Фантастические тетради - Ирина Ванка

— Надо погасить трансляцию, — крикнул он, но Эссима, отказавшись от внешней защиты, был глух к его радиоакустике. Из верхнего пласта тумана уже проклюнулся киль следующего транслянта. Зенон тронул альбианина за плечо. — Ты не собираешься избавиться от шлейфа?

— Он мне не мешает, — ответил альбианин, упираясь в тугое колесо.

— Помочь?

— Справлюсь.

— Уж постарайся. Ты отрезал мне связь с базой. — В доказательство Зенон продемонстрировал безжизненные приборы на манжетах.

— Связь в порядке, — успокоил его Эссима, — только боюсь, что в этой временной дуге базы еще не было в проекте. — Он с новой силой налег на рукоятку колеса.

— Что ты хочешь сделать, в конце концов?

— Вытащить парус.

— Зачем? Мы и так еле падаем.

— Ну, даешь! — удивился альбианин. — Ты прямо как Кальтиат. Проблема не в том, чтобы упасть быстро, а в том, чтобы попасть в цель. Корабль с парусом, милый аритаборец, в отличие от корабля без паруса, сам знает, куда ему плыть.

— Ты хочешь встать на траекторию, по которой это судно ходило в анголейскую эру?

— Вот именно, — обрадовался альбианин, — но, похоже, механика заржавела.

— Пусти-ка… — Зенон взялся за гладкий рычаг, уперся подошвами в тумбу, на которой крепилось тяговое устройство, и применил физические резервы организма к одному решительному нажиму. Рычаг хрустнул и остался в руках экса. — Похоже, ничего не получится…

Эссима сбежал вниз, свесился за борт палубы и, счастливый, вернулся на мостик.

— Получится, — сказал он и полез в механический отсек. А Зенон, спустившись взглянуть на караван, увидел у границы нижнего тумана распущенные белые шары, заслоняющие собой корпуса фрегатов.

«Что ж это за «временная дуга»?» — подумал он и еще раз поглядел на приборы. Его затея медленно и с чувством проваливалась ко всем чертям. Еще немного — и к тем же чертям она будет лететь под белым парусом, любуясь видами поздней альбианской фактуры. А еще немного погодя он вернется на Копру и объяснит самому себе, каким образом разумный и грамотный специалист по манустральным контактам, находясь в здравом рассудке и непоколебимом намерении, смог два раза подряд купиться на один и тот же дешевый фокус со стороны своего подопытного объекта.

Палуба качнулась. Зенон удержал равновесие, но потерял мысль. А с ней и мрачные предчувствия о будущем науки манустральной агравиталистики. Огонь зашумел в соплах, над кораблем раздувалось бесформенное тело скомканной парусины.

— Это то, что ты хотел? — услышал он над собой голос счастливого альбианина. — Начало аномалий…

— Да, — ответил экс.

— Именно это ты имел в виду…

— Да, именно это.

Эссима слез с мостика и недоверчиво приблизился к эксу.

— Именно начало провала… — он нашел глаза собеседника под маской и с точностью уловил взгляд, демонстрируя сверхъестественное свойство ясновиденья сути явлений сквозь непроницаемые формы вещей. — Неужели это так просто, — спросил он, — все забыть…

— Элементарно просто, — невозмутимо ответил экс.

Белый шар заслонил верхний обзор, а с ним и длинную вереницу манустральных транслянтов. Нижние двойники были видны лучше, но Зенон предпочитал не злоупотреблять зрелищами такого порядка. Из личного опыта созерцания агравитационных парадоксов он не извлек ничего ценного. Разве что ощущение собственной бессмысленности в самодостаточной природе Естества. Он предпочитал любоваться Эссимой, который проворно лазал по лестницам, расправляя канаты, замерял температуру паруса и уровень топлива в резервуарах судна, манипулируя древней механикой, как настоящий мореход. Зенон даже позволил себе блеснуть эрудицией и предположить, что его капитан имеет ярко выраженные признаки самутийской породы.

— Вот тебе раз, — удивился Эссима.

— Кажется, самутийцы знали толк в судовождении.

— Ах, вон оно что…

— Видно, что не салага…

— Кто?

— Что ты, говорю, не вчера за это дело взялся.

— Верно, — согласился Эссима, — сегодня. Надеюсь, в последний раз. Знаешь, по сравнению с навигацией Ареала эта процедура кажется скучной, — и, утерев чумазую физиономию грязным рукавом, пошел дальше соскребать ржавчину со слипшихся шестеренок.

После очередного профессионального прокола Зенон зарекся с данным конкретным аборигеном без острой необходимости более в контакт не вступать. У него, как у опытного фактуролога, совершенно выпало из головы, что манустрльный двойник может не помнить предыдущего опыта. Ему, как чрезвычайно грамотному агравиталисту, не показалось естественным, что продукт манустральной природы обладает интуитивно-рефлекторным способом восприятия, иногда превосходящим аналогичный нажитой опыт качественным разнообразием. Чтобы отвлечься от позора, он уставился вниз и сконцентрировался на том, что скрывалось в недрах нового туманного пояса планеты. Надеясь там, в жизнепригодном пространстве термосферы, обнаружить объект, более пригодный для контакта.

Чем ближе к грунту, тем плотнее прижимались друг к другу слои облаков, тем небрежнее экс относился к необходимости замирать, погружаясь в туман. Его природный «высотомер» подсказывал, что Альба не может иметь такую высокую атмосферную оболочку, а значит, трансляционный эффект агравитации потихоньку делает свою черную работу. Его аналитический рассудок допускал, что это погружение может происходить бесконечно. В конце концов, его гораздо больше мучило непонимание того, каким образом экспедиция вывалилась из-под контроля базы. Он должен был это понять. В противном случае все последующее времяпровождение на борту фрегата имеет смысл не более чем зрелищная экскурсия.

В раздумьях он не заметил исчезновения транслянта. Под килем уже не маячила ватная масса. Это был настоящий океан. Гладкий и безветренный, без островка и камня. Зенон не поверил глазам и правильно сделал. Чем ниже опускался фрегат, тем больше темные воды океана напоминали верхушки древесных крон. Поверхность уже не сияла матовым блеском, а напоминала войлок, приятный на ощупь. Это неожиданное телесное ощущение настигло экса даже под слоем защиты, но экс не поверил ему и снова оказался прав. Тяжелый корабль, достигнув изменчивой поверхности планеты, стал оседать на дно, поднимая над бортами стены неподвижной водяной скважины. Парус накрыл сопла горелок и запутался канатной оплеткой в механике верхней палубы. Эссима успел погасить огонь, но хруст и скрежет сжатого корпуса носили воистину вселенский масштаб, словно корабль готовился сломаться пополам, изрыгая из себя струи горячего воздуха. Эти струи нарушали глянцевую поверхность водяных стен, и пространство, пробитое падающим фрегатом, словно завернулось спиралью до верхушки небес.