Шепот под землей - Бен Ааронович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказав так, он бросился наверх за сумкой. Но, как ни торопился покинуть Безумство, на обратном пути все же тормознулся пожать мне руку.
– Рад был познакомиться с тобой, – сказал он, – но без обид: искренне надеюсь, что больше мы не встретимся. Передавай привет Лесли.
Он разжал ладонь и выскочил через главный выход. А я пересчитал пальцы и проверил карманы, чисто на всякий случай.
Потом пошел сказать Лесли, что труба зовет.
11. Брикстон
СМИ реагируют на погодные катаклизмы так же схематично и предсказуемо, как человек на большое горе, то есть поэтапно. Сначала идет отрицание: «Нет, ну не могло выпасть столько снега!» Затем гнев: «Да что ж такое, почему я не могу сесть за руль и с какой стати не ходят поезда?» Потом обвинение: «Что себе думают коммунальщики, отчего дороги никто не чистит, где снегоуборочная техника и почему в Канаде умеют решать такие проблемы, а у нас нет?» Этот последний этап – самый долгий, и в конце переходит в недовольное ворчание, которое уже идет фоном. Время от времени недовольство выплескивается в «Дейли мейл» в виде заголовков типа «Иммигранты съели мой снегоочиститель». Это продолжается до тех пор, пока погода не придет в норму. К счастью, на этот раз тема снегопада муссировалась недолго: власти отвлекли внимание прессы, выявив источник распространения кишечной палочки – им оказалась палатка на рынке Уолтемстоу.
Плюсовая температура и отсутствие свежего снега превратили дороги в реки бурой слякоти. Я вроде даже приноровился вести по ним машину, стараясь ехать как можно медленнее и при этом держать максимальную дистанцию в потоке. Пробок не было, и я мог спокойно пересечь мост Воксхолл, но для верности решил-таки ехать через Овал и по Брикстон-роуд. Не въезжая в сам Брикстон, мы повернули на Вилла-роуд, которая огибает с севера Макс Роуч Парк. В парке еще белел снег и кое-где возвышались бесформенные сугробы – останки снеговиков. Мы остановились на обочине, и Лесли указала на особняк дальше по улице.
– Нам туда, – сказала она.
Особняк с цокольным этажом и квадратными эркерными окнами принадлежал к концу Викторианской эпохи. Небольшая и узкая парадная дверь обеспечивала, видимо, иллюзию красивой городской жизни новому поколению низов среднего класса. То есть тем, чьи дети или внуки все равно переберутся на окраины.
На куске картона, покоробившемся от сырости, была нарисована стрелка. Она указывала на лестницу вниз, на цокольный этаж. Очевидно, этим входом пользовались поставщики. Эркерные окна были зашторены. Мы остановились и прислушались, но изнутри не донеслось ни звука.
Я позвонил в дверь.
Почти минуту мы ждали, отступив на пару шагов, чтобы талая вода с козырька не капала на головы. Потом дверь открылась. На пороге стояла белая девица с ярко накрашенными губами и в мешковатых штанах на подтяжках.
– Вам чего?
– Мы пришли скосить траву, – назвал я пароль.
– Окей. Входить нельзя с мотошлемами, мечами, копьями, под обольщающими чарами. И в масках, – добавила она, показывая на Лесли, – тоже нельзя. Извините.
– Подождешь в машине? – спросил я.
Лесли покачала головой и расстегнула маску.
– Готова спорить, ты рада от нее избавиться, – сказала девушка и повела нас внутрь.
Квартира оказалась грязная и обшарпанная, в цокольных этажах часто такие бывают. Кухонная техника была современная, а мебель сплошь из «Хабитат», но низкий потолок и тусклый свет все равно создавали впечатление нищеты и убожества.
Проходя мимо гостиной, я заглянул туда и увидел, что вся мебель аккуратно сдвинута к дальней стене. Толстые электрокабели выползали из комнат, змеились по коридору. В целях безопасности они крепились к полу изолентой и пластиковыми зажимами.
Чем ближе мы подходили к черному ходу, тем теплее становилось. К тому моменту, когда девица протянула руку за нашей верхней одеждой, мы успели выпутаться из курток и с готовностью сунули ей. Она унесла их в гостевую спальню, где стояло множество стеллажей с вешалками. И даже выдала нам использованные лотерейные билеты в качестве номерков.
– Вам надо выйти через кухню, – сказала она.
Мы двинулись в указанном направлении, открыли заднюю дверь и вдруг чудесным образом оказались посреди яркого осеннего дня. Весь сад за домом, вдоль и поперек, занимал каркас из деревянных перекладин. Он громоздился, словно строительные леса, до самой крыши. Его дощатый пол был поднят на полметра над землей. Деревянные лестницы вели оттуда на «балконы», собранные из досок и реек. Вся конструкция располагалась вокруг большого дерева и снаружи была обтянута пологом из белого полиэтилена. Сверху лился мягкий солнечный свет, исходящий, как я позже узнал, от большого прожектора. Стало ясно, зачем нужны кабели.
Меж деревянных столбов каркаса тянулись ряды столиков на козлах, образуя по обеим сторонам сада импровизированные прилавки. Я подошел к ближайшему справа. Там продавались книги, в основном антикварные: библиографические редкости в твердых переплетах. Завернутые в прозрачную кальку, они лежали на горизонтальном деревянном стеллаже лицевыми сторонами вверх. Я взял посмотреть копию трактата «О вере и неверии в силы природные, людские и божественные» Мерика Касабона[28], напечатанный в восемнадцатом веке. Она очень напоминала экземпляр, хранящийся у нас в библиотеке. По соседству обнаружилось еще кое-что знакомое – «Exotica» Эразма Вольфе, труд однозначно радикального толка, стянутый, судя по штампу, из Бодлианской библиотеки. Я полистал страницы, нашел и запомнил секретный код, чтобы сообщить профессору Постмартину. Положил книгу на место, поднял взгляд и улыбнулся торговцу. Это был молодой человек с огненно-рыжими волосами, прозрачными голубыми глазами и в твидовом костюме раза в два старше него самого. Он нервно отвел взгляд, когда я спросил, есть ли в наличии «Principia».
– Извините, – вежливо ответил он, – я сам никогда и не видел этой книги, только слышал о ней.
Я сказал: «Что ж, очень жаль» и отошел от лотка. Торговец врал, и еще он просек, что мы копы.
– Найтингейл был прав, – заметила Лесли, – это действительно назарет.
Даже сейчас, в эпоху «Ибей» и анонимных интернет-продаж с надежной системой защиты, безопаснее всего покупать и продавать краденое из рук в руки. Встречаетесь с тем, кого впервые видите, суете ему пачку наличных – и готово, вашу сделку никто и никогда не отследит. Вы его не знаете, он вас не знает, и дело за малым: найти место для встречи. Всякой торговле нужна площадка, и в Лондоне места, где торгуют краденым, с восемнадцатого века зовутся назаретами. Нелегальные товары, предлагаемые там, питают теневую экономику: попадаются на уличных базарах, в комиссионках, случайно оказываются в кармане у незнакомца
