Киндрэт (Тетралогия) - Наталья Турчанинова

Рогнеда тяжело вздохнула и развязала тесемки мешочка, висевшего на груди.

Женщина вытащила из мешочка горсть трав и швырнула в морду зверю за мгновение до того, как он бросился на нее. Волк взвыл, отскочил в сторону, мотая головой и захлебываясь от свирепого рычания, снова попытался прыгнуть на Рогнеду, но рухнул на пол, уже не в силах справиться с ее магией. Звериное тело менялось. Медленно и болезненно. Превращение, происходящее с ней самой и ее братьями за несколько мгновений, здесь растянулось на долгие минуты, сопровождаясь хрустом суставов, хрипом и стонами.

Рогнеда стояла, безучастно глядя, как у ее ног корчится оборотень, превращающийся в человека.

— В прошлый раз тебе было легче.

Все еще стоя на четвереньках, он поднял голову, взглянул на нее сквозь спутанные космы светло-серых волос. Оскалился и заставил себя подняться.

Он был на голову выше Рогнеды. Поджарый, мускулистый. Под грязной рубахой, распахнутой на груди, виднелись белые следы шрамов. Лицо, которое когда-то казалось ей красивым, стало еще грубее, жестче утрачивало мягкость человеческих черт. Светло-голубые глаза — точная копия глаз брата. Да и сам он — отражение Иована, только моложе на десять лет. Человеческих лет.

— Здравствуй, Велед, — сказала женщина тихо.

Оборотень тяжело сел на лавку, разминая шею.

— Не думал… что ты придешь… снова. — Слова давались ему с трудом, а голос звучал пока слегка невнятно. — Думал, уже надоело.

Клан Вриколакос состоял из нескольких вожаков, переростков, умеющих контролировать волчье обличье, и пары щенков, только учившихся это делать.

А еще были те, кто жил отдельно в лесной глуши. Дикие, опасные, мудрые собственной звериной мудростью.

Когда-то давно семья вриколакосов разделилась. Большинство считали, что должны жить как можно дальше от людей и других кланов. Не подчиняться правилам большого мира, такого враждебного и непонятного. Следовать законам, оставленным предками — первыми потомками Основателя. Убивать чужаков, ступивших на закрытую лесную территорию. Только так, считали они, возможно сохранить себя, свою уникальную природу. Добиться независимости и уважения.

И лишь Иован понимал, чем закончится гордое одиночество оборотней.

Тонкая ниточка, связывающая волка и человека в их душе, оборвется. Простые потребности, простые мысли, простые законы. Свобода. Нет невыполнимых желаний и неосуществимых целей. Не к чему стремиться. Не над чем размышлять, не с кем беседовать. И ни к чему быть людьми, связанными моралью и совестью.

Иован не хотел простой жизни по закону «подчиняйся сильному и трави слабого». Не желал убивать в себе человека. И ушел для того, чтобы создать новый клан. Гордо носящих волчью шкуру, а не живущих в ней. Он заставлял детей, принимающих звериное обличье, не терять разум. Учил их быть хладнокровными, выдержанными и уважающими друг друга. И не считал унизительным общаться с другими кланами.

В лесу хватило места для всех. Вриколакос жили по своим правилам. А те, другие, по своим. Не мешая, но и не помогая.

Выкодлаки были дикими. Свобода превращала их в жестоких кровожадных существ, почти потерявших способность принимать человеческий образ. Не люди, не волки. Но этот путь они избрали сознательно.

Велед зевнул, потянулся, хрустнув суставами. Насмешливо посмотрел на задумавшуюся Рогнеду.

— Как Иован не боится отпускать тебя ко мне?

Глава клана знал, куда она уходит раз в год, зимой. Ничего не говорил, молча принимая ее выбор.

— Это ты приказал срубить сосны вокруг берлог?

— Да. — Оборотень развалился на лавке, глядя на нее со злобной усмешкой.

Рогнеда усмирила гнев, начавший пробуждаться в душе, и сказала спокойно:

— Эти деревья распространяют светлую силу, спокойствие. Они помогают тебе…

— В чем?! — рявкнул он, впиваясь в крошащееся дерево скамьи черными ногтями, похожими на когти. — Быть человеком? А если я не хочу?! Если мне… нам всем нравится быть такими.

Рогнеда безразлично пожала плечами, еще раз осмотрела темное логово:

— Да, человек не стал бы жить в такой грязи. И волк тоже. Ты слишком ленив, чтобы бороться за свой разум.

Он вскочил с плавностью хищного зверя и заворчал, свирепо глядя на нее исподлобья:

— Лучше бы тебе помолчать, женщина, пока я не разорвал твое красивое белое горло.

Рогнеда невесело улыбнулась в ответ на эту угрозу. Велед, не чувствуя ее страха, успокоился. Внимательно посмотрел на нее:

— Зачем ты приходишь?

— Не могу оставить родича.

Когда-то ей казалось, что она любит брата Иована, потом — что жалеет. И наконец все прошло, остался один долг.

Оборотень улыбнулся, и на его лице появилось задумчивое выражение.

— Женщина и волчица по сути своей очень похожи. И та и другая — отважны, преданны и заботливы.

Рогнеда почувствовала, как ее сердце сжалось на мгновение.

— Если ты так беспокоишься о моей участи, можешь остаться сама. В каждой женщине живет волчица. — Оборотень протянул руку и коснулся гривы ее волос. — Но цивилизация надела на тебя намордник и поводок. Ты заперта в человеческом теле, словно в конуре, и не можешь подать голоса. Ты думаешь, что можешь превращаться в волка, и поэтому свободна?

Рогнеда тряхнула головой, сбрасывая его руку. На нее давно не действовали его слова искушения и не волновали прикосновения. Она осталась равнодушна.

— Я знаю, почему вы не пускаете к нам молодняк, — продолжил оборотень, начиная раздражаться из-за ее безразличия. — Боитесь, что они предпочтут вольную жизнь с нами вашим нудным нравоучениям. Вы держите их в клетках.

— Мы по-разному понимаем волю. — Женщина повела плечами, чувствуя, что грязная, затхлая берлога начинает угнетать ее. Давить. Хотелось быстрее вырваться в лес, на свежий снег. — Здесь все сгнило. Как эти шкуры. Ты снял их со своих братьев?

— С тех, кто не подчинялся мне, — проворчал Велед и пояснил с оттенком гордости: — Это законы стаи.

— Да, ты живешь в стае. А я — в семье. — Осторожно переступая по грязному полу, Рогнеда подошла ближе к выходу.

— Зачем ты пришла? — повторил он, проницательно глядя на нее. — Тебе ведь что-то от меня нужно?

— Основоположник вернулся, — ответила она просто.

Велед запустил пальцы в серые волосы, сел на скамью, усмехнулся, посмотрел по сторонам, словно впервые видя свою берлогу. И она, точно повинуясь его взгляду, стала меняться. Расширились стены, превращаясь из закопченных досок в светлые, золотистые бревна, ушел вверх потолок, пропуская в дом прохладный, чистый воздух. На полу появились зеленые еловые лапы, пахнущие свежо и морозно. Развернулась широкая лестница, ведущая на нижний этаж. Оттуда повеяло душистым теплом и послышалось потрескивание печи. На белые лавки легли пушистые шкуры северных оленей.