И пусть их будет много - Ева Наду

Атенаис, впрочем, не готова была отступить. Она коснулась его руки, прошлась пальчиком по его кисти:

— Говорят, ваши апартаменты гораздо более приспособлены для выращивания цветов. Ведь солнце почти не покидает ваших комнат. А что еще нужно для простого цветочного счастья? Только тепло и свет. — Она смотрела на него долгим взглядом. В синих глазах ее полыхал огонь. — Я давно хотела спросить вас… Как вы относитесь к лилиям, любезный граф?

Он ответил легко, даже беззаботно:

— Я, признаюсь, маркиза, не лучший цветовод в этом райском саду. Но даже я знаю, что ни один цветок не станет радовать своим великолепным цветением окружающих, если не создать подходящих ему условий. Поэтому я с охотой уступлю вам лучшую из своих комнат, в ответ рассчитывая, впрочем, на ваше вечное благорасположение.

Он улыбнулся широко:

— На меньшее, дорогая маркиза, я не согласен.

Мориньер церемонно приложился к ее руке, как если бы она была принцессой. Выпрямился.

— Я пришлю к вам человека сообщить, когда все будет готово для вашего переезда.

"Уступит комнату…"

Это было не совсем то, чего желала Атенаис. Однако сегодня она и этим была довольна. Она усмехнулась, представив, какой фурор произведет этот ее переезд во дворце. Так и случилось.

Двор забурлил, зашуршал записками, зашептал.

Говорили: "Вот, наконец, и стало понятно, кем в последние годы было занято сердце этого неприступного мужчины!"

Дамы пожимали плечами: "Выбор господина Мориньера мог бы быть и лучше!"

Мария-Терезия сочла такое перемещение своей придворной дамы неприличным и выразила Атенаис крайнее недовольство. Атенаис, решившая, что в данном случае правильнее всего хранить таинственное молчание, на упреки королевы отвечала потупленным взором.

Маркиз де Монтеспан примчался к Мориньеру, чтобы высказать тому претензии. Что ответил ревнивцу Мориньер — так никто и не узнал. Маркиз, побродив по Лувру несколько дней с видом важным и многозначительным, вскоре, по причинам также оставшимся необнародованными, вернулся в свое поместье.

В конце концов, не выдержал и король. Спросил однажды, будто невзначай:

— Дорогой друг, вы разлюбили светлые комнаты и большие пространства? С чем связано такое ваше самоущемление в правах и привилегиях?

Мориньер улыбнулся:

— Госпожа маркиза пожаловалась мне на то, что ей негде держать своих любимых козочек.

— Своих — кого? — Людовик решил, что ослышался.

— Ваше величество не знает? Две чудесные белые козочки с красными бантами на высоких шеях. Маркиза души в них не чает.

— Козы — в Лувре? — король смеялся. — Это невероятно.

— Да, ваше величество, удивительно, — кивнул Мориньер. — Так вот, узнав об этой вполне безобидной, но не слишком удобной для жизни страсти маркизы, я посчитал, что нехорошо придворной даме жить в одном помещении с животными — даже такими прекрасными, какими являются любимицы госпожи Монтеспан. А я… я — солдат, сир. Чтобы быть счастливым, мне достаточно служить вашему величеству, чтобы иметь возможность делать это безупречно — мне достаточно нескольких часов в сутки на сон. А для последнего — что еще нужно, кроме удобной кровати?

Людовик улыбнулся.

— Вы не преуменьшаете своих потребностей, граф?

— Если только самую малость, сир.

Говоря о своей непритязательности, Мориньер был почти искренен. Почти.

Передав одну из комнат прелестной Монтеспан, он не испытал практически никаких неудобств. Ведь в его распоряжении оставались три довольно большие, светлые комнаты, в которых с полным комфортом помещались и сам он, и все его слуги. К тому же Мориньер вообще предпочитал проводить ночи вне стен Лувра. Его служба вполне позволяла ему это. В случае крайней необходимости, если вдруг король обнаруживал желание видеть своего верного слугу, сообщение об этом в любое время дня и ночи достигало Мориньера в течение получаса.

Комната, в которую переехал Мориньер, была чуть меньше той, что он уступил Атенаис. Но в ней было все, что может быть нужно мужчине, желающему отдохнуть после долгого дня службы: камин, пара кресел, стол и большая, широкая кровать.

Атенаис, которая полагала, что с переездом получит больше возможности общаться с графом де Мориньер, в известной степени была разочарована. Доступа в комнаты графа она не получила. А самого его видела теперь ничуть не чаще, чем прежде. Правда, с этих пор она не могла жаловаться на недостаток тепла или отсутствие света. И того, и другого в ее новой "каморке" было в достатке.

К тому же своим неожиданным переселением Атенаис так взбудоражила двор, что было понятно: забвение ей в ближайшее время не грозит. Разумеется, это ее только радовало.

Атенаис де Монтеспан была красива и умна, она умела нравиться и ходила к причастию так часто, что представлялась набожной Марии-Терезии весьма добродетельной особой. История с Мориньером несколько пошатнула эту уверенность королевы, что, впрочем, уже не особенно волновало саму маркизу.

Однако, что, определенно, не входило в список добродетелей Франсуазы-Атенаис, маркизы де Монтеспан — это терпение.

В один из вечеров она решила, что ждала достаточно. Убежденность эту подпитывало несколько бокалов вина, выпитых за ужином.

"Ладно, — подумала она с бесшабашностью человека, которому нечего терять, — раз уж его величество так увлечен своей занудой-Лавальер и добыть его теперь — невозможно, отчего должна я засыпать в своей комнате одна? Тем более, если рядом, совсем рядом, — руку протяни, — есть он, великолепный, сильный, опасный. Он так бы мне подошел".

Она вошла в комнату, когда Мориньер уже готовился отойти ко сну. Он дописывал последнее письмо.

Атенаис распахнула двери, сделала несколько шагов вглубь комнаты и остановилась потрясенная.

Она впервые видела Мориньера таким. Не вполне одетый, в белоснежной рубашке с расстегнутым воротом, свободный и расслабленный, он был невозможно, бессовестно красив.

Камзол его висел на спинке стула, черная шляпа с красным пером лежала на краю стола.

Мориньер оторвал взгляд от наполовину исписанного листа, посмотрел на нее с легким удивлением.

Следом за маркизой в комнату заскочил слуга, сделал круглые глаза, развел за спиной незваной гостьи руками. Мориньер знаком приказал слуге подойти. Тот, обогнув красавицу, застрявшую у порога, подошел, встал у стола, дожидаясь, пока господин допишет, сложит и запечатает письмо.

— Возьми это, — спокойно сказал Мориньер, наконец, поднимаясь и протягивая письмо. — Передай теперь же господину де Лапорту. Он ждет.