. Еще больших трудов стоило мне ее оттуда вытащить. Путешествие же до дверей ее квартиры напомнило мне странствие Одиссея. Я думала, мы никогда не туда не дойдем. Вместе с Власовой я полежала на каждой ступени, потерлась о все стены, но все же героически дотащила ее до квартиры и заботливо уложила на диван.

“Учитывая ее состояние, сегодня разговора не получится, да я и не совсем готова к нему. Вот провожу Иванову, кое-что выясню и прижму Власову к стенке,” — думала я, возвращаясь на дачу.

Но все вышло не так.

Глава 20

На даче столовая — место встреч — снова была пуста. Все нахоронились досыта и разошлись по своим комнатам. Я не стала тревожить Иванову, и тоже залегла спать.

Утром проснулась от ее баса.

— Вставай, Софья, — будила она меня, протягивая традиционную чашку кофе. — Проводишь меня на вокзал и… — Она смущенно запнулась. — В общем надо заехать еще в одно место.

Я сразу поняла, что речь идет о Моргуне и поспешно кивнула.

— Заедем, куда скажешь.

Иванова с благодарностью взглянула на меня и присела рядом. Пока я пила кофе, она, чтобы не чувствовать себя бесполезной, достала нитку с иголкой из своего воротника и пришила к моей блузке пуговицу. Меня всегда удивляла ее какая-то армейская привычка иметь при себе иголку с разными нитками.

— Иванова, — умиляясь, сказала я, — родись я барским ребенком, лучшего дядьки мне не найти.

— Ты глупа, мать, — откусывая нитку, ответила она. — Дядьками называли мужчин, а женщин звали няньками или мамками. Мне больше подходит — мамка.

— Тебе больше подходит варвар, — закричала я, заметив, что с ниткой она откусила кусок моей блузки. — Нет, ну кто тебя просил? Лежала себе вещь и лежала. Дорогая, между прочим. Так надо взять ее и испортить! Представляю, что творится с больными, после того, как ты их зашьешь. Если говорить о блузке, то теперь ее лучше выбросить.

Иванова распахнула глаза.

— Ты серьезно собираешься выбросить эту симпатичную кофточку? — тоном бескрайнего удивления поинтересовалась она.

— А что, прикажешь ее носить? Чтобы все принимали меня за нищенку?

— Подари ее мне.

— Дарю. Приедем в Москву, возьми свою иголку и шей в моем гардеробе все подряд, а то мне уже шмотки некуда девать. Пора покупать третий шкаф.

— Так ты едешь со мной! — обрадовалась Иванова. — Как хорошо, что я не сдала твой билет.

— Глупо поступила. Я остаюсь, но не навечно.

— Тогда поспеши; у нас дела.

В столовой Катерина варила яйца.

— Зачем? — возмутилась Иванова, быстро смекнув кому они предназначаются.

— Вы же решили поездом, а там долго кушать придется, — пояснила Катерина.

Иногда она умеет так выразить мысль, что хоть бери и записывай.

— Обойдусь копченой колбасой и сыром, — отрезала Иванова.

— Вон, они в холодильнике лежат.

— Ну Катерина, с тобой отъезжать одно удовольствие, — похвалила я в надежде на ее дальнейшую щедрость.

— От похорон остались, — пояснила Катерина, и я сразу поняла, что надежды могут не сбыться.

— Хорош болтать, садитесь жрать, — приказала Иванова и бросилась метать куски пищи в рот и глотать их не разжевывая.

Я пробовала есть в этом темпе, но сразу признаюсь: не смогла. Поэтому уехала в город голодной. Пока Иванова, как крокодил, дремала, переваривая целые куски, я мучилась воспоминаниями о бутерброде, который мне не дали доесть.

На въезде в город Иванова проснулась и, паникуя, спросила:

— Куда?!

— К Моргуну, — как о само собой разумеющемся сказала я.

Иванова успокоилась и принялась задумчиво глазеть в окно. По опыту я знала, что в такие минуты ее лучше не трогать. Это было обидно, потому что мне и на фиг не нужен ее Моргун, но я же туда еду. Значит и она должна поговорить со мной о наболевшем. Тем более, что я со вчерашнего дня этого жду.

Иванова же глазела в окно и готовила прощальную речь, с которой она собиралась обратиться к своему ненаглядному Моргуну. Наконец она очнулась и сказала:

— Приедем, поднимешься и все как тогда.

— Когда “тогда”? — спросила я, отказываясь верить, что она посылает меня к Зинке.

— Когда была жива Вера.

— Не пойду я туда!

— А кто мне вызовет Фиму?